Роковая тайна сестер Бронте
Шрифт:
Преподаватели и в самом деле отнюдь не скупились на похвалы, ибо их ученики вполне того заслуживали. За достаточно короткие сроки младшие барышни Бронте сделали заметные успехи в освоении тончайших премудростей игры на фортепиано; старшая же сестра значительно усовершенствовала навыки художественного мастерства. Но наибольшей благосклонности и одобрения учителя рисования Уильяма Робинсона добился их брат Патрик Брэнуэлл.
Пасторский сын с упоением предавался своему новому увлечению. Одна за другой появлялись картины, изображавшие его любимых ангрианских героев – герцога Заморну и Александра Перси, графа Нортенгерленда – персонажа, особенно пленившего Брэнуэлла, с которым он отождествлял себя (впрочем,
– Любезный сэр, – сказал однажды мистер Робинсон, обращаясь к отцу семейства, – я чрезвычайно рад сообщить, что дети ваши весьма продвинулись в освоении моего предмета, – настолько, что, полагаю, они едва ли нуждаются теперь в моих наставлениях. Я передал им все тайны этого искусства, которые известны мне самому. Остальное – дело навыка… Знаете, мистер Бронте, мне кажется, из вашего сына мог бы выйти славный художник. Все данные к тому у него налицо.
– Вот как? – изрек Патрик Бронте с самодовольным видом. – Что же, весьма признателен вам, сэр, за столь лестный отзыв! Однако, быть может, вы преувеличиваете художественные способности Патрика Брэнуэлла? Возможно ли, чтобы мой сын настолько преуспел в рисовании, что его работы и в самом деле оправдывали бы вашу похвалу?
– Вне всякого сомнения! – горячо отозвался почтенный учитель. – И я ничуть не погрешу против истины, если добавлю к своим словам заверение, что в том, что касается художественного мастерства, молодой человек уже давно превзошел меня. Все, что ему необходимо для несомненного успеха, – так это регулярный, систематический труд. Но это само по себе отнюдь не мало. Хлеб художника – нелегкий хлеб. Достанет ли вашему сыну усидчивости и упорства, чтобы отважиться ступить на столь серьезную, ответственную и тем не менее – столь прекрасную, поистине благородную стезю, – вот задача.
– Что ж, – спокойно ответил преподобный отец, всем своим обликом выражая истинное достоинство, – да будет на то воля Божья.
Достопочтенный Патрик Бронте не склонен был разделять последнего опасения, высказанного наставником рисования. Испытывая к своему единственному сыну особое расположение, он определенно отдавал ему предпочтение перед всеми своими дочерьми. Обнаружив у Патрика Брэнуэлла незаурядные способности, проявившиеся еще в раннем возрасте, а также – не подлежащий сомнению живой острый ум, отец мальчика слишком привык полагаться на эти очевидные достоинства своего сына, ни на минуту не допуская мысли, что тот не уцепится за малейшую возможность проявить их в нужный момент. Сам мистер Бронте никогда не позволил бы себе столь позорной оплошности; в своем же единственном сыне хозяин усматривал олицетворение собственной юности. Отец нисколько не сомневался в природной практичности сына, который, кстати, невзирая на юный возраст, производил впечатление деловитого, хваткого мальца, – в противном случае Брэнуэлл много потерял бы в глазах достопочтенного главы семейства.
Однако же на самом деле молодой человек отнюдь не был наделен теми природными качествами, какие приписывала ему сверхмерная отцовская гордость. Привычный Патрику Брэнуэллу довольно безалаберный, едва ли не хаотичный образ жизни всячески препятствовал развитию в нем этих качеств. Не в пример своим строгим, принципиальным сестрам, соблюдавшим неукоснительную последовательность даже в малейших мелочах, их своевольный, избалованный всеобщим вниманием братец был начисто лишен привычки к дисциплине.
Еще с детских лет Патрика Брэнуэлла мистер Бронте весьма охотно предоставлял своему любимцу полную свободу действий, которой тот располагал, как только ему заблагорассудится. Пока несчастные сестры смиренно и безропотно трудились в условиях немыслимой тирании коуэн-бриджской школы, их братец целыми днями пропадал в ближайшем поселке, куда всякий раз отправлялся в долгую прогулку – с раннего утра и до позднего вечера. В поселке он заводил весьма сомнительные знакомства с местными мальчишками, большинство из которых значительно уступали ему по уму и развитию.
С годами Патрик Брэнуэлл ничуть не думал остепениться. Наделенный живым незаурядным умом и неординарными способностями, он стал главным центром праздных увеселений во всем гавортском околотке; ни одно более или менее значительное событие в жизни городка и его обитателей не обходилось без присутствия Брэнуэлла.
Быть может, подобной популярности пасторского сына среди местных жителей способствовала его весьма своеобразная внешность. Патрик Брэнуэлл, как и его сестры, был маленького роста, рыжий, с большим носом, и часто расстроено опускал глаза, закрытые видными очками. Брэнуэлл укладывал густые волосы в высокую копну, чтобы визуально увеличить свой рост. Лоб у него был большой, неровный, что свидетельствовало о его интеллектуальности и, в то же время, еще больше прятало его маленькие «хорьковые», глубоко посаженные глаза. Он обладал хрупким сложением, и его удрученный взор порою мог внезапно сменяться быстрыми и мгновенными взглядами.
Очень скоро молодой человек прослыл в округе самым интересным и занимательным собеседником, общество которого настойчиво рекомендовалось местными жителями всем приезжим. Содержатель гавортской гостиницы «Черный бык» чуть ли не ежедневно посылал за юношей в пасторат, а когда тот являлся, всегда любезный портье традиционно предлагал ему добрую кружку искристого, пенящегося эля, которую Брэнуэлл неизменно поглощал с видимым удовольствием. Затем, ободренный изрядной порцией сего «божественного» напитка, он – истинный смиренный сын приходского пастора – весьма охотно развлекал все веселое сборище присутствующих своей живой пламенной речью.
Столь беспечный образ жизни юного Бронте, по-видимому, ничуть не смущал привычного покоя и не нарушал спартанского самообладания его достопочтенного отца, который не усматривал в поведении сына ничего предосудительного. А если он и находил в поступках Брэнуэлла нечто легкомысленное, то неизменно приписывал это проходящим причудам, свойственным подростковому возрасту. Даже благовоспитанная тетушка – истинная блюстительница строжайшей пуританской морали – проявляла по отношению к своему баловню столь щедрую снисходительность, что милосердно спускала ему подчас самые непозволительные вольности.
Таким образом, до сей поры Патрику Брэнуэллу была предоставлена практически полная свобода действий, и он позволял себе располагать ею, как ему заблагорассудится.
Между тем, пожалуй, единственным развлечением сестер, не связанным миром их фантазий, в этот период были редкие, но неизменно теплые и отрадные встречи с роухедской подругой Шарлотты Эллен Нассей.
Во время своего первого недолговременного пребывания в гавортском пасторате летом 1833 года кроткая, мягкосердечная мисс Нассей без труда сумела расположить к себе всех его обитателей, не исключая и внешне угрюмой, нелюдимой дикарки Эмили Джейн, обыкновенно яростно восстававшей против всякого постороннего общества.