Рок небес
Шрифт:
– Клемонс предлагает мне полететь на Марс.
– Что?
– Он сказал, что у программы проблемы с финансированием?.. – Я словно отделилась от своего тела и теперь смотрела на себя со стороны, находясь в конце длинного тоннеля: – Николь еще на Луне тоже что-то такое упоминала.
– Да… – Натаниэль выдвинул потрепанный стул от «Эймс» и махнул мне рукой, чтобы я тоже села за стол: – Президент Денли… Он не делал никаких публичных заявлений, но, если верить Клемонсу, он и впрямь думает о том, чтобы заморозить космическую программу, несмотря
Я опустилась в кожаное кресло, которое скрипнуло под моим весом.
– Но ведь… Клемонс сказал, что хочет, чтобы я стала «лицом» МАК и повлияла на общественное мнение, – я уставилась на свои ладони: пальцы от волнения были плотно стиснуты: – Он даже сказал, что зря не допускал до программы женщин, а я была права в том, что женщины нужны, чтобы доказать, что в космосе безопасно.
Натаниэль присвистнул.
– Не знал, что все прямо так плохо.
– Вот и я о том же подумала.
Он наклонился и открыл ящик стола. Внутри был орел, которого я начала делать из перфокарт после своего предыдущего возвращения на Землю. Он наклонился, чтобы вызволить поделку, так что я не видела его лица, когда он спросил:
– Ты хочешь полететь?
– Я не знаю. – На краю стола стоял вентилятор. Он крутился туда-сюда, пытаясь охладить комнату. – То есть… Это же Марс. Но и полет будет длиться целых три года.
– Минимум. – Он поставил передо мной в ряд орла, мои крошечные медные ножницы для шитья и банку с клейстером. – Если бы речь шла о трех месяцах, ты бы полетела?
– Да. Ясное дело.
Он поднял глаза на меня.
– А если бы меня не было в этом уравнении? Но речь шла все равно о трех годах?
Я медленно вдохнула и так же медленно выпустила воздух.
– Да. Наверное. Не знаю. Я бы пропустила выпуск Томми. И столетний юбилей тетушки Эстер. – Надо было что-то срочно сделать с руками, пока я не сломала себе пальцы. Без сомнения, Натаниэль именно поэтому достал орла из ящика. Я потянулась в корзину для бумажного мусора за использованной перфокартой. Когда я ее достала, она немного тряслась в моей руке: – Просто… Клемонс хочет, чтобы я была на виду.
– Это значит, будет много пресс-конференций.
Он поморщился. Натаниэль прекрасно знал все мои… заскоки.
– Точно. А еще мне придется догонять остальных членов команды. Они готовятся уже четырнадцать месяцев. – Я в ужас приходила от одной только мысли об этом, но внутри меня уже разгоралась та самая жажда, благодаря которой я вообще оказалась в космической программе. Она скакала у меня внутри и хватала меня за сердце подобно пятилетке, которая упрашивает маму пойти в цирк. Я могла полететь туда, узнать, каково это, оказаться под другим небом и… – А ты бы полетел?
– Да. Если бы я мог всем этим заниматься… – Он обвел рукой свой стол, на котором в беспорядке громоздились кипы бумаг – олицетворение его занятого новым проектом разума. В углу стояла модель одного из кораблей, предназначавшихся для второй экспедиции на Марс: – …из космоса.
– Это же не постоянный переезд.
– А я хочу подождать, пока не возникнет необходимость в постоянном… – Он снова выпрямился в своем кресле, внимательно глядя на меня своими проницательными голубыми глазами: – В этом мы с тобой отличаемся. Полет туда и обратно для меня означал бы, что я три года не смогу заниматься любимым делом. А для тебя это значит три года, полностью посвященных именно тому, что ты так любишь.
– И три года вдали от тебя.
– Если бы меня не было в уравнении… ты бы точно полетела.
– Ты не та переменная, которую можно так просто исключить. – Я прикрепила к фигурке орла еще одну перфокарту. Через крошечные отверстия, подмигивая, проникал свет. Если бы и со словами все было так просто. Должен же быть способ не ходить кругами вокруг одной и той же проблемы. – На Луне мне и то было сложно, а это всего три месяца. К тому же там у нас была возможность изредка болтать и отправлять друг другу письма.
Он махнул рукой, словно эта проблема его не заботила.
– В программе предусмотрен телетайп для супругов и специально разработанный канал радиосвязи. Понятно, что задержка будет больше, но мы все равно сможем разговаривать. Слушай… Ты ведь думала о том, чтобы уволиться. Напомни-ка, почему.
Я вздохнула. Но ведь именно поэтому я к нему пришла. Ну, конечно, еще потому, что Натаниэль – мой муж, а решение, которое мне предстояло принять, непосредственно влияло и на него. Он помогает мне лучше понять саму себя, порой просто задавая правильные вопросы.
– Там куча причин. Перевозки, которыми я занимаюсь… по сути, я ведь просто вожу автобус. Да, это автобус в космическом пространстве, но все равно… Я хочу делать что-то значимое. Хотя это невероятное тщеславие и эгоизм, и я понимаю, что должна быть благодарна за то, что у меня вообще есть работа, и…
Натаниэль прочистил горло и, не сводя с меня взгляда, вопросительно приподнял брови.
Я замолчала и закрыла глаза. Будь оно все проклято, я никогда не смогу избавиться от чувства, будто мне надо просить прощения за то, что я хочу добиться успеха. 2, 3, 5, 7, 11, 13…
– Я хочу оставить след в истории. – Что ж, меня не поразила молния. Я открыла глаза и сфокусировалась на когтях орла, но все-таки заставила себя перейти к самому сложному моменту, который крылся в сердце этого разговора: – Но ведь тогда… Если мы хотим завести семью…
Он начал теребить нитку, торчащую из ткани брюк на колене.
– Это может подождать, пока ты не вернешься.
– Может ли? – Я вздохнула, отрезая излишки карты, которые спорхнули на стол. Мы все время откладывали беременность, и у нас были на то веские причины. Но если я полечу… – Радиация. Долгое время, проведенное в космосе. Во что превратятся за это время мои кости, даже при постоянных тренировках? Когда я вернусь, может случиться так, что я не смогу иметь детей.