Роковая точка «Бурбона»
Шрифт:
Невыносимый смрад стоял вокруг его обиталища долгое время. Люди же стороной обходили то место, говоря, что не могла у него, как у всех людей, душа из уст вылететь. Устами своими целовал Христа, отдавая на казнь, и ход душе его черной был там закрыт. Вот и взорвалась утроба.
Но не знает никто, правда это либо выдумка.
Есть в древних книгах упоминания и о том, что оставил Иуда после себя тоже Евангелие. Только никто это Евангелие найти не мог.
Святой же Иреней рассказывал, что, как и у Каина, имеется у Иуды немало почитателей и последователей, которые говорят, будто он один правду знал и до конца постиг тайну измены.
Искусство
В современной трактовке «Иудино племя» — это пятая колонна, которая выдвигает из своей среды тех «выдающихся», которые готовы продать за тридцать сребреников честь, присягу, коллег, родину, становясь предателями.
Следует заметить, что после суда возникла одна интрига. Военные контрразведчики считали, что Поляков выложил не всю информацию оперативникам, следователям и судьям и может еще многое вспомнить. Именно то «не раскрытое поле от мин», заложенных им, убережет в дальнейшем от провалов некоторых действующих агентов военной разведки и даст возможность с учетом показаний разоблаченного предателя организовать более продуктивную работу на каналах вероятного проникновения вражеской агентуры в подразделения Генштаба.
Многие коллеги автора откровенно говорили, что «его следовало бы еще «подоить», выдавив то, что он наверняка скрывал. Для этой цели чекистами была подготовлена мотивированная записка на имя Генерального секретаря ЦК КПСС с одной просьбой — не лишать Полякова жизни, дать возможность поработать с ним профессионалам военной контрразведки.
Горбачев долго не думал об этой удивительной и нетипичной, как ему показалось, для чекистов просьбе — он отказал в ходатайстве оперативникам.
Подобным образом поступил и Хрущев в отношении шпиона Пеньковского, который тоже унес в могилу много того, что не обнародовал ни на следствии, ни в зале суда.
Два сапога — пара, бесцеремонно потоптавших страну и ставших впоследствии разрушителями Отечества.
Вот так закончился процесс века над «коронованным» американцами шпионом и презренным предателем своего Отечества.
Глава 22
Судьба выжатого лимона
Равнодушие — есть наивысшая жестокость.
Как известно, паучья борьба в цээрушной банке была жесткой, если не сказать жестокой. Равнодушие к перебежчикам из социалистического лагеря, особенно из СССР, чем-то напоминало безразличие к судьбам отработанной своей агентуры. Это в почерке богатой американской спецслужбы есть, и никуда от этого не деться. Наплевательское отношение к своим бывшим «друзьям» являлось некоей доминантой — важнейшей составляющей в работе разведки США.
После прибытия в Соединенные Штаты Америки Галицына и дискредитации Носенко Энглтон, как писал Мэн-голд, практически получил право вето в сфере работы с перебежчиками. Без его одобрения никакие материалы, полученные от перебежчиков, всерьез не принимались.
В чисто человеческом плане заблуждения начальника контрразведки ЦРУ в отношении Полякова оказались фатальными.
«Этот агент ЦРУ был бы до сих пор жив, — писал Мэн-голд, — если бы не допущенные Энглтоном ошибки во время работы ЦРУ с этим источником, и особенно после того, как Энглтон ушел в отставку».
Вернее было бы сказать — после того, как он был практически изгнан с контрразведывательной службы в ЦРУ.
К 1978 году Энглтон, глубоко уязвленный тем, как бесцеремонно его уволили, уже три года был не у дел. Он все чаще стал заглядывать в бутылку, постепенно спиваясь. Главный контрразведчик разведки нередко жаловался друзьям, которых у него, как и у каждого человека, так немного при таких оборотах жизни. Он продолжал считать, что был прав в оценке коварного дезинформационного плана КГБ, который осуществляли проникшие в ЦРУ и ФБР агенты Кремля. Надо сказать, что годы нисколько не изгладили в нем тревоги за безопасность американской разведки. Многие коллеги отвернулись от него. В обстановке изоляции и вполне понятной озлобленности он стал все чаще встречаться с писателями и журналистами. Он хотел, чтобы его слушали и могли донести его взгляды и аргументы на эту проблему до других людей и вообще до широкой американской аудитории.
Всех перебежчиков после Носенко, в том числе и инициативника Полякова, он продолжал считать подставой КГБ, т. е. врагами Америки.
Именно в этот момент сведения о Полякове, который еще действовал как американский агент в советском Генштабе, просочились в печать. Фамилия, конечно, названа не была, но по косвенным признакам можно было его вычислить.
Первый намек на Полякова появился 27 февраля 1978 года в журнале «Нью-Йоркер» в статье Эдвара Эпштейна. Он в ней не упоминал никакой конкретики, но назвал имя Федоры, которого он, как и его друг Энглтон, считал агентом-дезинформатором. В статье он упомянул о существовании еще двух советских агентов, работавших на ФБР и ЦРУ.
24 апреля 1978 года опять в журнале «Нью-Йоркер» публикуется анонимная заметка о бегстве к американцам высокопоставленного советского чиновника ООН Аркадия Шевченко, через которого автор вправе ожидать ответа на вопросы, действительно ли Федора, Носенко и еще один тайный агент ФБР в русской миссии при ООН «Топ-Хэт» — подставы КГБ.
Упоминание об агенте с псевдонимом «Топ-Хэт» создало реальную угрозу Полякову.
Как пишет Мэнголд, «единственной причиной подобного сознательного предательства действующего агента ЦРУ стало фанатичное стремление фундаменталистов укрепить свои пошатнувшиеся позиции относительно фальшивости всех советских перебежчиков. Однако публичная огласка этого профессионального спора означала, что жизнь Полякова превратилась в главную ставку в этой русской рулетке.
Если фундаменталисты окажутся правы в утверждениях, что Поляков и другие советские перебежчики были липовыми, то не будет преувеличением сказать, что КГБ годами водил ЦРУ и ФБР за нос.
Эпштейна, как журналиста, нельзя винить за то, что он использовал сообщенную ему информацию для того, чтобы привлечь внимание общественности к этому исключительно важному вопросу.
Тем не менее Эпштейн, как патриот, многим рисковал, — если его публикация была ошибочной, это означало, что его источники послали американского агента на верную смерть. Дело обстояло именно так».