Роковая неверность
Шрифт:
– Ну, чего ты опять пришел? Я уже сказала, что ничего не знаю и знать не хочу. Давай, мужик, проваливай отсюда.
В Привольнове стала закипать злоба.
– Дорогая, – сказал он, сдерживаясь, чтобы не наорать. – Ты уже один раз выгнала из этой квартиры моего сына. Второй раз его выгнать не удастся. Так что сама выметайся отсюда.
Несколько мгновений лахудра, хлопая глазами, молча пялилась на Привольнова, затем округлила рот и голосом, каким избалованная барышня подзывает заигравшегося где-то кобеля, громко и протяжно позвала:
– Го-оги!
Второй
– Э-э… Аксаначка, – с сильным акцентом сказал он. – В чем дэло?
– Да вот! – поигрывая глазками, промурлыкала лахудра. – Мужик какой-то пришел, говорит, чтобы мы квартиру освободили.
Гоги переключил свое внимание на Привольнова.
– Э-э, дарагой, – произнес он с фальшивой ласковостью и, открыв пошире дверь, вышел на лестничную площадку. – Зачем скандалишь? Зачем людям настраэние портишь? У нас сэгодня праздник, дэнь раждэния, гостэй ждем, а ты мэшаешь. Давай, брат, иди отсюда, иди! – И кавказец похлопал Жорика волосатой рукой по щеке.
Привольнов терпеть не мог хамства. Он наложил сзади на шею Гоги руку, дернул его на себя и, когда кавказец сдвинулся с места, подставил подножку. Теряя под ногами опору, Гоги пробежал по инерции пару метров в полусогнутом положении, врезался лысиной в железную дверь напротив и рухнул на пол.
Жорик шагнул к двести семьдесят второй квартире. Лахудра испуганно шарахнулась в сторону и, встав на носочки, прижалась к стене. Привольнов прошествовал мимо нее в квартиру. На шум в коридор выскочили двое мужчин и девушка. Все кавказцы.
– Э, э! – вскричал тощий длинный парень с длинной черной физиономией. – В чем дело?
Привольнов был зол не на шутку. Не произнося ни слова, он схватил парня за шкирку, выволок за дверь квартиры и движением, каким гандболист бросает в ворота мяч, толкнул. Тощий, пролетев пару метров, словно кеглю, сбил поднявшегося было на ноги Гоги и вместе с ним упал на пол.
– А-а, – завизжала грудастая дородная девица в мини-юбке. Зачем-то прикрыла голову руками и, прошмыгнув мимо разъяренного Жорика, выскочила за дверь.
Сопротивление Привольнову оказал лишь один оставшийся в квартире кавказец – невысокий качок лет тридцати, в белой майке и спортивных штанах. Он смело бросился на Жорика, схватил за плечи и попробовал свалить на пол. Церемониться с качком Привольнов не стал. Коротким отрывистым ударом кулака под дых заставил согнуться пополам и тут же звезданул его коленкой в лицо. Нос у качка хрустнул, в разные стороны брызнула кровь. Больше парень не сопротивлялся. Он схватился руками за лицо и застонал. Жорик развернул его и пинком отправил за дверь к остальным стоявшим на площадке кавказцам. Затем высунул в подъезд голову и позвал:
– Сашка! – а когда мальчишка выглянул из-за лестницы, скомандовал: – Заходи!
Парень поднялся, юркнул в квартиру, а толпившаяся на лестничной площадке компания загалдела:
– Ты что, мужик, совсем офонарел, что ли? Ты чэго вэтворяешь-то? Хорош дурью маяться! Куда мы тэпэрь на ночь глядя?
– В коллектор! – бросил Привольнов и шваркнул дверью.
Однако кавказцы не успокоились и, едва Жорик вошел в квартиру, стали трезвонить. Привольнов подпрыгнул, сорвал висевший под потолком звонок, оборвав на нем провода. Но через пару минут входная дверь стала сотрясаться под мощными ударами. Жорик не выдержал, вышел в тамбур.
– Ну?! – рявкнул он.
– Обувь отдай, дэбил! – крикнул в подъезде Гоги.
Привольнов вернулся в квартиру, взял попавшуюся под руку сумку и, сложив в нее стоявшую в прихожей обувь, вышвырнул за дверь.
Вернувшись в квартиру, скомандовал:
– Саша, срочно в ванную купаться!
Кавказцы беспокоить перестали.
Жорик починил звонок и, пока Сашка мылся, осмотрел квартиру. Она была двухкомнатной, малогабаритной, с ванной, совмещенной с туалетом, крохотной кухней и узеньким балконом. Мебель старенькая, скорее всего, оставшаяся от покойной старушки, сестры мамы Наташи. Квартире и мебели требовался основательный ремонт.
Кавказцы, очевидно, были торгашами, ибо обе комнаты оказались заваленными барахлом. Гоги не соврал: компания действительно собиралась отмечать какое-то событие – в комнате был накрыт стол. Когда Сашка вышел из ванной, отец и сын упаковали вещи кавказцев и перетаскали их в прихожую, подготовив к передаче хозяевам. Туда же снесли еду с празднично сервированного стола. Затем принялись за уборку квартиры.
Событий и впечатлений от них в этот день было очень много, поэтому отец и сын чувствовали упадок сил. Даже не поужинав, легли спать, устроившись на одном диване.
Покаяние
На следующий день рано утром раздался звонок в дверь. Привольнов был уже на ногах, готовил на кухне для себя и сына завтрак. Он решил, что снова пришли кавказцы. Прихватив на всякий случай скалку, вышел в тамбур и заглянул в глазок. Ошибся. На лестничной площадке стоял участковый. Все ясно, торгаши нажаловались, разбираться пришел. Привольнов открыл дверь и хмуро сказал:
– Привет, Гриша.
Жорик рассчитывал увидеть на пороге разгневанного представителя закона, пришедшего устроить разнос хулигану, избившему накануне представителей кавказской диаспоры в России, однако встретил улыбающегося добродушного милиционера, заскочившего проведать старого знакомого.
– Здорово, Жорик! – чуть ли не распростер объятия Кременчук. – Ну, как тебе спалось на новом месте?
Привольнов подумал, что капитан над ним издевается и сейчас все же начнет выговаривать за вчерашнее, а потому, не принимая игры, буркнул:
– Неплохо.
Но ничуть не бывало. Гриша был искренне рад встрече и, похоже, наезжать не собирался.
– Можно к тебе войти?
– Проходи, – Жорик отступил от двери.
Прошли в прихожую, затем в кухню. Привольнов пододвинул ногой к столу табурет, капитан плюхнулся на него. Сам Жорик уселся с другого боку стола. Помолчали. Гриша явно не знал, с чего начать разговор. Наконец, помявшись, заговорил: