Роксет. Классификация безумий
Шрифт:
– Я все время говорю тебе что-то не то… – она качает головой.
– Ты такая красивая, Кордэ…
Она краснеет и чуть не задевает краем телеги стеллаж.
– Не смейся над моими прыщами!
– Я не смеюсь. Ты красивая. Я же вижу тебя…
– Знаешь, – она сосредоточенно крутит руль, вытягивая шею, чтобы аккуратно объехать группу старших учеников, сидящих прямо на полу и обсуждающих что-то отдаленно напоминающее природные явления, которые могут устроить Проводники, растворяя душу в ничто, – я никому об этом не говорю, но мне кажется, что когда мне исполнится семнадцать
Смотрю на ее деланно беззаботный вид. Как она кивает какой-то рыжей девушке, что машет ей увесистым томом, едва не сваливаясь со стремянки. Что-то бормочет себе под нос, дергая свой странный рычаг, непонятного мне назначения.
– Кордэ… ты ведь порождение Тьмы… – стараюсь, чтобы мой голос звучал успокаивающе, но не нравоучительно, – шансов, что ты станешь Жнецом… очень мало…
– Да-да… – она почти напевает это, игриво толкая меня плечом, – все прекрасно знают, что среди Жнецов на пять детей Света, приходится только один потомок Тьмы. Но это не значит, что я им не стану.
– Ну в общем да… От этого никто не застрахован… Тебя это пугает?
– Наверное, нет… – она лихо тормозит у входа в Западную башню, – когда-то я даже мечтала об этом… Но сейчас, глядя на тебя… Опасаюсь, что это может оказаться не так уж романтично, как я себе это представляю… Я бы хотела поговорить с тобой обо всем этом, если ты не против, конечно.
– Да, без проблем! – оживленно киваю ей, выбираясь из телеги. – Только давай сделаем это после праздника. Я хочу наконец-то стать собой, а это требует некоторого времени. Спасибо тебе за помощь.
– Не за что… – Кордэ тепло улыбается мне и снова заводит свою стрекочущую таратайку, – сегодня вечером, кстати, Учитель будет читать всем желающим интересные сказки народов Киокиори из мира Седых Океанов.
– В саду Рождения? Или здесь, в Библиотеке?
– Тут. В зале Парящих Костров и…
– А, знаю-знаю… Там еще плиты огромные, похожие на лесные поляны. Ладно, что хоть поднимаются они невысоко от пола. Всего-то в полуметре… – киваю, делая вид, что задумываюсь о ее предложении.
– Придешь? – она смотрит на меня со странной надеждой. Будто мое появление раскрасит этот вечер необычайными событиями и красками.
– Не хочу тебе врать. Я не знаю. Пока настроения нет… Но может оно еще появится…
– Ладно. Тогда я не буду пока прощаться с тобой, Роксет…
– Давай… – взмахиваю рукой и захожу в лифт.
Кованая решетка его дверей кажется невесомой. С третьей попытки нажимаю на знак своего этажа. Жнецы живут высоко.
Я наблюдаю, как луч света, падающий с неба, лениво режется причудливыми ломтями, прорываясь сквозь узор двери. Он касается меня, и мне хочется закрыть глаза и не видеть этого… Не находиться внутри вихря этой невероятной красоты. Но чертов левый глаз не слушается, и мне приходится наблюдать этот яркий огненный вихрь, который проходит сквозь меня, не ощущая преграды и ничего не согревая внутри… И мне отчаянно хочется, чтобы лифт уже наконец выпустил бы меня на моем этаже. Перестал мучить…
Молодых Жнецов учат тому, что испытания стоит встречать с улыбкой… Но я уже давным-давно не подхожу под понятие молодости, да и хоть сколько-нибудь существующего возраста. Поэтому могу позволить себе стоять с кислой миной сколько мне будет угодно…
Вид сверху
Арочный коридор, похожий на ракушку в разрезе, заканчивается плотной занавеской из прозрачных бус. Роксет проходит между колышущихся сфер и останавливается посреди светлых каменных стен. Справа от него зеркало отражает женщину, чей облик он принял. Напротив оживает бесполезный камин, но, чувствуя настроение пришедшего, огонь гаснет, и зев дымохода зарастает искристыми камнями. Часть противоположной от входа стены отсутствует, впуская в себя мягкие потоки света. Он струится по каменному языку балкона без перил, на котором так и хочется сидеть, свесив ноги в высоту, от которой замирает дыхание.
Ветер, приносящий в комнату ароматы готовых распуститься цветов новой жизни, раскачивает потрепанный гамак, справа от которого в полу расположен глубокий овальный бассейн с бледно-голубой водой. У зеркала аккуратно стоят резные ящики темного дерева. Единственное яркое пятно в этом странном, но уютном месте.
Роксет с минуту просто стоит, перекатываясь с носки на пятки, а потом решительно подходит к зеркалу и заглядывает себе в глаза. Мутноватые, как запотевшее стекло, радужки кажутся обиженными.
– О-о… Жуть… – вдруг выплевывает Жнец, с трудом выдергивая из головы садовый савок вместе с клоком волос и остервенело бросая на пол. Те тут же вспыхивают черным пламенем, чадящим белым дымом и исчезают бесследно, – мясо неразумное… Что ж ты так вцепилась в эту падаль человеческую, как в сокровище последнее.
Остатки платья вместе с едва уцелевшим нижнем бельем также отправляются на пол, исчезая в прожорливых черных всполохах.
– У тебя могла быть такая жизнь, если бы ты хоть немного потерпела и перешла на второй курс института…
– А, ладно… – Роксет отрывает ящик и достает оттуда почти прозрачную газовую ткань, которая, развернувшись с тихим шелестом, окутывает искалеченное тело с ног до головы, – что теперь говорить… Пора тебя отпустить… Уж прости, что смываю с себя последние воспоминания о тебе… Но сейчас мне твой такой облик без надобности совершенно. Хоть я и обещаю тебе сохранить его в своей памяти и прийти к кому-нибудь в этой личине… Только без совка в черепе и прочих ненужных аксессуаров.
С этими словами Жнец разворачивается, делает несколько шагов до бассейна и легко ныряет в его прохладную мягкую глубину.
Учитель
Я решил дать Роксету время стать собой, прежде чем идти разговаривать. Поэтому для начала я закончил урок с младшими учениками, потом сходил в «Сад Рождений», посмотрел на белые бутоны с прожилками цвета ночного неба, которые пока еще плотно смыкают свою большие бархатистые на ощупь лепестки. Возвращаясь в замок, встретился со своим коллегой. Тот распекал двух молодых Проводников, которые повздорили из-за какой-то ерунды, и в результате один другому едва не сломал нос незрелым персиком.