Роковая строфа
Шрифт:
– Что делать? – Маша сняла с пальца кольцо и протянула ему, – прежде всего, возьми обратно свой подарок, – сказала она, – я возвращаю его тебе вместе с данным словом.
– Рита! – воскликнул Андрей.
Кольцо упало и покатилось по полу. Рита стояла в дверном проеме, она была одета, как будто собиралась уходить, на плече небольшая спортивная сумка.
Маша сразу заметила, что глаза у девушки заплаканные.
– Извините, – сказала Рита, – у вас было открыто.
– Рита! – Андрей бросился к ней, перевернул кресло, упал на
– Что здесь происходить? – побелевшими губами прошептала девушка.
– Рита, пройдите, пожалуйста. Андрей, возьми себя в руки. Нам надо поговорить, – сказала Маша.
Рита попыталась поднять Андрея, он встал и, взяв девушку за руку, подвел к Маше.
– Маша, я пришла попросить вас передать Борису, что я уезжаю, – начала Рита. – Я хотела объяснить ему все сама, но не смогла добудиться. Вот, я написала ему письмо, – она положила плотный конверт на стол, – я все написала. Я не люблю вашего брата. И мы не можем быть счастливы. Эта затея с самого начала была бредом моего больного воображения. Сегодняшний вечер ни при чем. Если бы я любила его, то не позволила бы ему творить все эти безобразия… Простите… И, будьте счастливы…
– Куда же вы поедете, ночь на улице, – сказала Маша растеряно.
– Все равно… в клинику, потом домой, к отцу.
– В клинику?
– Да, я проходила курс лечения…
– Вот оно что, – понимающе кивнула Маша.
– Рита, я не писал тебе той записки, – поспешно сказал Андрей.
– Не писал? – повернулась к нему девушка.
– Он действительно не писал вам, – подтвердила Маша. – Строчку из Шекспира послал вам Борис, после того, как вы, скорее всего, сама же, рассказали ему о вашей неудавшейся любви.
– Рита, я люблю тебя! Любил всегда! Прости меня, я был ужасным дураком, прости меня, милая! Я никогда не написал бы тебе этого, потому что это было бы неправдой, до конца моей жизни. Это была бы ложь! Потому что я всегда буду любить тебя! Тебя одну!
Он протянул к ней руки, и она шагнула навстречу. Потом, вдруг, опомнившись, отступила и посмотрела вопросительно на Машу.
– Но, как же? Вы и Андрей…
Маша покачала головой.
– Ничего нет, Рита. Ничего нет и не было.
– Рита, ради Бога, нам надо поговорить! – попросил Андрей, завладевая ее рукой. Теперь они снова смотрели друг на друга, не отрываясь.
Маша видела, что для них перестала существовать и она, и эта комната, и весь мир. Она очень устала. Словно, за один вечер ее полностью опустошили, выпотрошили, оставив одну оболочку. И сейчас эта оболочка не могла чувствовать, страдать, жалеть о чем-то, о чем? Маше хотелось остаться одной в полной темноте, сжаться комочком и закрыть воспаленные глаза. Не было ничего, ни одной молитвы, ни одного стона, или упрека, только пустота.
Андрей и Рита вышли от нее, не попрощавшись. Кольцо так и осталось валяться на полу, бриллиант тускло поблескивал в электрическом свете. Маша подняла его и положила на стол,
Они шли куда-то сумеречными коридорами, сжимали друг друга в объятьях, проваливаясь в пропасть лифта, пересекали свет и тени; они возвращались.
Когда они стояли, прижавшись друг к другу, под одинокой, приглушенной абажуром, лампой, она сказала чуть слышно:
– Ты с ума сошел.
– Не прогоняй меня, – ответил он.
Тогда они вошли в темный проем распахнутой двери, она споткнулась обо что-то, засмеялась негромко:
– Кофе пахнет.
– Ты помнишь? – спросил он.
– Конечно, – ответила она, – все-все.
Почти не различая в темноте ее лица, он начал медленно целовать ее наугад:
– Это щека, – шептал он, – это уголок губ…
– А это? – спрашивала она, поднявшись на цыпочки и ловя его губы своими.
– Больше ты не уйдешь? – тревожилась она.
– Никогда.
– Помнишь, ты мне обещал, что все мои мечты исполнятся? – спрашивала она, в то время как ее легкая куртка сползала с плеч, а он, уже целовал ее плечи; сквозь ткань кофточки она чувствовала тепло его дыхания.
– Все, до единой! – задыхаясь, говорил он, – только не исчезай! Вся моя жизнь без тебя казалась остановившимися, никому не нужными часами, а теперь, словно кто-то добрый шевельнул неведомую пружинку, и что-то сдвинулось, шевельнулось и вновь обрело движение. – Он вдохнул глубоко и засмеялся, – я могу дышать!
– У тебя щеки мокрые, – сказала она, коснувшись его лица, – ты плакал? Знаешь, я тоже плакала, все время, пока тебя не было.
Он подхватил ее на руки, прижал к себе, покачивая, как ребенка:
– Теперь мы будем радоваться, довольно с нас слез! – он закружил ее по комнате, наткнулся на мягкий угол дивана, они со смехом упали в подушки и снова целовались, не в силах оторваться друг от друга.
– Андрей, – призналась она, – я всегда знала, что буду только твоей…
Он замер от этих слов. Что-то холодное, долго мучившее его, вдруг испарилось, истаяло без остатка, он увидел ее глаза близко-близко и утонул в них…
Рассвет стыдливо прятался за шторами. Наступал новый день.
47
Борис проснулся с невыносимой головной болью и гадким чувством, словно он сделал вчера глупость. Он оглядел себя, не вспомнил, как раздевался, увидел вещи, разбросанные вокруг кровати. Потянулся к телефону, но, в последний момент раздумал и бросил трубку. Сначала следовало привести себя в порядок.
Он заставил себя подняться, кое-как добрался до бара и налил дрожащими руками рюмку коньяка. Коньяк помог почти сразу, разлился холодной волной по гортани и сразу в желудке сделалось горячо, в голове посветлело, и унялась противная дрожь в теле. Борис крякнул от удовольствия и направился в душ.