Рок
Шрифт:
Тогда, на Волге, после посещения пещеры Али-Бабы, мы первым делом выгрузили мертвецки пьяного капитана нашего пароходика на безлюдный берег километрах в десяти от пещеры, а затем на всех парах направились в Казань.
На казанской пристани распоряжаться начал Костя, и уже через минуту водитель старого «Форда», сжимая в зубах пятьдесят долларов, мчал нас в городскую инфекционную больницу. Там Костя раздал еще несколько зеленоватых бумажек, и главврач, который сразу стал чрезвычайно предупредителен, расторопен и понятлив, занялся нами лично.
Я объяснил ему ситуацию, естественно,
После этого, оставив Алену в гостинице, мы с Костей арендовали за пятьсот долларов моторную лодку, положили в нее две лопаты и отправились обратно к пещере. Сказать по правде, когда мы причалили к тому месту, где несколько часов назад стоял ржавый «Степан Разинь», я начал волноваться.
Нам предстояло похоронить Наташу. Сначала я хотел организовать это по полной программе, на кладбище, с памятником, но потом вспомнил, что однажды уже делал этодля другой женщины. Повторяться не хотелось, и поэтому я решил просто похоронить ее в лесу, подальше от берега Волги. Закончив это невеселое дело, мы зашвырнули лопаты в кусты и, спустившись с обрывистого берега, залезли в моторку.
Старый «Вихрь» завелся не сразу, поэтому пришлось прибегнуть к волшебным российским заклинаниям, касавшихся матерей тех, кто его изготовил, а также родственников хозяина моторки. Заклинания подействовали, и мы, наконец, тронулись в обратный путь. Я оглянулся на медленно удалявшийся берег и подумал о Наташе, которая теперь покоилась в земле. Никто чужой не смог бы найти ее могилу. Уж об этом мы позаботились. То, место, где мы похоронили ее, было тщательно замаскировано дерном. Никто не должен был побеспокоить ее, и поэтому мы сделали все честно и аккуратно.
Да, мы постарались, как могли, и теперь Наташу могли найти разве что археологи из далекого и счастливого будущего.
В динамиках раздался щелчок и негромкий женский голос произнес:
«Через несколько минут наш самолет начнет снижаться для посадки. Экипаж: просит пассажиров пристегнуть ремни и не курить».
Я, отвлекшись от воспоминаний, начал искать завалившуюся куда-то пряжку ремня.
Наконец пряжка нашлась, я пристегнулся, и проходившая мимо усталая стюардесса поправила на мне ремень и привычно улыбнулась. Так, наверное, будут улыбаться на моих похоронах, подумал я, и хмыкнул. Стюардесса вопросительно посмотрела на меня, но я улыбнулся ей в ответ и отрицательно покачал головой.
Самолет медленно опустил нос и начал мягко проваливаться вниз.
Я всегда любил смотреть в иллюминатор, вот и сейчас уперся носом в выгнутое холодное стекло. Правое крыло, недалеко от которого я сидел, указывало вниз, и подо мной аккуратными прямоугольниками разного цвета медленно поворачивались голландские просторы. Самолет плавноскользил к земле и через несколько минут должен был приземлиться в аэропорту Амстердама, столицы тюльпанов и легализованного гашиша.
Допрыгаются когда-нибудь эти либералы, ох, допрыгаются…
Аукнутся им все
А вообще-то хрен с ними со всеми. У меня и своих забот хватает.
Внизу совсем уже близко замелькали служебные постройки с непонятными голландскими надписями, колеса со стуком зацепили посадочную полосу, и тут же турбины взвыли на реверсе. Почувствовав твердую землю, пассажиры радостно загомонили и стали аплодировать. Меня потянуло вперед, самолет катился все медленнее и наконец со скоростью обычного рейсового автобуса свернул на боковую полосу, ведущую к зданию аэровокзала.
Давешняя стюардесса вышла из-за занавески и сказала:
«Прошу всех оставаться на местах до полной остановки. К выходу мы вас пригласим».
Она повторила эту фразу на английском и на голландском и исчезла за занавеской. Ну что ж, как скажешь, подумал я и снова уставился в окно. Самолет остановился, и настала тишина, нарушаемая только негромкими разговорами дисциплинированно сидевших на своих местах пассажиров.
В Голландии я еще не был, подумал я, и тут проводница наконец разрешила нам всем выметаться из самолета.
Мы с Костей переглянулись и кивнули друг другу.
Привет, Амстердам!
Часть первая
Глава 1. Золото, бриллианты
Отель, в котором мы поселились, имел приятное для русского уха название «Ханс эн Мойше», которое, однако, говорило вовсе не о дружбе немца с евреем.
На самом деле эти два слова значили «Гусь и мышонок».
Если ты побывал в одной гостинице - считай, что видел их все.
Что отель «Хилтон» в Лондоне, что дом приезжих «Герасим» в Хацапетовке - по большому счету никакой разницы нет. Место, которое никогда не станет твоим. Временное пристанище. Казенный уют. Дежурные улыбки и фальшивое радушие. И то, что в «Хилтоне» ты платишь тысячи долларов, а в заштатном постоялом дворе - сотни рублей, вовсе не говорит в пользу дорогого отеля. Разницы нет.
Но можно посмотреть на это и с другой стороны.
Старинные дорогие картины на чистых стенах номера в дорогом европейском отеле, выглядят гораздо привлекательнее шустрых тараканов, которые иногда падают в закусь, расставленную на тумбочке из-под давно сгоревшего черно-белого телевизора. Вежливые слуги почему-то располагают к себе больше, чем не очень трезвая горничная, вечно недовольная постояльцами. А уж обед на белой, как альпийский снег, скатерти не идет ни в какое сравнение с позавчерашними щами в плохо вымытой тарелке, особенно если в этих щах только что погибла крупная муха, отливающая металлической синевой. Так что, хоть все постоялые дворы и одинаковы по сути, я все-таки предпочитаю те, где за мои собственные деньги мне доставят наименьшее количество неприятных ощущений.