Роковое совпадение
Шрифт:
Патрик прощается и отключается. Минуту я разглядываю телефон, поглаживаю края гладкой пластмассы.
Впервые мне есть что терять.
— Что ты делаешь?
Я просовываю голову в вырез свитера и вижу стоящего в спальне Калеба.
— А на что это похоже?
Я застегиваю джинсы. Засовываю ноги в сабо.
— Патрик поднял тебя с кровати, — говорит он, и в его голосе звучат обиженные нотки.
— Патрик сообщил новости, которые заставили меня подняться с постели, — уточняю я. Я пытаюсь обойти мужа, но
— Нина, ты никуда не пойдешь. Браслет.
Я смотрю на лицо мужа. На лбу залегли морщинки, которых я раньше не видела. С немалым изумлением я осознаю, что они появились из-за меня.
Я перед ним в долгу.
Поэтому я кладу руку ему на плечо, подвожу к кровати и усаживаюсь рядом с ним на постели.
— Патрик узнал имя донора костного мозга. Это священник, который приезжал в октябре в церковь Святой Анны. Святой отец с кошкой. Его зовут Артур Гвинн, он служит в церкви в Бель-Шасс, штат Луизиана.
Калеб бледнеет:
— Зачем… зачем ты мне все это рассказываешь?
«Потому что первый раз я действовала в одиночку, хотя должна была по крайней мере поделиться с тобой своими планами. Потому что, когда тебя спросят в суде, ты не обязан давать против меня показания».
— Потому что еще не конец, — отвечаю я.
Он отшатывается.
— Нина… Нет! — Я встаю, но он больно хватает меня за руку и притягивает к себе. — Что ты задумала? Сбежать из-под домашнего ареста и убить еще одного священника? Или тебе недостаточно пожизненного срока?
— В Луизиане смертную казнь не отменили, — бросаю я в ответ.
Мои слова — гильотина, разделяющая нас. Калеб так резко выпускает мою руку, что я не удерживаюсь и падаю на пол.
— Ты к этому стремишься? — негромко уточняет он. — Ты такая эгоистка?
— Эгоистка? — Я захлебываюсь рыданиями. — Я делаю это ради нашего сына!
— Ты делаешь это ради себя, Нина. Если бы ты думала о Натаниэле — хотя бы чуть-чуть! — то сосредоточилась бы на том, чтобы быть ему хорошей матерью. Встала бы с кровати и продолжала жить, предоставив системе правосудия разбираться с Гвинном.
— Системе правосудия? Ты хочешь, чтобы я ждала суда, чтобы предъявить обвинение этому ублюдку? Пока он изнасилует еще десять, двадцать детей? А потом еще ждать, пока губернаторы наших штатов будет решать, кому «выпадет честь» вершить правосудие? И опять ждать, пока Натаниэль даст против этого сукиного сына показания? Видеть, как Гвинн получит срок, который закончится раньше, чем нашего сына престанут мучить кошмары о том, что с ним произошло? — Я глубоко, прерывисто вздыхаю. — Вот она, твоя система правосудия, Калеб. Разве стоит ждать ее решения?
Он молчит. Я поднимаюсь с пола.
— Меня и так посадят в тюрьму за убийство человека. Для меня жизнь закончена. Но у Натаниэля все впереди.
— Ты хочешь, чтобы твой сын рос без матери? — Голос Калеба ломается. — Можешь не утруждаться.
Он резко встает, выходит из комнаты и окликает Натаниэля.
— Эй, дружок! — слышу я его голос. —
Мои руки и ноги немеют, но мне удается добрести до спальни сына, и я вижу, как Калеб поспешно запихивает его вещи в рюкзак с изображением Бэтмена.
— Что… что ты делаешь?
— А на что это похоже? — отвечает Калеб — это мои собственные слова.
Натаниэль скачет на кровати. Его волосы разлетаются в стороны подобно шелку.
— Ты не можешь его у меня забрать.
Калеб застегивает молнию на рюкзаке.
— Почему нет? Ты же сама готова отобрать мать у сына. — Он поворачивается к Натаниэлю и выдавливает улыбку. — Готов? — спрашивает он, и Натаниэль прыгает в распростертые отцовские объятия.
— Пока, мамочка! — шумно радуется он. — Нас ждут приключения.
— Знаю. — Улыбаться с комом в горле ужасно трудно. — Я слышала.
Калеб проносит сына мимо меня. На лестнице раздается грохот шагов, потом громко хлопает дверь. Доносится звук двигателя грузовичка Калеба, когда он сдает задом по подъездной дороге. Потом наступает настолько гробовая тишина, что я слышу собственные дурные предчувствия — легкое шевеление воздуха вокруг меня.
Опускаюсь на кровать сына, зарываюсь в простыни, которые пахнут карандашами и имбирными пряниками. Все дело в том, что мне нельзя покидать этот дом. Как только я шагну за порог, за мной вдогонку пустятся патрульные машины. Меня арестуют раньше, чем я сяду в самолет.
Калеб выиграл: он уберег меня от деяния, которое я так страстно хочу совершить.
Потому что прекрасно понимает, что если я все-таки выйду сейчас в эту дверь, то не Артура Гвинна стану преследовать. Я буду искать собственного сына.
Прошло три дня, а Калеб так и не позвонил. Я обзвонила все гостиницы и мотели в округе, но если он где-то и остановился, то явно не под своей фамилией. Однако в канун Рождества они обязательно вернутся. Калеб благороден и соблюдает традиции праздника, поэтому я заворачиваю в подарочную бумагу рождественские подарки для Натаниэля — они весь год хранились на чердаке. Из скудных остатков продуктов в холодильнике я приготовила курицу и сварила суп из сельдерея. Накрыла стол, поставив наш модный свадебный сервиз.
Убрала в доме, потому что хочу, чтобы Калеб, как только войдет в дверь, тут же заметил, как здесь чисто. Возможно, если он заметит внешние изменения, то поймет, что и внутренне я тоже изменилась. Волосы я собрала в «ракушку» на затылке. Надела черные бархатные брюки и красную блузу. В уши вдела подарок Натаниэля на прошлое Рождество — маленькие сережки в форме снеговичков, сделанные из скульптурной глины.
Тем не менее это все — внешний глянец. Под глазами залегли круги — я не сплю с тех пор, как они уехали, как будто это наказание свыше за то, что я проспала все эти дни, когда мы жили вместе. По ночам я брожу по коридорам, пытаюсь разглядеть на ковре следы от бегущих ног Натаниэля. Разглядываю старые фотографии. Живу в собственном доме как привидение.