Роковой рейд полярной «Зебры»

Маклин Алистер

— А «Дельфин» не пострадает от подводной ударной волны? — поинтересовался я, хотя теперь мне это было все равно.

— Если пострадает, «Электрик боут» получит длиннющую жалобу. С помощью электронной системы мы взорвем торпеду на расстоянии тысячи ярдов от корабля — нужно будет отойти по, крайней мере, на восемьсот ярдов, прежде чем в боевом зарядном отделении сработает автоматический электронный взрыватель. Мы встанем носом к взрывной волне — так, чтобы ее действие было наименее ощутимо, тем паче, что форма и прочность корпуса это позволяют.

— Очень тяжелый лед, — послышался голос Бенсона. — Тридцать футов… сорок… пятьдесят… Очень, очень тяжелый лед.

— Будет

чертовски скверно, если ваша торпеда взорвется безрезультатно, — вырвалось у меня. — Я думаю, она вряд ли сможет пробить даже крохотную дырочку в эдакой толще.

— Постараемся, чтобы результат был. Нам нужно только найти лед средней толщины, потом отойти на тысячу ярдов и выпустить торпеду.

— Тонкий лед! — не крикнул, а скорее проревел Бенсон. — Тонкий лед. Да нет. Боже мой, чистая вода! Чистая вода! Совершенно чистая!

Моей первой мыслью было то, что заклинило либо эхоледомер, либо мозги у Бенсона. Зато у офицера за пультом управления погружением и всплытием первая мысль была совсем другая, потому как мне тут же пришлось за что-то ухватиться, и я повис в воздухе: «Дельфин» круто завалился на левый борт и, начав рыскать носом на замедленном ходу, сделал поворот, чтобы вернуться к тому месту, где закричал Бенсон. Взглянув на отмеченный на карте курс, Свенсон невозмутимым голосом отдал команду, и большие бронзовые винты закрутились в обратную сторону, взбивая воду, — «Дельфин» остановился.

— Как там, док? — окликнул Бенсона капитан.

— Чистая вода, — с благоговейным трепетом проговорил тот. — Картинка лучше не придумаешь. Хоть и узковато, но на нас хватит вполне. Длинная полынья с резким изломом влево. Так что придется малость отклониться от первоначального курса — сорок пять.

— Каких-нибудь пятьдесят футов, — сказал Свенсон.

Загудели помпы, «Дельфин» начал плавно всплывать, подобно дирижаблю, медленно отрывающемуся от земли. Вода снова устремилась в цистерны. «Дельфин» завис без движения.

— Поднять перископ! — скомандовал Свенсон. Перископ со свистом выдвинулся наверх. Быстро взглянув в окуляры, капитан подозвал меня.

— Полюбуйтесь-ка, — лучась улыбкой, сказал он. — Прекрасное зрелище, такое вы вряд ли еще увидите.

Я посмотрел в перископ. Если бы вам взбрело в голову изобразить то, что я увидел и потом повесить это в рамочке, у вас бы ничего не вышло. Будь вы хоть самим Пикассо. Но я-то это видел! С обеих сторон — сплошная чернота и лишь чуть заметная узенькая полоска цвета мрачно зеленых джунглей, тянущаяся прямо над нами от кормы до носа «Дельфина». Зияющая посреди арктических паковых льдов.

Через три минуты мы были на поверхности Северного Ледовитого океана, всего в каких-нибудь двухстах пятидесяти милях от полюса.

Слившись в причудливые формы, гигантские глыбы пакового льда вздымались изогнутым, пятидесятифутовой высоты хребтом, возвышаясь на двадцать футов над мостиком, — так близко, что достаточно было протянуть руку, чтобы коснуться ближайшей ледяной стены. Три или четыре такой же фантастической формы ледяных холма были видны и далеко на западе, но вот прожектор погас, и все разом исчезло. Наступила кромешная тьма.

На восток мы не глядели вообще. Смотреть в том направлении во все глаза означало ослепить себя за несколько секунд на всю оставшуюся жизнь: даже снегозащитные очки индевели и покрывались трещинками после короткого взгляда, брошенного на восток. Наклонившись над самым бортом и прищурив глаза, за какую-то микронную долю секунды можно было разглядеть мерцавшую черную воду, которая постепенно замерзала, но эту картину рисовало скорее воображение, глаза же не видели ничего.

Ветер с пронзительным воем

проносился через мостик, завихряясь вокруг поднятых антенн; судя по анемометру, скорость его достигала 60 миль в час. Ледяной шторм уже не был похож на шальную мглистую круговерть, теперь он напоминал сплошную стену остро отточенных ножей, несущихся грозных ледяных стрел, способных пронзить даже самый плотный картон или в один миг разбить стакан, окажись он у вас в руке. Заупокойному завыванию ветра почти непрерывно вторили скрежет, грохот и гул, будто исполинские уродливые громады торосов, терзаемые бурей Бог знает в скольких сотнях миль отсюда, под неимоверной силы давлением вздымались, корежились и раскалывались на огромные глыбы, в считанные мгновения вырастая в следующий изогнутый хребет, в то время, как огромные льдины, те, что поменьше, уступая вновь возникшему исполину, отлетали прочь со страшным воем и треском, тут же растворившимися в неописуемой какофонии, под звуки которой образовывалось новое разводье — черная, подернутая зыбью вода, тотчас же затягивавшаяся льдом.

— Неужели мы оба рехнулись? Пошли вниз! — Свенсону пришлось сложить руки рупором и кричать мне прямо в ухо, однако в этом кошмарном сонме звуков я его практически не слышал.

Мы полезли вниз и вскоре очутились в относительной тишине, царившей на центральном посту. Сбросив капюшон своей штормовой куртки, Свенсон сорвал с себя очки и шарф, закрывавший его лицо почти целиком. Потом взглянул на меня и удивленно покачал головой.

— А кое-кто еще смеет разглагольствовать о белом безмолвии Арктики. Боже мой, да по сравнению с тем, что мы видели наверху, любая бойлерная — настоящий читальный зал. — Капитан снова покачал головой. — Год назад, плавая во льдах, мы несколько раз высовывали нос наружу, но ничего подобного не видали. И не слыхали. А тогда тоже была зима. Холод, конечно, стоял лютый, ветрище дул вовсю, но не до такой же степени, чтобы нельзя было и шагу ступить на лед. Я, бывало, все поражался рассказам об исследователях, которые сидели в своих палатках Бог весть сколько времени да так и погибали, не имея возможности выйти наружу. Теперь-то мне понятно, как погиб капитан Скотт.

— Да уж, погода — хуже не придумаешь, — согласился я. — Нам здесь ничто не угрожает?

— Кто его знает, — Свенсон пожал плечами. — Ураганом нас прибило к западному краю полыньи, а по правому борту — разводье не шире полусотни ярдов. Пока мы в безопасности. Но вы же видели и слышали, что пак наступает, и довольно быстро. Узкая полынья, где мы сейчас стоим, образовалась меньше часа назад. Сколько она еще продержится открытой? Все зависит от рельефа льда, но обычно такие полыньи затягиваются довольно быстро; корпус «Дельфина», конечно, выдержит, но против миллионов тонн льда ему не устоять. Может, мы продержимся здесь несколько часов, а может, несколько минут, но, что бы там ни было, как только ледяная стена на восточном краю полыньи окажется в десяти футах от правого борта, мы начнем погружение. Вы, верно, знаете, что ожидает корабль, застрявший во льдах.

— Знаю: его расплющит, и он будет дрейфовать по крыше мира несколько лет кряду, пока в один прекрасный день льды его не отпустят и он не пойдет прямиком на дно — на двухмильную глубину. Правительству Соединенных Штатов такая перспектива вряд ли понравится, капитан.

— И капитану третьего ранга Свенсону придется навеки распрощаться с надеждой на повышение, — подытожил Свенсон. — Как мне кажется…

— Эй! — послышалось из радиорубки. — Эй, сюда!

— Как мне кажется, я срочно понадобился Забрински, — Свенсон направился, как обычно, обманчиво-спокойным шагом в радиорубку; я пошел следом за ним.