Роковая роль
Шрифт:
Вот так все и раскрылось. Старушка дала ценнейшие показания, касающиеся обстоятельств похищения, подробно описала приметы всех лже-омоновцев, а также похищенного ими бизнесмена. Приметы идеально совпали с данными о внешности известных боевиков достославного господина Карапуза, лидера одного из крупнейших преступных сообществ нашего замечательного города. РУБОПу удалось получить данные о том, что похищенный бизнесмен в последнее время был для господина Карапуза как бельмо в глазу, и с его исчезновением перед лидером ОПГ открывались широкие экономические горизонты. Нашлись даже люди, согласившиеся дать показания о том, что слышали угрозы; был установлен магазин, где киллеры
Кости Барракуды — аккуратно сложенные, дожидались оперов три комплекта омоновской формы.
В дело была вложена Лешкина записочка: «Маша! На Костю Барракуду есть информация, что он причастен к похищению картины из Эрмитажа. По-моему, это туфта. Я не успел это проверить, но ты съезди к нему. Думаю, что с ним можно говорить в открытую». С Костей Барракудой — Бородинским — я была знакома, допрашивала его как-то по одному из своих дел, тогда он был на свободе, выглядел франтом, и вроде бы мы понравились друг другу. Я подумала, что не без удовольствия с ним пообщаюсь.
К вечеру мне удалось более или менее систематизировать нагрузку. За это время я раза три-четыре набрала номер буровского кабинета, но телефон не отвечал. В дежурку я уже звонить не стала, а то они, как и Сашка, могли подумать что-нибудь не то.
Написав неотложные бумажки, я решила поработать сверхурочно. Завтра докладывать шефу материал по актрисе, надо бы определиться, возбуждаем мы дело или нет. Взяв бланк постановления о возбуждении дела, я долго присматривалась к нему, решая, что можно в нем упомянуть в качестве признаков преступления, и после долгого размышления пришла к выводу, что по сути ничего. Зыбкие подозрения, обстоятельства, которые вольно истолковать как угодно, — вот и все.
На каждый довод, — отсутствие ручки, которой была написана записка, обращение актрисы в прокуратуру, странный звонок, — имелся контрдовод: записка была написана в другом месте, но однозначно ее рукой, звонки могли быть не связаны с угрозой ее жизни, и прочее. Самоубийство, и все тут. В данной ситуации гораздо легче написать обоснованное постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. А все-таки надо поехать на вскрытие. Почему-то, совестливая идиотка, я чувствовала некую моральную ответственность из-за того, что при жизни Климанова приходила ко мне и рассказывала о своих проблемах.
Так что надо убедить шефа подождать с решением вопроса о возбуждении, или об отказе в возбуждении дела, до вскрытия. Так, а что у меня в понедельник? Я заглянула в свой календарь. У меня по плану забор крови у обвиняемого в тюрьме и доставка ее на экспертизу, находящуюся в том же здании, что и морг. Кровь взять можно только с утра, вот и славно. Заодно поговорю с Барракудой, и успею в морг как раз на вскрытие.
Я отложила дела и потянулась; На часах было восемь вечера. Боже, как быстро пролетел день! Так и жизнь пройдет, не заметишь. И проходит, что характерно… Пора идти разгонять молодежную вакханалию.
Я сняла трубку телефона и набрала свой домашний номер. Ребенок подошел не сразу, а когда откликнулся, я поняла, что гулянка в самом разгаре. Слышалась музыка, девичий смех, звяканье посуды. Я робко поинтересовалась, когда будет очищено помещение. Хрюндик, зажав трубку рукой, посоветовался с гостями и сообщил, что если я приду через два часа, то они даже успеют убраться и помыть посуду.
— Да, мам, — добавил он, — тебе звонил кто-то.
— Кто?
— Не представились.
— А мужчина или женщина?
— Мужчина.
— А как спрашивал? — в зависимости от того, как звонивший меня называет, можно понять, кто звонит.
— Марию Сергеевну. Голос незнакомый, такой тебе раньше не звонил.
— Ладно, позвонят еще.
Работать мне уже категорически не хотелось. Я, кстати, заметила, что работа без выходных только вредит, потому что человеку жизненно необходимо менять обстановку и расслабляться. Конечно, если есть необходимость, то вполне возможно поупираться, провести ночь без сна и сделать то, что нужно. Но работать трое суток без отдыха с одинаковой интенсивностью ни один человек не может. А что уж говорить про бедных оперов, у которых что ни месяц, то усиление. А если человек месяцами не уходит с работы, то в конце концов он эти стены начинает ненавидеть. А в выходные им зачем сидеть на работе, если какой-нибудь министр осчастливил наш город своим визитом, только и всего, — не понимаю! Все равно все учреждения закрыты, людей тоже не особенно повызываешь, настроение хреновое, потому что жена ругается и ребенок уже перестал папу узнавать, вот и остается водку пить. А потом удивляются, чего это опера хронически пьяные и на работу ходить не хотят.
В процессе уборки дел в сейф и приведения кабинета в порядок меня посетила удачная мысль. Время до контрольной явки домой у меня еще есть; а что, если мне зайти в РУВД, поговорить с Буровым, тот наверняка уже вернулся, и там наверняка найдется машина, которая подбросит меня домой.
От радости, что я так хорошо придумала, я быстренько сдала прокуратуру на сигнализацию, и вприпрыжку поскакала в РУВД.
В дежурной части кипела работа. Бурова я в управлении не нашла, дежурный сказал, что он еще не возвращался. Зато был начальник убойного отдела Костик Мигулько, который сегодня заступил ответственным от руководства. Он забрал из дежурки какие-то бумажки, пообещал, что через час будет машина, выяснил, что я сегодня не обедала, и зазвал к себе в кабинет попить чайку.
Мы пошли в убойный отдел, и я машинально подергала дверь буровского кабинета.
— Чего, очень тебе Буров нужен? — спросил Мигулько, отпирая свою дверь.
Я кивнула.
— Мы с ним в пятницу были на трупе, хотела поговорить.
— Ага. Я тоже хотел с тобой поговорить насчет этого трупа.
Костик бросил бумажки на диван и включил электрический чайник.
— Присаживайся, хочешь на диван?
— Нет уж, там пружина колется. А чего ты кужеровский диван к себе не перетащил? Тот получше будет.
Костя тем временем достал из шкафчика печенье, пакетики с чаем, сахар.
— Понимаешь, Маша, к нам новый опер в отдел перевелся, Буров, ему пока жить негде, он в кабинете живет. Что ж я буду ему поганый диван подсовывать?
Я-то и в кресле посижу, а ему ночевать надо, на чем поприличнее.
— Какой ты благородный начальник.
— Просто на этом диване спать невозможно.
— А ты как спишь, когда дежуришь?
— Ха, — Костик ухмыльнулся, — в последнее время не очень-то и поспишь в дежурство. А потом, у меня же ключи от всех кабинетов, если надо, открою чей-нибудь кабинет и там посплю.