Рокировка
Шрифт:
Алина поправлялась долго. Исхудала почти до прозрачности, была неестественно молчаливой и почти все время спала. Она и не ела бы ничего, если бы Вадим Сергеевич буквально силком не впихивал в нее все мыслимые и немыслимые деликатесы, которые только мог раздобыть. В его ресторане один из поваров вообще готовил только для Алины — крохотные порции, но по десять-двенадцать блюд в день.
Наконец, врач, который наблюдал Алину все это время, сказал, что кризис вроде бы миновал, но хорошо бы отправить девушку в санаторий, закрепить результаты лечения и развить, так сказать, успех. Радостный Вадим Сергеевич притащил домой целую кучу красочных проспектов лучших санаториев мира и… обнаружил, что Алина действительно поправилась.
— Никуда я не поеду, — слабым, но решительным голосом заявила девушка. — Не нужны мне никакие санатории.
— Так ты никогда не поправишься, — рассердился Вадим Сергеевич. — Что за детский сад, в самом деле! Поедешь, как миленькая.
— Не поеду, — еще более твердо сказала Алина. — Я здесь все запустила, семестр вот-вот закончится, нужно сессию сдавать.
— Возьмешь академический отпуск, подумаешь!
— Не хочу.
— А что ты хочешь? — повысил голос Вадим Сергеевич. — Стать инвалидом? Это в лучшем случае, между прочим. Про худший даже говорить не хочу, хватит с меня Инны…
Он осекся, резко встал и вышел на кухню. Не хватало еще орать на девочку из-за своих страхов. Но за время ее болезни он так извелся от тревоги, так гнал от себя мысль о том, что может потерять… опять потерять. Вздор! Она молодая, в общем-то здоровая, поправится, обязательно поправится.
Вадим Сергеевич почувствовал легкое прикосновение к локтю. Вздрогнул, обернулся и увидел Алину, которая неслышно вошла на кухню. Такая трогательная в новом, пушистом халате ее любимого цвета, цвета слоновой кости…
— Не сердитесь, дядя Вадим, — прошептала она. — Мне, правда, не нужен санаторий, вот честное слово. Не хочу никуда ехать, буду здесь гулять, принимать витамины, хоть рыбий жир пить. Только не отправляйте меня никуда, пожалуйста…
Она замолчала и опустилась на первый попавшийся стул.
— Девочка моя, — растроганно сказал Вадим Сергеевич, — я же хотел для тебя… Ну, успокойся, никуда никто тебя силком не отправит. Только обещай, что пока поживешь тут, не будешь ничего делать по дому и вообще…
Она подняла на него враз засиявшие темные глаза:
— Обещаю. Я все буду делать потихонечку… то есть буду делать только то, что вы разрешите. И потом… мне же пока все равно негде жить.
— Успокойся, есть. Пока ты болела, тебя уже прописали по новому месту жительства… взамен сгоревшего. Квартирка небольшая, но уютная, отсюда недалеко, я сам проверял. Там пока ремонт делают, то-се…
— Все-таки вы купили квартиру, — пробормотала Алина.
— Ничего я не покупал, — попробовал вывернуться Вадим Сергеевич. — Тебе дали…
— Дядя Вадим, вы же, простите, врать не умеете. Кто это мне сегодня что-нибудь бы дал? Максимум — компенсацию, и то…
— Хорошо, купил. Но компенсацию тебе действительно дали, и именно на нее и делается ремонт. Я ведь тебя немножко знаю, правда?
Алина слабо улыбнулась и кивнула:
— Правда. Но в санаторий я не поеду.
Вадим Сергеевич только вздохнул.
Молодость есть молодость. Встав на ноги, Алина действительно начала быстро поправляться. Смогла подготовиться к зимней сессии и благополучно ее сдать, а на зимние каникулы Вадим Сергеевич повез ее отдыхать в Альпы на горнолыжный курорт. Как ни возражала Алина, на сей раз ей пришлось подчиниться: ее будущий свекор мог быть таким жестким, что ему позавидовал бы иной боевой генерал.
Эта неделя для обоих пролетела, как волшебный сон. Домик-игрушка с двумя спальнями, кухней и гостиной внизу, который снял Вадим Сергеевич, оказался настолько уютным и удобным, что ходить на какие-то дискотеки или в многочисленные бары просто не хотелось.
Оба учились кататься на горных лыжах, что называется, «с нуля». Оба весело падали, еще более весело преодолевали самые примитивные маршруты наравне с маленькими детьми, оба приходили с тренировок, вывалявшись в снегу так, как эти самые дети-то не успевали.
Алина наслаждалась всем: каждым мгновением солнечных, слегка морозных дней, запахом снега и хвои, живым огнем в камине, обедами в облюбованном ими небольшом ресторанчике. А Вадим Сергеевич… Вадим Сергеевич наслаждался еще и тем, что его девочка так безмятежно и безоблачно счастлива.
Им не очень хотелось с кем-то знакомиться, но на маленьком курорте подобные знакомства были неизбежны. И если общение с иностранцами ограничивалось — из-за незнания языков — улыбками и приветствиями, то с соотечественниками (а куда же без них теперь в любом уголке земного шара?) общаться все-таки приходилось.
— Какая красивая у вас дочка! — то и дело слышал Вадим Сергеевич. — На маму похожа?
— На маму, — кивал он. — Мама у нас была замечательная.
При этом он искренне имел в виду Инну, которую, кстати, впервые вспоминал без горечи и боли, а с какой-то светлой печалью. Конечно, она была необыкновенной, неповторимой, но… Но ее нет, а Алина действительно становится ему близка и дорога, как родная дочка, которой у них с Инной так и не родилось.
— Дядя Вадим, как я счастлива! — сказала Алина в один из вечеров.
Они сидели в гостиной возле камина. Алина пила полюбившийся ей цветочный чай, а Вадим Сергеевич наслаждался темным пивом, которым славилось это австрийское местечко.
— Ну и славно, — улыбнулся он. — Вернемся домой, будешь опять с удовольствием учиться, ходить с подружками на танцы…
— С какими подружками? — усмехнулась Алина. — У меня их после того, как я с Сережей познакомилась, и не осталось.
— Почему? — изумился Вадим Сергеевич.
Алина пожала плечами.