Роковой шаг
Шрифт:
Она рассказала мне, как ей было грустно, когда я уехала, хотя она знала, что для меня так будет лучше и это большое счастье, что тетя Дамарис нашла меня. — Нам было очень трудно зимой, когда торговля шла совсем плохо, — рассказывала она мне. — Ну, я ходила мыть полы, если подворачивалась такая работа… И что это приносило? Всего лишь несколько су. Надо было содержать мать и бабушку. Весной и летом я могла как-то продержаться благодаря цветам. Мне нравилось продавать цветы. Это давало мне свободу. Но работать для торговцев… о, моя дорогая, ты этого не знаешь. Те дни в отеле, когда я работала на
Она рассказывала, что должна была работать и работать все время, без отдыха, иначе у нее вычитали деньги за потерянное время.
— Одну зиму я работала на аптекаря и бакалейщика. Мне нравилось, как там пахло, однако, работа была тяжелая. Но я выполняла ее, а иногда обслуживала посетителей в магазине. Я научилась взвешивать корицу, сахар, молотый перец… и мышьяк тоже. Его продавали модным дамам. Он каким-то образом улучшал цвет лица… Но их всегда предупреждали, что с ним надо обращаться очень осторожно. Чуть-чуть побольше — и, мой Бог, можно получить не только хороший цвет лица. Получишь еще гроб и шесть футов земли сверху.
Манера Жанны разговаривать, мешая французскую и английскую речь, была довольно колоритна. Разговаривая с ней, я мысленно переносилась в мою жизнь в Париже — и не только в темный сырой подвал, но и в то чудесное время, когда Жанна была нашей служанкой. Моя красивая мама наносила тогда мимолетные визиты в детскую, а мой замечательный Хессенфилд приходил еще реже.
Жанна внесла новые веяния в Эндерби. Она показала мне, как делать новую модную прическу. У нее самой были прекрасные волосы, и она иногда зарабатывала несколько су, помогая парикмахеру. Воспоминания об этом вызывали у нее веселый смех. Она появлялась, сгибаясь под тяжестью двух или трех фунтов пудры, вся напомаженная, — бедная продавщица цветов, выглядящая как великосветская леди. Это был один из способов заработать деньги, хотя потом Жанна мучилась, избавляясь от модной прически.
Но больше всего ей повезло с аптекарем. Она там хорошо себя зарекомендовала, и ей даже предложили остаться, что она и сделала; там ей удалось скопить достаточно денег, чтобы поехать в Англию.
Интересно было слушать рассказы Жанны о дамах Парижа. Она вышагивала по комнате, подражая их изысканной походке. Эти дамы пили уксус, чтобы сделаться стройнее, и принимали мышьяк в надлежащих дозах, чтобы иметь приятный оттенок кожи. Жена аптекаря тоже стремилась быть леди. У нее всегда под рукой был мышьяк, и она каждый день выпивала пинту уксуса; ее прическа была чем-то потрясающим, по ночам это изумительное сооружение заворачивалось в своеобразный футляр, что делало эту штуковину в два раза больше. Она ложилась в постель, поддерживая фальшивые волосы, пудру и помаду деревянной подушкой, в которой было вырезано углубление для шеи, и все это, несмотря на неудобства, доставляло леди огромное удовлетворение.
Радость Жанны передавалась мне, и мы с ней смеялись и болтали часами. Дамарис наслаждалась, видя нас вместе. Приезд Жанны стал очень счастливым событием.
Однажды из Эверсли-корта приехал слуга со специальным посланием от Арабеллы. Она сообщала, что к ним приехал гость из семьи Филдов, из замка Хессенфилд на севере Англии. Оказалось, что теперешний лорд Хессенфилд хотел познакомиться со своей племянницей.
Меня охватило огромное волнение. Дамарис, однако, была встревожена. Вероятно, она считала, что семья моего отца попытается забрать меня у нее.
Мы сразу поехали в Эверсли. Арабелла ждала нас, очень обеспокоенная.
— Этот человек — какой-то родственник теперешнего лорда, — шепнула она нам. — Думаю, его послали на разведку.
Сердце мое колотилось в груди, когда я вошла в дом. Арабелла взяла меня за руку.
— Он, наверно, что-то предложит, — продолжала она. — Что бы он ни сказал, мы должны это потом вместе обсудить. Не обещай ничего, не подумав.
Я едва ее слышала. Я могла думать только о том, что узнаю еще что-то о семье моего отца.
Приезжий был высок, как Хессенфилд, со светлыми рыжеватыми волосами. У него были четкие черты лица, как у отца, каким я его помнила, и пронзительные голубые глаза.
— Это Кларисса, — сказала Арабелла, выставляя меня вперед.
Он быстро подошел и взял меня за руки.
— Да, — сказал он, — я вижу сходство. Ты настоящая Филд, моя дорогая Кларисса… не так ли?
— Да, это мое имя. А ваше как?
— Ральф Филд, — ответил он. — Мой дядя, лорд Хессенфилд, знает о твоем существовании и хочет познакомиться с тобой.
— Он… брат моего отца?
— Вот именно. Он говорит, что это не правильно — иметь такую близкую родственницу и ни разу не увидеть ее.
— О-о.
Я обернулась и посмотрела на Дамарис. Она слегка нахмурилась. Ее тревожило, что этот человек приехал за мной…
— Мы считаем, что такое положение вещей надо немедленно исправить, — продолжал Ральф Филд. — Ты ведь хочешь познакомиться со своей семьей?
Я старалась не смотреть на Дамарис.
— О да, конечно.
— Я надеялся, что смогу взять тебя с собой.
— Вы имеете в виду просто визит?
— Да, именно так. Дамарис торопливо сказала:
— Нам нужно время, чтобы подготовить Клариссу к этому визиту. Север — это очень далеко.
— Можно сказать, на другом конце страны: вы — на крайнем юге, мы — на севере, почти на границе.
— Это довольно беспокойная часть страны? Ральф засмеялся.
— Не более, чем вся остальная Англия, я полагаю. Вы можете быть уверены, что Филды знают, как надо заботиться о членах своей семьи.
— Я в этом уверена. Но для ребенка… Я почувствовала легкое раздражение. До каких пор они будут относиться ко мне как к ребенку? В такие моменты я сильнее всего чувствовала, что задыхаюсь от этой любви, которой они меня окружили. Она была словно большое одеяло — теплое, мягкое и удушливое.
— Тетя Дамарис, — твердо сказала я, — я должна увидеть семью моего отца.
Я сразу пожалела, что так сказала. Эти слова причинили ей боль. Я подошла к ней и взяла ее за руку.
— Это же ненадолго, — успокоила я ее. Арабелла быстро сказала:
— Мне кажется, необходимо время, чтобы все продумать. Может быть, через год или…
— Мы все с нетерпением ждем встречи с нашей родственницей. Ее отец был главой семьи. Для нас его смерть была большим ударом, ведь он умер в расцвете сил, так внезапно.