Роковой бриллиант дома Романовых (Курьер царицы)
Шрифт:
Он ничего не отвечал, впивая как бальзам слова Александры. Потом он резко повернул голову.
– Политика... Чего ты хочешь добиться этим? Оставь Россию в покое. Или ты веришь, что твой Керенский?..
– Я верю в то, что демократия, система духовного освобождения излечит все недуги нашего народа. Совершенно безразлично, называется ли человек, стоящий во главе государства, Керенским или как-нибудь иначе. Я верю в него, потому что я верю в эту форму правления.
Он отвратительно рассмеялся.
– Ты, может быть, веришь лично в него?
– Я верю также и лично в него!
Он прошипел сквозь зубы:
– Мы, значит, враги, Александра. Нет пути, по которому мы могли бы пойти вместе.
– Борис! Мы, быть может, идейные враги... Я должна бороться за свою веру так же, как и ты за свою. Настало время, когда русским женщинам судьбой предназначено бороться и проливать кровь за свою веру и свободу.
Он неподвижно посмотрел на нее. В его воображении ее слова складывались в крест, крест на Голгофе, и позади Александры виднелись страдания, бесконечные страдания. Но вблизи раздавался залп за залпом. Сквозь разбитые окна доносились крики, раздражающие, потрясающие нервы крики масс, вселяя страх и ужас. Дверь широко распахнулась, и в комнату ворвались люди, сидевшие в другой комнате.
– Яковлев, идем! - крикнул один со скуластым лицом и раскосыми монгольскими глазами. - Товарищ Ленин ожидает нас!
– Ленин? - запинаясь, пробормотала Александра. Взгляд ее блуждающих глаз остановился на оклеенной обоями двери, которая раньше, должно быть, была заставлена шкафом. Да, теперь она отчетливо вспомнила - это было тогда, когда Борис однажды проповедовал ей о "свободной любви", о клубах молодежи и о "новой эпохе женских прав". Тогда она ответила ему: - Свобода и хлеб, это я понимаю. Свобода и любовь, - нет! - Борис тогда странным взглядом посмотрел на нее и замолчал...
– Ого! - крикнул кто-то из присутствующих. - Черт побери, Борис! бери свою невесту, а потом марш вперед за народ!
Александра бросила короткий, быстрый взгляд на говорившего. "Я без оружия", - подумала она. Ее взгляд упал на оклеенную обоями дверь. Одним прыжком она очутилась возле ее - дверь заперта. Она уперлась о дверь - к ней протянулись кулаки, в ее ушах раздался грубый хохот, - но ей удалось открыть дверь, и она очутилась на свободе. В руках ее преследователей осталось несколько шелковых лоскутов. Один из них хотел выстрелить ей вслед, но Борис схватил его за руку.
– Стрелять в женщину? - со сверкающими глазами спросил он.
– Что там говорить о женщинах! - крикнул другой. - Сегодня ночью мы будем справлять совсем иную свадьбу.
Борис нахмурил брови и достал из шкафа винтовку и патроны:
– Готово! - сказал он.
– Да здравствует интернациональная революция! - послышалось в ответ.
* * *
Александра очутилась на мрачном дворе. Спасая свою жизнь, она вбежала в соседний дом - оттуда на улицу, - кругом все пусто. Вдруг показался грузовик, на нем люди в военной форме, с винтовками. Грузовик быстро приблизился. Ее взгляд различил форму - это юнкера. Она высоко подняла руку. Грузовик сразу остановился, чьи-то руки подняли ее.
– Куда? - бормочет она, задыхаясь. По всей ее фигуре пробегала дрожь.
– К Зимнему дворцу, - ответил ей юнкер с молочно-бледным лицом и глазами обреченного на смерть.
– Как обстоят дела?
– Мы будем бороться - до последнего...
Тяжелый грузовик грохоча мчался по улицам. Где-то слышалась ружейная стрельба - бежали люди - свистели пули - дальше - дальше...
Они окольными путями достигли Зимнего дворца. Улицы, ведущие к нему, были еще свободны. Они заняты правительственными войсками. Здесь теснился народ. Здесь было заключено какое-то молчаливое перемирие. Солдаты обменивались шутками с толпой, толпа отвечала. Александра слышала все это.
– Боже мой, эти войска непременно перейдут на сторону большевиков - где же Керенский?
XII
Генерал-майор князь Сулковский - или Петр Непомнящий целый день до позднего вечера с мужеством отчаяния защищал телефонную станцию. В первый раз за всю свою жизнь Непомнящий вкусил всю слабость власти и права повелевать.
Уже после полудня в руках большевиков оказались важнейшие пункты Петрограда: войска переходили на их сторону и верными правительству оставались лишь казаки и юнкера.
Попытки большевиков склонить к сдаче юнкеров, защищавших телефонную станцию, не удались. Непомнящий не напрасно побывал в свое время на фронте. Он встретил нападавших врагов сильным ружейным и пулеметным огнем, так что красногвардейцы в панике искали прикрытия. Но, хотя и удалось отбить первые две атаки большевиков, Непомнящий понял, что ему не удастся отстоять станцию, если не случится чего-нибудь, что могло бы изменить общий ход событий этого дня. Матросы, и за ним красногвардейская рвань, наступали медленно, но верно, осыпая из-за прикрытий здание сплошным дождем пуль.
Через два часа непрерывной, яростной перестрелки послышался страшный треск, и все здание задрожало. В правом флигеле здания зияла огромная пробоина. Нападавшие пустили в дело миномет. Двенадцать юнкеров были выведены из строя. У самого генерала кровь сочилась из легкой раны на левой щеке. Он понял, что если большевики, которые все время получали непрерывно подкрепления и с каждым часом усиливали огонь, пойдут на приступ, то маленькой кучке защитников станции грозит неминуемая гибель. Поэтому он решил произвести вылазку.
Он сам пошел впереди. Увлеченные храбростью своего вождя, осажденные бросились на совершенно онемевших врагов. Им почти удалось пробиться, но перевес вражеских сил был слишком велик. Когда большевики оправились от неожиданности, они сразу же навели на защитников станции свои пулеметы и искусным маневром отрезали им путь к отступлению. Защитники станции были перебиты или рассеяны. Непомнящий, у которого кровь текла из нескольких ран, с шашкой в руках прокладывал себе дорогу. Мысль о том, что он должен жить, чтобы еще раз увидеть княгиню и хотя бы только один раз заключить ее в свои объятия, придавала ему храбрость легендарного героя. Даже предводитель большевиков, старый солдат-фронтовик назвал его чудо-богатырем. Но с тем большей яростью он сам бросился на генерала, которому уже удалось прорубить себе дорогу и который, казалось, был заворожен от пуль.