Рок
Шрифт:
– Понимаю, - вздохнул Костя.
– Как скажешь, так и будет.
– Мне нравится твоя понятливость. За это можно и еще по одной.
Мы разлили пиво, и я спросил:
– А чем он тут занимается?
– Он владелец похоронной конторы. Обслуживает исключительно православных русских. А поскольку их тут, как тараканов на столе у алкаша, то работы у него хватает. В общем, не бедствует.
– Ишь ты, - я покрутил головой.
– Его фамилия случайно не Безенчук? А контора не «Милости
– Не-ет, - засмеялся Костя, - он простой советский Семен Борисович Лившиц, а если точнее, то - Соломон Борухович. А здесь он - хер ван Леевен. И считается русским.
– Ну, это нам знакомо. Я, когда в Штатах ошивался, тоже сначала не мог понять, почему это америкосы называют русскими всех, кто приехал из бывшего Союза. И армян, и евреев, и казахов. А потом привык и перестал обращать внимание.
– И это правильно, - сказал Костя и открыл две последние бутылочки.
– Так значит, будут приглашения?
– строго спросил я.
– А как же! Да ты сейчас сам все услышишь.
Костя потянулся к телефону, но добротное голландское пиво сделало его движение неточным, и он опрокинул пустую бутылку.
– А пивко-то ничего себе!
– удовлетворенно заметил он, нагибаясь за укатившейся под кресло посудиной.
– Хорошо цепляет.
– Ага, - подтвердил я и окинул взглядом стол. Все бутылки были пусты, от крабов не осталось и следа, так что я со спокойной совестью взял со стола миниатюрный селектор и нажал кнопку.
– Администратор слушает, - раздался из селектора приятный женский голос.
– Нужно убрать в номере.
– Сию минуту, - ответила невидимая голландская красотка и отключилась.
Прошло меньше минуты, и в дверь постучали.
– Войдите, - сказал я, и на пороге показались две крупные румяные девушки в униформе отеля. На передниках были изображены гусь и мышь, которые держали в руках, а точнее - в лапе и в крыле по кружке пива с высокой шапкой пены.
Девушки быстро осмотрели фронт работ, видимо, нацеливаясь перевернуть и пропылесосить весь номер, но я охладил их трудовой порыв, сказав:
– Нет-нет, просто уберите со стола.
На их лицах отразилось разочарование, и одна из них спросила:
– И все?
– И все, - кивнул я.
Девушки мигом убрали со стола и ушли.
Костя сидел в кресле с сигаретой в одной руке и радиотелефоном в другой. Уставившись в потолок, он шевелил губами.
– Номер забыл?
– поинтересовался я.
– Вот еще, - ответил Костя, - просто я его вспоминаю.
– А если не вспомнишь?
– Исключено. Вас, простых урок, этому не учат, а мы, профессиональные шпионы, владеем приемами запоминания. Без этого - никуда. Так что сейчас… сейчас… Есть!
– Вспомнил?
–
– Хорошо. Извлек?
– А как же!
– Ну-ну…
Костина манера разговора иногда до боли напоминала мне Наташу. Вот и сейчас, когда он проехался насчет тупых урок и ловких шпионов, я словно наяву увидел перед собой свою сумасшедшую компаньонку по смертельным прыжкам и ужимкам.
Почувствовав легкую грусть, я вздохнул и спросил:
– А скажи мне, Костя, почему это ты разговариваешь, как Наташа? Может, вы с ней, как бы это сказать, некоторое время провели вместе?
Он невесело улыбнулся и, помолчав, ответил:
– Нет, не провели, хотя когда-то я очень этого хотел.
– Он помолчал и добавил: - Нас было пятеро друзей. Мы и в универе были вместе, и в училище… Ну и, понятное дело, у нас выработался свой язык, своя манера выражаться. А потом мы с Наташей ушли из ФСБ, а из тех троих, кто там остался, двое погибли, а Мишка застрелился. Так что теперь из нашей когда-то веселой и дружной компании остался только я один.
– Извини, - сказал я.
– Да ладно, о чем ты говоришь, - ответил Костя.
– Ну что, звонить?
– Давай, - согласился я и тайком посмотрел на опустевший стол.
Хотелось еще пива, но нужно было хотя бы выдержать пристойную паузу.
Что я - алкаш какой-нибудь, что ли?
Костя набрал номер и приложил трубку к уху.
Потом он нажал на кнопку громкой связи, и в номере стали слышны гудки, потом раздался тихий щелчок, и мужской голос поинтересовался с еврейским акцентом:
– Вам кого?
– А мне тебя, Сеня.
– И что? Кто это?
– С тобой говорит Вениамин Апполинариевич Ментиков, - четко и раздельно произнес Костя.
Настала тишина, которую нарушало только дыхание Лившица, звучавшее в динамике телефонного аппарата.
– О Господи, - наконец сказал он уже без всякого местечкового акцента, - жили, не тужили… Что тебе нужно?
– Да ты не беспокойся, ничего особенного.
– Знаю я ваше «ничего особенного». А потом - контейнеры, микропленки и прочая херня.
– Не беспокойся. Действительно - ничего особенного. Но очень важно и очень нужно. И если ты не сделаешь этого, вот тогда начнется та самая херня, о которой ты только что сказал. И даже больше.
– Ладно. Давай, говори.
Костя посмотрел на меня и сказал:
– Через четыре дня, восьмого числа, в королевском павильоне состоится международный аукцион драгоценностей. Мне нужны два приглашения.
– И все?
– И все.
– Та-ак… Точно все?