Роковой бриллиант дома Романовых (Курьер царицы)
Шрифт:
Теперь освещенная электрическими лампами и смоляными факелами, свет которых беспокойно колеблется ветром, перед ним стоит Александра.
Он молча наблюдает за ней. Его взгляд рассеянно останавливается на патронташах, прикрывающих белый шелк.
– А, Калинский! - восклицает Александра. - Это вы! Мы знаем друг друга еще по лучшим временам.
Он кивает головой.
– Вы не были прекраснее... Даже может быть для избранных... Не для тех, которые видели язвы России.
– Мы все видели, но относительно средств излечить нашу родину - наши мнения
Только теперь в тусклом свете он видит, что она носит левую руку на перевязи.
– Вы ранены?
– Ничего особенного. Что вам угодно от нас?
Раньше чем ответить, он с безнадежной тоской окинул взглядом всю эту картину: прекрасные девушки, забрызганные кровью, в красном мигающем свете, выстроившиеся полукругом за спиной Александры, с винтовками в маленьких ручках, девушки, из которых Калинский знает многих по балам и вечеринкам... Все это так невероятно, как во сне - но вдруг он видит какую-то тень на земле. Хорошо знакомые очертания - воспоминания об ужасных переживаниях мелькают в его памяти, как адские молнии.
– Из вас одна убита?
Молчание. Случайно ярко-красный свет падает на лицо, с которого слетело покрывало... Иссиня-черные волосы рассыпались по грязной земле. Он видит восковое лицо... И испускает стон сквозь зубы. Это дочь адмирала Скрыдлова, первая красавица Петрограда.
– Итак, что вам угодно от нас? - спрашивает Александра еще раз с видимым нетерпением.
– Я пришел предложить вам сдаться.
– Кто смеет говорить с нами о сдаче? Мы здесь защищаем законное правительство!
– Существует только одно законное правительство - это правительство народа. А, впрочем, меня посылает Борис Яковлев, в чьих руках находится командование.
Александра склонила свою красивую голову. Но она так же быстро снова выпрямилась.
– Скажите Борису Яковлеву, что мы здесь исполним свой долг до конца! Мы не уйдем с поста и не предадим тех, кто доверился нам.
Звонко и отчетливо раздаются слова командирши в ночной тишине. Где-то далеко в этот момент снова загорается ожесточенный бой - слышаться звуки отдаленных выстрелов.
С разных защитных постов медленно подошли женщины и мужчины. Все офицеры, еще оставшиеся в Зимнем дворце, не хотят ударить в грязь лицом перед женщинами. Калинский видит страстные лица, на которых написано выражение решимости и отчаяния.
– В таком случае я даю вам час на размышление, - продолжает он: - Борис Яковлев согласится на это. Переговорите с этим трусом Керенским - не согласен ли он...
– Не оскорбляйте, пожалуйста, Керенского, если вы хотите, чтобы вас уважали как парламентера! - резко прерывает его Александра.
Тогда раздается усталый голос одного полковника, у которого открылись и сочатся кровью раны, полученные на войне.
– Керенского нельзя найти - говорят, что он скрылся.
На лице Калинского мелькнула улыбка. Александра замечает это.
– Мы здесь защищаем не одного Керенского. Мы защищаем всех граждан, мы защищаем демократию.
– Это будет стоить вам жизни! - отвечает резко Калинский
Женщины снова ведут его через баррикады. Он может оценить положение: энергично проведенный общий приступ - и Зимний дворец в руках большевиков.
Он вернулся к Борису и коротко доложил ему обо всем, что видел и слышал.
– Хорошо, Лева. Я согласен дать им час на размышления, - заметил Борис: - Если Керенский скрылся...
– То женщинам придется поплатиться за это, - буркнул Калинский.
Борис не ответил. Он вошел в дом. Его стали забрасывать упреками из-за приостановки стрельбы. Он ответил, что будет лучше, если дочери влиятельной буржуазии живыми попадут в руки большевиков в качестве заложников.
– Ах, вот как ты полагаешь! - ответил артиллерист, ожидавший прибытия орудия, чтобы расстрелять баррикады, окружавшие Зимний дворец. - Вот как, ха-ха - так! - он рассмеялся страшным смехом, от которого Борису вся кровь бросилась в голову. Он подошел к окну и поглядел на улицу. Ночь была темна. Повсюду слышался гул орудий. Подкатил автомобиль. Крики заглушили шум мотора.
Прибыл Троцкий и влетел в комнату. Троцкий появлялся всюду в эту бурную ночь. Он был движущей силой кровавого переворота.
– Яковлев, черт побери! Что означает эта тишина? Покончить с этой сволочью! Через полчаса я пошлю тебе на подмогу тысячу человек. Штурмовать! Все обстоит великолепно!
Он бросился в кресло. Троцкий курит непрерывно и у него захватывает дыхание. В нем сидят целых десять жизней. Его нервы, как стальные канаты. Глаза горят, как угли... Они вспыхивают, потухают и снова вспыхивают.
Он сообщает последние новости, а вожди, столпившиеся вокруг, почтительно слушают. Все важнейшие здания находятся в руках большевиков... Вокруг Ленина кипит лихорадочная работа. Тучи прокламаций разбрасываются по всей стране, прокламации рабочим, солдатам, крестьянам. Когда солнце взойдет, Россия уже будет большевицкой. Его слова встречаются ликованием.
Ликование передается дальше. Оно проносится по всем улицам и переулкам. Адским кличем победы оно раздается по всему Петрограду. Сон выскочил из головы буржуазии. Начинается новая эпоха! Старая рушится под дымящимися развалинами! Открывается новая страница мировой истории!
Троцкий уже снова летит дальше. Автомобиль пыхтит, как допотопное чудовище, сквозь крики и выстрелы. Борис Яковлев стоит у окна и ждет. Медленно продвигается вперед часовая стрелка...
XIV
Над Петроградом спустилась ночь. Ночь туманная и снежная. Небо похоже на погребальное покрывало. Отдельные звезды просачиваются, как серебряные слезы.
По опустевшим улицам, шатаясь, идет Вольдемар фон Бренкен. У него болит голова. Его знобит. У него жар. Он никак не может понять, где он находится. Он идет ощупью, прислоняясь от времени до времени к стене, и прислушивается к выстрелам. Вдруг он попадает в толпу. Она выросла откуда-то из-под земли. Рабочие большие, широкоплечие, сильные... Женщины, подстерегающие, как гиены. Он идет вперед, как во сне.