Роковое наследство
Шрифт:
Но он подавил свое желание, потому что в эту ночь нужно было найти ответ на вопрос, не терпящий отлагательства.
— Послушай, Гилен, — он снял ее руки со своей шеи и крепко держал, не давая ей снова обнять себя, — через несколько часов мы все узнаем. Очень возможно, что это знание нас огорчит, особенно тебя. Но мы должны это преодолеть, иначе нам никогда не будет покоя, а нам обоим нужно успокоиться. Слушай внимательно, что я тебе скажу. Я хочу объяснить, как вести себя в ближайшие несколько часов…
Он не успел договорить, как раздались шаги на лестнице и скрипнула дверь. Появился Эррис.
— Осмелюсь доложить, капитан. — Он поднял руку к козырьку воображаемой фуражки. Очевидно, он успел уже выпить не один глоток, и взгляд его стал более живым.
— Доложить о чем? — спросил Дьюит, ничуть не рассердившись. Гилен спокойно оставалась у него на коленях.
— Очень важное сообщение, капитан. Вокруг нашей гостиницы бродит нечистая сила. Души тех времен, когда мародеры обирали здесь их трупы и прятали добычу в тайнике, восстали из могил и бродят вокруг. Тут огонек, там огонек, то зажигается, то гаснет, но это вовсе не светлячки. Это поганые псы снова тут, чтобы совершить свое гнусное дело. Могу поклясться, что видел фонарь, но потом снова стало темно, хоть глаз выколи.
— Вы зажигали свет в своей комнате?
Эррис отрицательно покачал головой.
— И вы совершенно уверены, что мелькание огней — не плод вашей фантазии?
— Нет, капитан, исключено, хотя моя живая фантазия легко склоняется к замене правды поэзией.
— Огоньки могли быть на рыбачьем баркасе в бухте, — заметила Гилен.
Эррис, слегка прищурив глаза, посмотрел не на Дьюита, а только на Гилен и проговорил вдруг в полном несоответствии со сказанным ранее:
— Да, возможно, я и ошибся, но у меня возникла мысль… Может быть, в смерти Энн и Лайны виноват не один человек, а несколько? Это, пожалуй, нанесет непоправимый удар вашему плану — узнать все сегодня, — Держа руки в карманах и широко расставив ноги, он остался стоять перед креслом, где они сидели.
— Что вы так на меня уставились? — не выдержала наконец Гилен. — Я тоже похожа на привидение?
Эррис не отвечал; он думал о выражении ее лица, когда Дьюит показал ей черную бусину, на свету отливавшую красным огнем. Почему она тогда не сказала, чья она? Почему промолчала, хотя лицо ее выдавало? Этот вопрос не давал ему покоя даже тогда, когда он снова вернулся в свою темную комнату и уселся у окна с бутылкой и листом бумаги.
Настал тот час, когда он легче всего мог извлекать из глубины своего запутанного, туманного сознания живые образы, которые он заставлял плакать, кричать от восторга, стенать или петь, которыми он населял мнимый мир, чувствуя себя его создателем. Но сегодня ничего этого не было. Захватившая его мысль оседлала его фантазию, заставила сопоставить тайные взаимосвязи, на фоне которых убийство обеих сестер выглядело иначе; в его уме возникали мрачные трагедии, подобные жутким преданиям о крепости Коннемары. Он смотрел в окно, не видя ничего перед собой. Он не заметил, как взошла луна, не видел черных грозовых туч, которые быстро поглотили лунный свет, он не обратил внимания на Клэгга, который осторожно пересек двор перед самым окном. Он заснул, уронив голову на руки, рядом с бутылкой.
Вместе с Энн, Лайной и Гилен
С глубоким гортанным воплем Эррис с трудом пришел в себя. В первые секунды он не мог понять, где находится. Он вскочил, зацепился за ножку стола и грохнулся во весь рост. Его комната была полна удушливого дыма. Взглянув в окно, он увидел, что большая часть гостиницы уже пылает. Ночной мрак уступил место огненному зареву. Дым ел глаза, Эррис долго не мог найти дверь. Наконец, шатаясь, он выбрался в коридор. Инстинкт самосохранения, не требующий рассуждений, гнал его из дома. Но вдруг его пронзила мысль о Гилен. Полузадохнувшийся и полуслепой, он добрался до лестницы, чтобы подойти к ее комнате. Внизу дым был еще гуще. За углом пылал огонь. Жара стала невыносимой, слышался треск, а затем грохот рушившихся балок…
Его охватило желание скорее вырваться из пылающей западни, но снова удержала мысль о Гилен. Полуживой, он подполз к двери, нащупал и нажал ручку, но дверь была заперта. Он начал стучать кулаками, как бешеный, диким голосом звал Гилен, но дверь не открывалась. Отойдя на несколько шагов, он нашел стул и попытался выбить дверь стулом, но тщетно — доски не поддавались. Что было после, он уже не мог вспомнить. Он ударился головой о какой-то столб, в нос ему проник отвратительный запах керосина, потом вспыхнуло пламя.
Мысль, что все кончено, пронзила его сознание, он снова упал, но кто-то схватил его и выволок из горящего дома. Когда Эррис пришел в себя, он лежал на одеяле в ста шагах от дома. Языки пламени полыхали на фоне ночного неба, штормовой ветер сдувал их то в одну, то в другую сторону. Взад и вперед бегали какие-то люди, были слышны крики и команды. Пожарные пытались загасить пламя смехотворно тонкой струей из шланга, но не смогли даже сбить его. Какие-то черные тени, напоминавшие ночных птиц, метались над пожаром. Так и не поняв, что это, Эррис опять потерял сознание.
Снова придя в себя, он обнаружил, что все так же лежит на земле, но кто-то накрыл его одеялом и даже что-то подсунул под голову. Уже светало, и пламя улеглось. На месте гостиницы высились закопченные руины. С моря наползал туман, и всюду пахло гарью.
Эррис сбросил одеяло и попытался встать. Как ни странно, ничего не болело, двигаться было легко, ожоги были совсем незначительные, только одежда кое-где пострадала. Возле обгоревших стен он увидел О'Брайена с незнакомым мужчиной и Дьюита, который поспешил к нему навстречу и с тревогой спросил: