Роковой срок

Алексеев Сергей Трофимович

– Подай-ка ему чарку, сестра, – посоветовала ведунья. – Коль твое слово для него не приворот, может, от зелья очаруется.

Чаяна выбрала из трех кувшинов один запыленный, вынула пробку из рожка, наполнила глиняную чашу и поднесла Урагану.

– В сей чарке не хмель, а яд смертельный, – предупредила она. – Но только для того, чье сердце не ведает любви и мертво. И благо тому, кто жаждет познать ее, коль еще не познал. Ты можешь испить это зелье и можешь выплеснуть и уйти в тот же час. Не задержу...

–

Ох, зря ты балуешь его! – встряла ягиня. – Не давай ему выбора! Пусть вкусит зелья, очаруется и преподносит дары, да называет невестой! А отравится, так невелика утрата. Расповадишься уступать ему и полагаться на его волю, не быть тебе царицей. Что заповедала Арида?

– Не уступлю – не сладится у нас. – Голос Чаяны зазвучал подобно турьему рогу. – Скончались времена Ариды. Мои сестры трижды уступили Скуфи! И ныне ждут меня...

– Скуфи? – встрепенулся Ураган. – А где ныне Скуфь?

– Да за рекой стоят, упрямые, – проворчала старуха. – Готовились выкрасть для тебя царицу... А на что она тебе?

– Выкрасть?..

Ягиня разделила космы натрое и стала плести косы.

– Мол, чтоб клятвы своей не преступить, невесту тебе добыть... Да где же им выкрасть-то, безмудрым? Хотела уж Чаяна поддаться им, да все так сотворить, будто они и впрямь выкрали... Да отговорила, чуяла, не по нраву будет тебе царица мати!

Ураган поднес чашу к устам, выдохнул.

– Самому любо испытать, яд в сей чарке или благо мне...

Царица задержала его руку.

– Мне жаль будет, если яд...

Он поднял взор, и лицо Чаяны вдруг засияло и сквозь обветренную, дубленую кожу кочевницы проступила краса. Но не та, сладкая, как хмель, а терпкая, сильная – взор, словно у Тарбиты, гордый и открытый, лицо лепное, нос и губы очерчены волевым неприступным оберегом.

И космы в цвет солнца...

– Ну, что ты медлишь? – рассердилась ягиня. – Коль пить, так пей! А нет, так убирайся! Притомилась возиться с тобой...

Позрев на это преображение, мелькнувшее перед глазами, будто молния, Ураган вылил чарку на пол и достал дары...

13

Скуфь перешла реку и встала у черты, за которую не было ей хода, но откуда уже можно позреть омуженский острог и гнезда на деревах.

– Коль сладится у вашего государя с нашей царицей, – сказала Мерцана, – и сотворится вено, тогда, переступив межу, ступайте к острогу. Да помните: мои сестры без битвы не сдаются и в полон к вам не пойдут. Придется вам брать сию крепость приступом.

– Как же нам узнать, когда сладится и сотворится? – спросили витязи. – Глашатаи известят?

– Сами позрите!

Только диву далась Скуфь нравам омуженок, заколобродила, заговорила густо:

– Стыдно нам зреть, когда творится вено! Да и государь не позволит

свершить сие принародно. По нашему обычаю совокупление, а тем паче брачение – суть сакральное действо. Даже птица с небес не смеет покоситься оком!

– Ох, натерпимся мы лиха от ваших нравов! – возмутилась Мерцана. – Да как же вы мыслите скрыть вено от иного глаза, коль согласились по десять жен взять?

Ненадолго смутились витязи и отвечают:

– А мы скроем! Мы с каждою невестой побрачуемся так, будто она едина и быть иных не может. И впредь встречаться станем ежедневно, тайно лаская и любя, что всякая жена скажет: «Мой муж одну меня с такой неистовой силой балует!» И все это для того, чтоб не было у вас междоусобиц, а нам мороки.

Мерцана выслушала это, закрыв глаза, и после застонала.

– Да если грезы эти станут явью... Ох, не сдержу страсти!.. Коль слово ваше верно... Мати уступят всем вашим нравам!

И в следующий миг глянула суровым и пронзительным взором.

– Только государю вашему не видать десяти жен!

– Отчего же? – воскликнула Скуфь. – Нравами поступиться не пожелал?

– Добро бы сладить ему с одной царицей! – Дева посмотрела в сторону острога. – Она ведь не прижигала перси, как и весь ее род.

– Пожалуй, худо придется Урагану, – встревожились витязи. – И нам никак не подсобить ему.

– Ну, мне пора, – сказала Мерцана. – Стойте здесь и зрите! Да взывайте к своей Тарбите, коль услышит вас. Ну, а мы призовем Ариду в помощь. Ужели две богини не узрят стараний государя и наших благих помыслов?!

Скуфь выстроилась вдоль запретной черты и воззрилась на острог, оставшись в неведении, как же она прознает, когда можно переступить межу.

А Ураган тем часом положил перед Чаяной свои дары – меч и двенадцатиколенный бич.

– Прими, дева, чтоб я мог назвать тебя невестой!

Взор девы народа мати разгорелся, когда увидела она настоящий куфский меч, не запятнанный кровью и оттого излучающий синий свет.

И воспылал, едва она дотронулась до рукояти бича.

– Кто же тебе поведал, какие мысли тешу? – спросила она, рассматривая дары. – Ведь только Арида владела этими знаками власти. Ты же их принес мне!

– Я не говорила! – поспешила оправдаться ягиня. – Должно быть, сам догадался. Да и не трудно! О чем еще может думать юная и воинственная царица мати? А кто из вас не желал уподобиться божественной Ариде? Быть тебе Владычицей в этих землях!

– Приму твои дары, – промолвила Чаяна. – Но когда ты назовешь меня невестой, тотчас передам тебе.

– Зачем? – Старуха испугалась. – Нет уж, коль сам воздал тебе мечом и бичом, тебе и править.

– Мне лепо быть женой государя, – прижимая дары к груди, ответила дева. – На что мне власть, когда есть муж?