Роковая красавица Наталья Гончарова

Ободовская Ирина Михайловна

А через три дня – новое письмо:

«Какая ты умнинькая, какая ты миленькая! Какое длинное письмо! Как оно дельно! Благодарствуй, женка. Продолжай как начала и я век за тебя буду бога молить. Заключай с поваром какие хочешь условия, только бы не был я принужден, отобедав дома, ужинать в клобе…

Твое намерение съездить к Плетневу похвально, но соберешься ли ты? Съезди, женка, спасибо скажу. Что люди наши? Каково, с ними ладишь? Вчера был я у Вяземской, у ней отправлялся обоз и я было с ним отправил к тебе письмо, но письмо забыли, а я его тебе препровождаю, чтоб не пропала ни строка пера моего для тебя и для потомства.

…Дела мои принимают вид хороший. Завтра начну хлопотать и если через неделю не кончу, то оставлю

все на попечение Нащокину, а сам отправлюсь к тебе, мой ангел, милая моя женка. Покаместь прощай, Христос с тобою и с Машей. Видишь ли ты Катерину Ивановну? Сердечно ей кланяюсь и палую ручку ей и тебе, мой ангел» (25 сентября 1832 года).

Наталья Николаевна, вероятно, ездила к Плетневу, ведавшему издательскими делами Пушкина. Полагаем, что она собиралась это сделать по своей инициативе, возможно, в связи с бумагой, которую прислал Пушкину Дмитрий Николаевич с Полотняного Завода. Поэт не любил всякие деловые хлопоты. Так и здесь он пишет, что если скоро не уладит дела, то оставит все на попечение Нащокина.

В отсутствие мужа Наталья Николаевна принимает своего дальнего родственника, полковника лейб-гвардии гусарского полка Ф. И. Мусина-Пушкина. Пушкин был этим недоволен:

«Нехорошо только, – пишет он, – что ты пускаешься в разные кокетства; принимать Пушкина тебе не следовало, во-первых, потому, что при мне он ни разу не был, а во-вторых, хоть я в тебе и уверен, но не должно свету подавать повод к сплетням. В следствии сего деру тебя за ухо и цалую нежно, как будто ни в чем не бывало» (27 сентября 1832 года).

В гусарском полку в эти годы служил Иван Николаевич Гончаров, и, возможно, по его рекомендации Мусин-Пушкин отправился с визитом к Пушкиным, не подозревая, что Александра Сергеевича нет в городе. Зная об их родстве (он приходился ей двоюродным дядей), Наталья Николаевна и приняла его. Вряд ли это могло послужить поводом к сплетням, хотя Пушкин в следующем письме пишет: «Вот видишь, что я прав: нечего было тебе принимать Пушкина».

Из этого же письма от 30 сентября мы узнаем, что Наталья Николаевна учится играть в шахматы. «Благодарю, душа моя, за то, что в шахматы учишься. Это непременно нужно во всяком благоустроенном семействе; доскажу после». «Учителем» в данном случае, надо полагать, был кто-нибудь из братьев. Сам Пушкин очень любил шахматы, в библиотеке его были книги по теории этой игры, он даже выписывал французский шахматный журнал. Со слов поэта, и Наталья Николаевна «в шахматы играла изрядно». (Впоследствии играли в шахматы и дочери Пушкиных, об этом упоминает Наталья Николаевна в письмах 1849 года.)

Описывая жене свое времяпрепровождение в Москве, сообщая ей московские новости и вскользь упоминая о «хлопотах по делам», Пушкин ничего не говорит о Гончаровых. И только в последнем письме (около 3 октября) замечает, что в Москву приехал Дмитрий Николаевич. Вероятно, Пушкин ждал его. Но о своих переговорах с ним по поводу наследства и долга совсем не пишет, видимо желая рассказать об этом жене при встрече.

«Брат Дмитрий Николаевич здесь, – сообщает он Наталье Николаевне. – Он в Калуге никакого не нашел акта, утверждающего болезненное состояние отца, и приехал хлопотать о том сюда. С Натальей Ивановной они сошлись и помирились. Она не хочет входить в управление имения, и во всем полагается на Дмитрия Николаевича. Отец поговаривает о духовной; на днях будет он освидетельствован гражданским губернатором. К тебе пришлют для подписания доверенность. Катерина Ивановна научит тебя, как со всем этим поступить. Вяземские едут после 14-го. А я на днях. Следственно, нечего тебе и писать. Мне без тебя так скучно, так скучно, что не знаю, куда голову преклонить».

Не так давно в гончаровском архиве нами было обнаружено письмо Натальи Николаевны к брату Дмитрию по поводу этой доверенности. Интересно отметить, что написано оно по-русски.

«31 октября 1832 г.

Нынче

едит к вам доверенность, она от того у нас замешкалась, что никакая палата не согласилась засвидетельствовать ту, которую вы прислали, потому что не имеет виду никаких бумаг для удостоверения, что отец не в состоянии править имением, мы даже и словесно не знали какой акт был совершен 31 Майя 1832 года и потому посылаем то, что палата согласилась засвидетельствовать. Так в этом никто более не виноват как вы, потому что на наших словах, без всяких бумаг нам не поверют. Вчера получила я от вас последнее ваше письмо, отвечать на него многаго нечего, писать же к вам что-нибудь не касающие до дел полагаю напрасном, ибо вы должны быть ими слишком заняты, чтоб могли вникнуть во что-нибудь другое. Однако ж скажу вам, что Ваня был ужасно болен, с ним сделалась нервическая лихорадка, и он три дни был совершенно как сумасшедший, теперь слава богу поправился, и есть надежда, что ему дадут отпуск, сегодня ожидает решения. Когда на Завод поедете, Маминьку и сестер перецелуйте. Прощайте, целую вас сердечно —будьте щастливы и поспевайте в делах».

Речь идет о доверенности, о том, чтобы Дмитрию Николаевичу взять на себя как старшему в роде в связи с болезнью отца управление майоратом, минуя законного наследника, Николая Афанасьевича. Доверенность эта должна быть подписана всеми членами семьи. Но для установления опеки требовались соответствующие документы, и здесь возникло затруднение: таких документов не оказалось.

Наталья Ивановна отказалась от управления Заводом и от опеки, надо полагать, учитывая тяжелое финансовое состояние майората, а главное, чтобы оградить от посягательств семьи Ярополец и лично ей принадлежавший капитал.

После длительных хлопот, наконец, опека была утверждена, и Дмитрий Николаевич встал во главе гончаровского майората. Неопытный, «путаник в делах», он поначалу допускал много ошибок, да и в дальнейшем не сумел привести в порядок дела предприятий. Он не обладал «коммерческой хваткой» своего прапрадеда Афанасия Абрамовича, нажившего миллионное состояние. Дмитрий Николаевич выплачивал огромные проценты (иногда они превышали сумму долга!) по обязательствам и закладным и выдавал значительные средства на содержание большой гончаровской семьи, а долги деда так и не смог покрыть до конца своей жизни.

После смерти Афанасия Николаевича у Натальи Ивановны оказались на руках заемные письма на сумму 100 тысяч рублей, полученные ею от свекра, вероятно, для обеспечения внуков. Она продала эти векселя гвардии поручику Василию Павловичу Ртищеву [30] за 60 тысяч наличными, но «без оборота на нее», то есть все претензии должны были предъявляться Дмитрию Николаевичу. Впоследствии в течение многих лет Ртищев неоднократно упоминается в письмах Натальи Ивановны: она очень боится этого кредитора и желает сыну «вырваться из его когтей».

30

В. П. Ртищев – заимодавец Гончаровых. Ртищевы, очевидно, были калужане. Так, в «Списке гражданским чинам четвертого класса» (1906 г.) значится действительный статский советник, председатель Калужской губернской управы Д. И. Ртищев.

Как мы видим, свои денежные дела Наталья Ивановна устраивать умела. И, конечно, должна была в первую очередь из ртищевских денег уплатить долг Пушкину. Но этого не сделала. Всячески уклонялась она, судя по письмам, и от оплаты долгов своих сыновей, никак не «укладывавшихся» в содержание, назначенное им Дмитрием Николаевичем.

Таким образом, никто из Гончаровых, ни дед, ни Наталья Ивановна, не помогли молодым Пушкиным на первых порах их семейной жизни, и когда 17 тысяч, оставшиеся от закладной Кистенева, были истрачены, постоянная нехватка денег стала остро ощущаться в доме.