Роковое влечение

Мельникова Надежда Анатольевна

Я резко оборачиваюсь. Вижу его худое лицо, тонкие ручки и омерзительный пушок вместо жесткой бороды и не выдерживаю.

— Что ты, кретин, знаешь о любви?

Я кричу. Истерично, как-то почти ненормально воплю. Все в холле молча смотрят на нас.

— Знаешь, что я отдала бы все твои разговоры за один час с ним? За один единственный час, еще один час!

В комнате стоит абсолютная тишина, а я прячу лицо в ладонях и дрожу, обливаясь слезами. Потому что знаю, что пираты могут раскрыть Антонио в любой момент и убить. Просто провести острием лезвия по горлу и моего Тони не станет.

Я не безгрешна. В тот день, когда я встретила Тони, я все еще любила профессора. Мои друзья любили его. Моя мать его обожала.

С ним было легко, я восхищалась его умом. По моей логике мы прекрасно подходили друг другу, и если откинуть его измену, то у нас было очень много общего.

Но потом появился он — мой пират. Эти огромные глаза — каштаны. Его манера смеяться, хриплый низкий голос. Его тело, его татуировки на спине и под грудью. Он требовал от меня всего и сразу, он брал, не спрашивая, критиковал, если хотел. А я наслаждалась бесконечными попытками спрятать раздражение от его щетины на шее. Прекрасная заноза в моем боку, и я вдруг ощутила, что стала сама собой. Все, что заставлял меня чувствовать Антонио, походило на фейерверк или хлопушку: ярко, сочно, красочно. И я никогда не думала, что на самом деле я такая и есть: свободная, смелая и взбалмошная.

Я больше не понимаю, зачем мне женственность и красота? Зачем мне грудь, если он не прикасается к ней, если я не могу кормить его детей? Я ненавижу себя за вновь пришедшие месячные. Я разбила унитаз в отеле, когда увидела красные разводы в воде. Теперь я буду выплачивать за него деньги из своего жалования. Меня вдруг осенило, что я страшно ревную его. Я хочу, чтобы он принадлежал только мне. Хочу, чтобы ни одна женщина не знала его лучше, чем я, не почувствовала, какой он. Потому что каждая, которая встретит Антонио на пути, там, на далеких Филиппинах, и узнает его, захочет, чтобы он принадлежал ей. Ибо он самый лучший любовник, собеседник, партнер. И с тех пор, как я позволила Антонио творить с моим телом все, что он захочет, я никогда не знаю, что он будет делать дальше. И это будоражит. Чертово ожидание его прикосновений — лучшее, что со мной случалось. А теперь я скучаю.

Но дело не только в этом. Я подвела Тони.

Потому что за несколько часов до отправления корабля ко мне пришла его мать. Она курила и смеялась над тем, что я мыла полы, легко орудуя шваброй. Но так уж вышло, что я человек строгого воспитания и в моем мире принято уважать мать парня, какой бы она не была. Она дала жизнь моему Тони, и я должна стараться ради нее.

Хуанита принесла забытую мной в их доме вещь, и это как-то объединило нас. Она же сообщила, что отправление перенесли.

И я ей поверила. Я не смогла дозвониться, его телефон оказался вне зоны действия сети. Возможно, им запрещены телефоны. И когда я пришла, корабля у пристани уже не было.

Я увидела это издалека. Ничего не понимая, встала в оцепенении. Но все равно упрямо шла. Я уже поняла, что она меня обманула. Я вдруг стала такой незначительной, маленькой и несущественной. Села на лавку и горько заплакала, вспоминая взгляды, прикосновения, вздохи, влажность губ и их нетерпение. Его неспокойный язык у себя во рту, тепло его кожи под моими ладонями. Я дрожала и плакала, и была в полном отчаянии! В душе отзывалось болью понимание, что с первых минут Антонио всегда слушал меня, даже среди пиратов и на острове, а главное, он помнил все то, что я говорила. А я даже не пришла его проводить.

И теперь я ненавижу четыре часа дня. И в сегодняшнем дне и завтрашнем. В каждый из последующих дней я буду ненавидеть эти гребанные четыре часа дня, и не важно, в какое время года. В четыре часа дня ко мне в отель пришла его мать и сказала, что отплытие перенесли.

Глава 46

Антонио бросил сумку на мостовую, покрутил телефон в руке и, так и не набрав номера, запихнул

аппарат обратно в карман. Звонком тут не отделаешься, хотя очень хотелось услышать ее голос и узнать, всё ли с ней в порядке. Его коза вечно во что-то ввязывалась. Он так же понимал, что будить её утром — не самая удачная затея.

Коза даже не пришла его проводить. Ясное дело — обиделась. Нацедил розового сиропа в уши и свалил на полгода, понять ее можно. Хотя увидеть хотелось. Впрочем, это бы напоминало растягивание пожеванной жвачки, когда вкуса уже нет, осталась лишь бесцветная резинка. Перед смертью, как говорится, не надышишься. Может и к лучшему, что не пришла.

Когда, выгрузившись на Филиппинах, они получили краткую сводку и добрались до пункта назначения, Антонио, как бы случайно, сошёлся со своими «новыми друзьями» из банды под дебильным названием «дикие ослы». Уже в первые минуты задания, Тони понял, что его приоритеты нахрен поменялись. Ему предстояло узнать парочку имен, а значит, нужно внимательно слушать и запоминать. Военным нужны были имена руководителей ячеек, а просто так их никто не скажет.

Бандитские рожи раздражали. Спасать человечество, как и изображать ублюдка, когда в голове розовые пони, а в груди странно тянет от того, что забрался слишком далеко от неё, — сложно. Ему хотелось позвонить Ульяне, узнать, что с ней происходит. Даже в привычной каюте военного корабля, он был взбешён тем факт, что сотовые запрещены. И это только на третий день! А ведь когда-то он мог месяцами ни с кем не разговаривать.

Но в ночь вступления в банду перед ним встала ещё одна проблема. О которой он раньше даже не задумывался. Встреча проходила во мрачном, прокуренном баре, где кроме всего прочего водились ночные бабочки. Раскрашенная стриптизерша-азиатка крутилась у шеста, наглые официантки нахрен забыли надеть свою одежду, а барменша и не скрывала, что подрабатывает проституткой между делом. Он никого не осуждал, и доступных женщин в том числе, каждый выбирает сам, чем ему маяться. Но подобные девчонки вызывали эрекцию у всех остальных бандюганов, и строить из себя семинариста мужской духовной гимназии было, мягко говоря, нелепо. А лапать подобных телок с некоторых пор стало противно. Словно вкус выработался или аллергия. Черт его разберешь, пятнами вроде не покрывался и блевать в туалет не бегал, но изъяны на коже бабочек замечал сразу, а еще запахи, противные, чужие, тошнотворные.

На Филиппинах для Тони придумали новое имя, а биографию решили не менять, дабы он не запутался. Разыграли сцену с убийством одного из военных, которого Тони придушил в тёмном переулке, а затем выкинул в море. И главарю банды он пришёлся по душе. «Дикие ослы» по-чёрному бухали, лапая девиц и раскуривая сомнительного вида самокрутки, когда одноглазому главарю с полусгнившим передним зубом пришло в голову угостить Тони кое-чем ещё, кроме рома.

— Ты, да, ты, — ткнул пальцем в брюнетку с малиновым губами, — обслужи моего друга.

Виляя роскошными бёдрами, девица плюхнулась у ног Антонио, призывно схватившись за ширинку. Бандиты на то и бандиты, что им пофигу на такие мелочи. А Тони чувствовал кисловатый запах пота девицы, смешанный со сладкими духами и легкой ноткой дешевого алкоголя. Холодные, даже через ткань плотных джинсов, пальцы, что вцепились длинными красными ногтями в его бедра. На одном из них накладного ногтя не было, видимо, девица его потеряла, обрабатывая предыдущего друга, а наклеенные ресницы были настолько густым, что ими можно было проветривать помещение во время жаркой погоды. И когда её липкие руки скользнула внутрь его ширинки, Антонио встал, не понимая, что нахрен он вообще тут делает?