Роковая кукла. Сборник фантастических романов
Шрифт:
Часть горизонта четко, словно гравюра, выделялась на фоне жемчужного неба. Каждая неровность была отчетливо видна. Небо над этим участком горизонта примерно на треть свода полыхало заревом, более ярким над самым горизонтом и бледным ближе к зениту. На небе сияли яркие и четкие, словно вырезанные, полосы бледного света.
— Это и есть корона, мистер Джонс, — сказал Майндс.
Несмотря на свое удивление, Бигмэн не забывал о правилах приличия, как он понимал их.
— Зовите меня Бигмэн, — проворчал он. — Вы говорите о короне вокруг Солнца? Я не думал, что она такая большая.
— Ее
— Родился и вырос там, — ответил Бигмэн.
— Ну так вот, если бы отсюда видно было Солнце, то вы заметили бы, что оно в тридцать шесть раз больше, чем когда смотришь с Марса, и корона тоже. И, конечно, в тридцать шесть раз ярче.
Лаки кивнул. И Солнце, и корона кажутся отсюда в 9 раз больше, чем с Земли. А корону на Земле можно увидеть только во время полного затмения.
Так что Майндс не совсем солгал. На Меркурии было что посмотреть. В своем воображении он попытался представить корону, спрятанное сейчас за горизонтом Солнце, которое она окружает. Это был бы величественный вид!
Майндс продолжал, в голосе его слышалась явная горечь:
— Этот свет называют «белым призраком Солнца».
Лаки сказал:
— Мне нравится. Удачное название.
— Удачное? — разъярился Майндс. — Я так не думаю. Слишком много здесь говорят о призраках. Эта планета — сплошное проклятье! На ней ничего не получается, как надо. Мины не работают… — голос его оборвался.
Лаки подумал: «Пусть покипит».
Вслух он спросил:
— А что вы хотели нам показать, Майндс?
— Ах, да. Надо немного пройти. Недалеко, учитывая силу тяжести, но надо смотреть, куда ступаете. Дорог здесь нет, а мерцание короны может быть очень обманчиво. Лучше включить лампы на шлемах.
Говоря это, он включил свою лампу, и с его шлема протянулся луч света, превративший землю в желто-черное лоскутное одеяло. Вспыхнули две другие лампы, и три фигуры двинулись вперед, переступая ногами в специально защищенной тяжелой обуви. Они беззвучно шли в вакууме, при каждом шаге чувствуя, несмотря на скафандр, легкие колебания воздуха.
Они шли, и Майндс, казалось, сам с собой говорил о планете. Он говорил тихим, напряженным голосом:
— Я ненавижу Меркурий. Я торчу здесь шесть месяцев, два меркурианских года, и мне это надоело. Прежде всего, я никак не думал, что мне придется здесь пробыть дольше полугода, но время прошло, и ничего не сделано. Все здесь не так. Это самая маленькая планета. Она ближе всего к Солнцу, правда, повернута к нему лишь одним боком. Там, — он указал рукой в направлении отблесков короны, — солнечная сторона, где местами так жарко, что можно плавить свинец и варить серу. А в противоположном направлении, — он опять взмахнул рукой, — единственная поверхность планеты во всей Солнечной системе, которая никогда не видит Солнца. Все здесь ужасно.
Он умолк, перепрыгивая через мелкую, футов в шесть шириной, щель на поверхности, напоминавшую, возможно, о каком-то очень давнем меркуриетрясении, которую
Увидев это, Бигмэн неодобрительно щелкнул языком. И он, и Лаки лишь чуть удлинили шаг.
Пройдя еще четверть мили, Майндс заметил:
— Мы можем посмотреть отсюда, сейчас как раз подходящее время.
Он остановился, раскачиваясь и раскинув руки для равновесия. Бигмэн и Лаки остановились маленьким прыжком, и фонтанчики гравия взметнулись у их ног.
Майндс выключил свою лампу и указал куда-то. Лаки и Бигмэн тоже погасили свет и в темноте увидели маленькое белое пятно неправильной формы.
Оно было необыкновенно ярким и блестело ярче, чем Солнце на Земле.
— Отсюда его лучше всего видно, — сказал Майндс. — Это вершина Черно-белой горы.
— Она так называется? — спросил Бигмэн.
— Именно. Надеюсь, понятно почему? Гора находится на ночной стороне, как раз достаточно далеко от Разделителя — это граница между темной и солнечной сторонами.
— Это я знаю, — обиделся Бигмэн. — Вы думаете, я совсем невежда?
— Я просто объясняю. Это пятнышко расположено на северном полюсе, а другое — на южном, где Разделитель почти не сдвигается по мере вращения Меркурия вокруг Солнца. На экваторе Разделитель сдвигается на семьсот миль в одном направлении за сорок четыре дня, а затем на семьсот миль обратно за следующие сорок четыре дня. Здесь же его сдвиг составляет лишь около полумили, вот почему это подходящее место для обсерватории. Солнце и звезды неподвижны. В любом случае, Черно-белая гора Достаточно далеко отсюда, так что только верхняя половина ее бывает освещена. Когда уходит солнце, гора погружается в темноту.
— И сейчас, — заметил Лаки, — освещена только вершина.
— Только один—два фута сверху, но и они скоро потемнеют. Она будет вся черная день или два, по земному времени, потом свет начинает возвращаться.
Даже в течение того времени, что он говорил, белое пятно уменьшилось до размеров точки, которая горела, как яркая звезда.
Все трое ждали.
— Посмотрите в сторону, — посоветовал Майндс, — чтобы глаза привыкли к темноте.
Прошло несколько томительных минут, прежде чем он сказал:
— Ладно, пошли назад.
Лаки и Бигмэн так и сделали. Некоторое время они ничего не видели.
А затем пейзаж стал словно кровавым. Или, во всяком случае, часть пейзажа. Сначала возникло лишь ощущение красного цвета. Потом что-то удалось разобрать: гору неправильной формы, увенчанную пиком. Сейчас вершина была ярко-красной, книзу красный цвет становился все темнее и терял яркость; у подножья было все черно.
— Что это? — спросил Бигмэн.
— Солнце, — ответил Майндс, — опустилось сейчас как раз настолько, что, если смотреть с вершины горы, над горизонтом видны только корона и протуберанцы. Протуберанцы — это водородные струи, которые поднимаются на тысячи миль над поверхностью Солнца, они всегда ярко-красные, но обычно Солнце поглощает цвет протуберанцев.