Роковое наследство
Шрифт:
Однако, если бы мечта Винсента сбылась, ему, скорее всего, расхотелось бы заниматься благотворительностью. Так уж устроен человек: на словах у него одно, ана деле часто – совсем другое...
К тому времени, как граф докурил свою сигарету, пленник уже почти перерезал веревку, которой была прикручена к телу его левая рука.
Вдруг Жюлиан двинулся к алькову. Разумеется, архитектору пришлось прервать свою работу.
Граф подошел к пологу и взглянул на кровать.
Винсент изо всех сил стиснул свой кинжал. Расстояние между ним и отцеубийцей было слишком велико. Оставалось лишь надеяться, что граф сделает еще один шаг.
Всего лишь один. И тогда он станет досягаем...
«У него ключ, – думал архитектор. – Он ни о чем не подозревает... Ну же, шагни! Иди сюда!»
Карпантье уже видел, как его враг делает шаг вперед, и в следующий миг в груди его оказывается нож, всаженный по самую рукоять...
Винсент представлял это, будто наяву. От запаха воображаемой крови у него хищно раздувались ноздри.
Трудно поверить, но это так: Винсент Карпантье, человек, который в обычной жизни и мухи не обидит, готовился совершить страшное преступление! Конечно же, он был не в себе. Его опьяняло золото. Мы не пытаемся оправдать нашего героя, мы хотим лишь показать, чем была вызвана эта чудовищная метаморфоза.
Винсента и Жюлиана разделял только один шаг, но этот шаг был подобен пропасти. Архитектор не мог перепрыгнуть через нее, а граф не захотел.
Он по-прежнему был погружен в раздумья. Брови Жюлиана были нахмурены. Лицо его выражало решимость.
– Винсент Карпантье! – наконец произнес граф. – Значит, он жив... Что ж, это прекрасно! Прежде чем убить его, я заставлю его сказать, где спрятаны сокровища!
XXIX
СМЕНА КОЖИ
Порою судьба сводит людей друг с другом самым невероятным образом. Эти два человека балансировали на тончайшей грани, по одну сторону которой была победа, по другую – поражение. – Сокровища где-то здесь, в этом можно не сомневаться, – продолжал граф. – Они либо под паркетом, либо в одной из стен.
Он задумчиво осмотрел альков. Винсента охватил ужас. Ему казалось, что золото можно увидеть даже через стену. Он боялся, что сокровища притянут взгляд его врага так же, как северный полюс – стрелку компаса.
– Я обыщу все: сдвину мебель, простучу каждый камень в этих стенах, но все это будет позже, – проговорил Жюлиан. – Уже светает. Скоро проснутся слуги. Если бы у меня были сокровища, я бы предстал перед домочадцами в своем собственном обличье. Они поняли бы, что я безжалостно подавлю любую попытку сопротивления. Но пока я не завладею талисманом, мне нужны доспехи – и маска.
Граф подошел к телу полковника и, обхватив его обеими руками, приподнял и посадил на стул, стоявший как раз напротив шкафа с зеркальной дверцей.
Теперь архитектор спокойно мог продолжать перерезать веревки, поскольку его враг отошел достаточно далеко, однако Винсент почувствовал такое любопытство, что даже не вспомнил о своих путах.
В самом деле, сцена, которая разыгрывалась в комнате, была весьма интригующей.
Сам граф опустился на соседний стул, рядом с убитым им человеком. Старик уже окоченел, поэтому его тело не падало.
Винсент видел лишь спины преступника и его жертвы – и еще отражение полковника в зеркале. Карпантье отметил, что смерть почти не изменила черты лица бывшего Хозяина Черных Мантий.
Между стульями Жюлиан поставил маленький круглый столик, на который водрузил лампу. Эта лампа ярко освещала безжизненное лицо старика, глаза которого были широко открыты.
Внезапно архитектору показалось, что полковник видит его отражение в зеркале. Винсенту даже почудилась чуть заметная усмешка, скользнувшая по губам господина Боццо.
Винсент почувствовал, что волосы у него на голове зашевелились. Ему пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы избавиться от этого наваждения.
Что же собирался делать заклятый враг Винсента? Пока архитектор не знал ответа на этот вопрос.
Однако вскоре все стало ясно. Граф вытащил из кармана какой-то предмет, напоминавший ящичек для инструментов, и открыл его.
Мы не знаем, доводилось ли Винсенту Карпантье заходить в театральную гримерную, но мы ручаемся, что он не раз видел, как прихорашивается женщина.
Это целое искусство, для которого требуется немало орудий и материалов: кисточки и карандаши, краска и тушь.
Судя по тому, как со всем этим обращался Жюлиан, можно было понять, что он – не новичок в этом деле.
Время от времени граф поворачивался к своей модели, словно не доверяя зеркалу, и тогда архитектор видел отраженный в зеркале профиль Жюлиана. Этот профиль очень напоминал эскиз картины.
«Скоро он уйдет, потому что ему предстоит сыграть первый акт своей комедии, – размышлял Винсент. – Тогда я буду свободен. Но возможно и другое: он станет искать уголок, где можно спрятать труп, и наткнется на меня».
От этой мысли Винсенту стало не по себе. Впрочем, испуг пошел архитектору на пользу: он вспомнил о своей работе и снова взялся за кинжал. Через некоторое время ценой ужасных усилий Винсенту удалось освободить левую руку. Наступила очередь ног.
Теперь Жюлиан был очень занят, поэтому Карпантье мог не опасаться, что его враг услышит возню в алькове.
Очевидно, граф уже заканчивал работу над своим гримом; однако Жюлиан давно не поворачивался к полковнику, и архитектор пока не мог судить о результатах.
Жюлиан извлек из своего ящичка большие ножницы и стал безжалостно состригать свои прекрасные волосы. Вскоре пол вокруг него был устлан черными локонами. – Если мне вновь придется выступить в роли матери Марии Благодатной, я надену парик, – вполголоса проговорил граф. – Это вполне возможно, поскольку мне необходимо добраться до этого Винсента Карпантье.
В третий раз архитектор замер, чтобы послушать, что еще скажет Жюлиан, однако тот замолчал.
Встав, он погладил себя по голове и негромко рассмеялся. Смех получился невеселым.