Роковой шторм
Шрифт:
— Понятно, — сказала она, приподняв подбородок. — Кто же тогда послал меня сюда?
— Чтобы понять, вам необходимо хоть немного познакомиться с существующим положением дел. Алжир — вассальное государство Оттоманской турецкой империи. Дей избирается на свой высокий пост при помощи и поддержке турецких офицеров-янычар, и он должен лавировать между ними и константинопольским султаном. Трон принадлежит ему пожизненно. Однако если он глуп и вызывает недовольство одной из сторон, жизнь его скоротечна. Теперь вы можете судил о мудрости и дипломатичности нынешнего дея, который удерживается на троне уже четверть столетия. Мохаммеда дея любят и уважают, но он ошибся в выборе наследника. Как все люди, достигшие высокого положения, он хочет передать его человеку своей крови — в данном случае, Кемалю, своему внуку. Сейчас он бросил на это все силы. Он не задумывается, что этот молодой человек недостоин такого высокого сана — он слаб, непринципиален и подвержен эмоциям. Дей не хочет видеть, что есть более
— Простите меня, — сказала Джулия, когда женщина остановилась, — как я понимаю, его внук, Кемаль, также и ваш внук?
— Вовсе нет. Кемаль — внук второй жены дея, женщины, умершей при родах. Ее сын стал таким же обжорой и скрягой, как и его мать. Если бы женщина не раскормила себя до размеров бочонка, она бы, возможно, осталась жива. Ее сын тоже был необычайно прожорлив. На одном из праздников Рамадана он один съел половину овцы. У него лопнули кишки, и он умер, успев оставить внебрачного сына от рабыни. Нет, не надо думать, что этот недостойный человек приходится мне родственником. Мои дети, великолепный сын и дочь, которая была прекраснее луны, умерли в эпидемию холеры вместе со многими в гареме. Я поддерживаю Али пашу не потому, что он мой родственник. Он мне не родня. Это старший сын единственного брата дея, павшего от ножа убийцы. Я поддерживаю его отчасти из любви к интригам, расширяющим мою ограниченную власть, но главным образом потому, что он обладает качествами, нужными правителю: силой характера, способностью вдохновить и повести за собой людей) чувством справедливости. Если бы вы узнали его, что невозможно в заточении гарема, вы бы тоже восхищались им.
— Может быть, — согласилась Джулия. — Но если он такой, как вы говорите, он должен привлечь на свою сторону янычар.
— Конечно, но будет ли этого достаточно? Воля дея держится не только властью, но и любовью людей, военных в том числе. После его смерти они из уважения к нему выполнят его волю и провозгласят Кемаля новым деем.
— А этого можно избежать?
— Есть несколько путей. Один из них — выставлять Кемаля жадным дураком, каким он и является, и возносить Али пашу. Для этой цели вас и выбрали.
— Вы переоцениваете меня, — сказала Джулия. — Вряд ли Мохаммед дей заинтересуется мною и уж тем более станет прислушиваться к моим мнениям и советам.
— Думаю, что скорее вы недооцениваете себя. Мы получили благоприятный отзыв о вас от Измаила, врача.
— Понимаю… — произнесла Джулия, не придумав ничего лучше.
— Понимаете ли? Мне бы хотелось так думать, ибо это подтвердило бы правоту Измаила. Арабский врач — друг и наперсник Али паши, он воспользовался судном Баязеда Рейса для поездки на Канарские острова. Тем самым, которое взяло на борт вас и двух ваших спутников-мужчин. Он был поражен вашей красотой и умом, несмотря на болезнь и все невзгоды, которые вам пришлось пережить. Он знал, что Али паша вынашивает мысль о помещении в гарем дяди новой фаворитки и даже отдал распоряжение о поиске необычных женщин от имени дея, но одна лишь физическая привлекательность уже не в силах вызвать интерес Мохаммеда. Измаила заинтересовало то, что вы лично знали и разговаривали с Наполеоном, так как ему было известно, что Мохаммед дей чтит Наполеона. Поэтому он сделал все что мог, чтобы вылечить вас, и добился вашего просмотра. Али паша видел вас в ванной и во время одевания. За исключением чрезмерной скромности и гордости, он не нашел в вас никаких изъянов.
— И поэтому меня отправили в гарем?
Госпожа Фатима наклонила голову.
— В должное время, когда вы будете подготовлены, дей удостоит вас своим вниманием, и вы станете утехой для его ума и всего, чего только он сможет пожелать.
Джулия вспомнила Марию, корчившуюся под ударами курбаша, и поняла, что возможен только один ответ.
— Я сделаю все, чтобы стать достойной вашего доверия и доброты.
Подготовка, о которой упомянула госпожа Фатима, включала, помимо всего прочего, изучение двух языков: мавританского и турецкого. Мавританский был распространенным языком в Алжире — им пользовались на рынке и для общения со слугами. Однако Константинополь был сердцем Ислама, и все мавры с претензиями на образование и воспитание бегло говорили по-турецки. Турецкий обычно использовался при дворе, и дей отдавал предпочтение именно ему. Чтобы убедиться, что оба языка усвоены Джулией, ей дали в компаньонки старшую представительницу гарема, — женщину около тридцати, полную, приветливую, не замолкающую ни на минуту турчанку по имени Джохара. Она служила неиссякаемым источником информации о гареме, дворе, городе и людях, которые там обитали. Так как она повествовала об этом на двух основных языках, принятых в Алжире, Джулия, наделенная языковым чутьем, вскоре стала понимать, что происходит вокруг, и смогла объясняться с остальными.
Ее не слишком удивляло, что Мария стала ее злейшим врагом. Вопреки всякой логике она обвиняла Джулию в том, что ее наказали, и на каждом шагу заявляла, что Джулия самая настоящая шпионка Абдуллы. Среди ее сторонниц оказались наиболее недовольные из женщин. Хотя теперь они не осмеливались открыто нападать на Джулию, но постоянно донимали ее всевозможными пакостями и злыми
Вокруг Джулии тоже собралась группа сторонниц. Сначала из-за госпожи Фатимы, затем ради самой Джулии больше половины женщин гарема перешли на ее сторону. Хотя дей еще не видел Джулию, ее считали новой фавориткой. Ее имя переделали в Гюльнару, в честь царицы одной из сказок «Тысячи и одной ночи». Женщины в гареме понимали, для чего готовят Джулию, и каждая жалела ее или завидовала ей, в соответствии со своим характером.
Пришла зима. Чтобы спастись от холода и ветра, жалюзи опустили, а в центре каждой комнаты поставили жаровни с углем. Подготовка Джулии была в полным разгаре. Ее учили, как следует кланяться дею, как целовать его руку и край одеяния, как просить разрешения говорить с ним или уйти от него, когда и где сидеть в его присутствии так, чтобы ее голова никогда не оказывалась выше, чем его. Были даже даны наставления, как, в случае необходимости, ложиться в его постель. Это следовало делать скромно, со стороны ног, и постепенно продвигаться к голове, если последует поощрение.
Джохара, которая была в курсе всех событий, тоже кое-чему научила Джулию. Когда они познакомились ближе и она стала откровеннее, Джулия узнала, что отец продал ее работорговцу, пришедшему в их деревню, в. тринадцатилетнем возрасте. Караван, который вез ее в Константинополь, захватили разбойники. Они увели женщин-рабынь в пустыню, изнасиловали и бросили. Работорговец подобрал товар, но, поняв, что он уже испорчен, передал девушек погонщикам верблюдов до конца пути. В Константинополе он оплатил услуги врача, который при помощи несложной хирургической операции возвратил им девственность. Джохару продали богатому пожилому купцу. Она стала его любимой наложницей, так как научилась от погонщиков верблюдов нескольким фокусам, которые смогли возбудить его угасающий аппетит. Но однажды, когда она возвращалась из бани, взгляд ее упал на молодого, горящего желанием солдата. Тогда в ней открылся недюжинный талант к обману. Солдату была передана записка, и однажды, во время посещения базара, она ускользнула от служанки и охраны. Ей удалось насладиться любовью со своим солдатом еще раз, когда она подкупила хозяйку бани, чтобы та заняла ее служанку разговором, в то время как Джохара выскользнула через боковую дверь. Однако эта уловка помогла лишь однажды. На второй раз она попалась, и хозяину донесли на нее.
— Купец орудовал курбашом лично, — сказала Джохара, в раздумье потирая широкую поясницу, — а затем продал меня содержателю публичного дома. Думаю, мне крупно повезло, что он не задушил меня, потому что солдата нашли мертвым на следующее утро. В публичном доме меня держали для особых клиентов — пожилых угасающих мужчин. Мои таланты и успехи на этом поприще стали широко известны. Что касается алжирского дея, то он всегда больше наслаждался красотой женщины, чем использовал ее. Если ты не веришь мне, посмотри вокруг. Это бездетный гарем. Разумеется, дей не молодой чело век, но многие мужчины в его возрасте становятся отцами. Он же не преуспевал в этом даже тогда, когда я попала сюда, то есть почти двадцать лет назад. Дети Мохаммеда дея были зачаты еще до того, как он сел на трон. Шесть детей! Смехотворный результат, если сравнить с константинопольским султаном, от которого понесли более трех сот женщин гарема. Из шестерых детей дея лишь один достиг зрелости, и какой! Сын его смог произвести на свет только одного ребенка, этого Кемаля. Говорят, что жирный внук дея женщинами вовсе не интересуется, предпочитая им хорошеньких мальчиков. Но я рассказывала тебе, как я попала во дворец? Когда Мохаммед дей оказался на троне, был короткий период, когда он хотел восстановить свой род после эпидемия холеры. Работорговцы знали об этом и случайно натолкнулись на меня. Мне было тогда всего семнадцать. Меня снова сделали девственницей, что было просто смешно, потому что брали меня ради моего умения. Уж не думал ли кто-то, что я принесла его из прошлой жизни или всосала с молоком матери? Но неважно. На короткое время я получила благосклонность дея, а затем его оттолкнула искусственность происходящего — или я была слишком требовательна в любовных утехах? — Джохара томно вздохнула. — Я была предана забвению и воздержанию. Последнее, моя дорогая, — ты еще поймешь это — особенно невыносимо.
Хотя на первый взгляд Джохара просто рассказывала о своей жизни, в ее бессвязной истории был заложен какой-то смысл. Когда женщина стала разговорчивее, у Джулии возникло подозрение, что Джохара получила приказ передать новой фаворитке секреты своего ремесла. Подозрение перешло в уверенность, когда ее, Джулию и еще нескольких женщин проводили в маленькую комнату за пределами гарема. Из мебели там стоял только один диван. В ней не было окон, но была ширма, позволявшая беспрепятственно наблюдать то, что происходило в соседней комнате. Когда дверь за ними закрылась, комната погрузилась в полумрак; лишь из-за ширмы просачивалось немного света.