Роковой секрет
Шрифт:
— Я не понимаю, что тебя так веселит?
Матвей упирает руки в бока и раздраженно сжимает губы. Да, я в курсе, милый, как ты не любишь отказов. Думаю, в этом вы со своим папочкой очень похожи.
— Так, ладно, — шумно вздыхает он, сокращая расстояние между нами. — Давай, собирайся, я буду ждать внизу. Не хочу, чтобы в итоге ты вцепилась мне в глотку. — Целует в губы, исподтишка хватая за сосок, чем провоцирует меня на очередную вспышку агрессии. Я тут же зубами впиваюсь ему в губу, попутно отшвыривая наглую руку. — Ммм… ну ты и стерва, Рокс, — морщится жених, вытирая с подбородка капельку крови.
— Лучше не трогай меня сегодня!
— Истеричка! —
Ну вот, теперь и сыночек показывает свой характер. Хочу вернуться домой и забыть все это как страшный сон.
С обреченным видом падаю на кровать, сминая шелковое покрывало. Меня очень сложно довести до слез, но сегодня эти двое постарались на славу. Или так сказывается гребаное напряжение, что не позволяет мне свободно дышать в стенах чужого дома? Думаю, единственный выход из создавшейся ситуации — поговорить с Рафаэлем. Иначе, боюсь, вместо загара и довольной улыбки я вернусь в Москву консервированным огурцом с психическим расстройством.
Одинокая капля медленно скатывается к уху, неприятно щекоча его. Я зажмуриваюсь и, вытерев подступившие к глазам слезы, сажусь. Глубоко вздыхаю, стараясь взять себя в руки, встряхиваю пальцами волосы и встаю навстречу очередному испытанию.
Не ровня, значит? Ну что ж, придется тогда соответствовать ожиданиям будущего свекра. Угождать родственникам Матвея больше в мои планы не входит, да и мысль о свадьбе я уже затолкала далеко на задворки сознания. Мне двадцать пять. Я в Италии. Солнце, море, вино. И это единственное, о чем мне стоит думать, а не о том, что нужно хорошенько вылизать задницы породистым родственникам, чтобы они пустили меня к себе на коврик переночевать.
Буду жить сегодняшним днем. Мне хорошо с Матвеем, на данный момент он полностью меня устраивает и как любовник, и как потенциальный спутник жизни. Да и вообще, за два дня в Италии я еще ни разу не зажгла. Очевидно, сегодня у меня есть повод для праздника. Провал? Он наступил в тот момент, когда я переступила порог этого дома, так почему бы не встретить очередную неудачу при параде?
С этими мыслями я достаю элегантное черное платье с разрезом до бедра, чье глубокое декольте выгодно подчеркивает мою грудь. Оно подобно второй коже обтягивает каждый изгиб фигуры и, уверена, точно гарантирует мне эффектное появление. Неспешно кручусь напротив зеркала, то собирая волосы наверх, то распуская их по обнаженным плечам. Естественные волны красиво ложатся на выступающие ключицы, и я решаю оставить их на свободе. К косметике я равнодушна: мои от природы густые, черные ресницы в совокупности с зелеными глазами убивают наповал похлеще огнестрельного оружия, хотя… Достаю из сумочки ярко-красную помаду и уверенно обвожу контур пышных губ.
— Надеюсь, синьор Росси, вы оцените.
РАФАЭЛЬ
Я прекрасно понимаю, что не стоит показывать девчонку родственникам, и уж тем более знакомить ее с Барбаросса. Учитывая ее дрянной характер, можно без труда предугадать, каким цирком обернется сегодняшний вечер. Но обратного пути нет. Маттео уже успел засветиться со своей невестой, только вот для нее это ничем хорошим не закончится, ведь попав в нашу семью, она автоматически подписывает себе смертный приговор. Шаг вправо, шаг влево — расстрел, а усмирить эту стервочку равносильно сражению с многоголовой гидрой. Неуправляемая. Дикая. Необузданная. Совсем не подходит для моего сына. Порой у меня закрадывается
Стук в дверь отрывает меня от размышлений.
— Синьор Росси, — Альберто чинно кивает, — синьор Гирландайо просит вашей аудиенции.
— Спасибо, Альберто, я ожидаю его.
— А я вот не люблю ждать.
Из-за спины управляющего появляется довольная рожа друга. Уго Гирландайо. Он же Отвертка. Он же просто псих. Его методам пыток позавидует самый отмороженный садист. На этом мы и сошлись. Я терпеть не могу возиться в грязи, зато вот мой друг, по совместительству подручный, получает от этого истинное наслаждение.
Уго падает в кресло сбоку от меня.
— Какие новости из Москвы? — интересуюсь я.
Гирландайо вскидывает брови и опирается локтями на колени, складывая пальцы в замок.
— Я никак не пойму, что тебя побудило дать своему сосунку столько свободы? — цедит он сквозь стиснутые зубы.
Я зло сощуриваюсь. Мы выросли вместе. Прошли и огонь, и воду, и все круги ада. Правда, иногда мне кажется, что этот псих с удовольствием повторил бы все. Но порой у меня возникает непреодолимое желание достать пистолет и всадить ему в голову целую обойму. Это единственный человек на Сицилии, который не боится меня, потому что его не пугает смерть. За это я и уважаю Гирландайо, временами проявляя железное терпение, которое в моем случае дороже любого золота, добытого со дна Атлантического океана.
— Я не Маттео, и нет причин так на меня смотреть. Я свое дело знаю. — Он откидывается на спинку кресла и закидывает руки за голову. — В Москве порядок. Деньги забрали себе, ублюдкам доходчиво объяснили, чья эта территория.
Вижу довольный оскал Уго, жестокий и одновременно хитрый блеск глаз. Зная его изощренные методы, не сомневаюсь, что он постарался на славу, и теперь туда не сунется больше ни один падальщик. Конечно, если не захочет быстренько попрощаться с жизнью.
— Ты принес хорошую новость, мой друг. — Достаю из стола бутылку бурбона и два стакана. — К Марчелло поедешь? — Разлив алкоголь по стаканам, запускаю один по столешнице. Уго вскакивает с места, успевая его схватить, правда, расплескав пару капель. — Теряешь форму, — усмехаюсь, делая большой глоток терпкой жидкости, отчего по горлу скользит обжигающее тепло.
В кабинете вновь появляется Альберто.
— Синьор Росси, машина ожидает у входа. Синьор Маттео уехал один, — сухо сообщает дворецкий.
Поджимаю губы и небрежно взмахиваю рукой.
— И что он сказал?
— Попросил, чтобы вы забрали синьорину и присмотрели за ней, пока его не будет. В ресторан он подъедет чуть позже.
С каждым новым словом мне все больше хочется раскрошить пепельницу о чью-нибудь голову.
— Вот как… хорошо. Я услышал тебя, тогда поторопи эту… — сжимаю челюсти, изо всех сил стараясь сохранить самообладание, — поторопи Роксолану, Альберто.
Хоть и не делаю акцент на последних словах, но Гирландайо слишком умен, он как червь, легко заберется в малейшую щель моего сознания.
Дворецкий тем временем понимающе кивает и удаляется.
— Так причина твоего сволочного настроения кроется в бабе?
Уго слишком хорошо меня знает. Порой даже кажется, что он единственный, кто может читать меня словно открытую книгу. Правда, для поддержания интриги я предпочитаю вырвать кое-какие страницы.
Грузно поднимаюсь с кресла и, допив остатки бурбона, направляюсь на выход.