Роксолана Великолепная. В плену дворцовых интриг
Шрифт:
Многолетняя проблема Джихангир. И нет ее вины в ущербности сына, не она проглядела искривленную спинку младенца, не она не выправила вовремя, но вину все равно чувствовала. Из-за этого чувства вины Роксолана не слишком жаловала вниманием подраставшего сына.
Но теперь все не так, как ей хотелось бы – самый лучший из сыновей ее первенец Мехмед умер, его соперника Мустафы тоже нет на свете, но радости это не принесло. Наследник Селим, а не Баязид, значит, предстоит борьба за трон между братьями.
Роксолане нужно было время, чтобы все обдумать, не
Еще султаншу крайне беспокоило молчание Повелителя, после отъезда он написал всего два письма, на него не похоже, и о казни Мустафы не сообщил. Доверил Рустему-паше? Возможно и так, но тогда Рустем должен бы это упомянуть. Оставалось надеяться, что зять забыл от волнения.
Ей требовались несколько дней спокойствия вдали от Стамбула, гарема и Кара-Ахмед-паши, который, кажется, только и ждал, когда султанша уедет. Почему? Об этом тоже стоило подумать. Роксолана поддерживала султана в его стремлении почаще выбираться за пределы Топкапы, ездила вместе с ним на охоту или праздники даже в Эдирне, к святым могилам, в Бурсу к могилам первых Османов…
Теперь вот сама… Как хотелось, чтобы Сулейман был рядом!..
В Измите только переночевали, султанша решила, что на два дня для отдыха остановятся в Сакарье, а там уже и до Биледжика недалеко. Она по-прежнему не говорила куда едет, ни к чему чужим знать.
Айше Хюмашах относилась к путешествию спокойно, а вот семилетний Мурад, сын Селима и Нурбану, досадовал:
– Султанша, что мы плетемся, словно паломники? Нужно скорей!
– Куда ты торопишься, Мурад?
– К Повелителю на помощь! Он в походе, разве мы не туда?
– А Повелитель звал тебя на помощь?
– Не-ет… – растерялся мальчик.
Он радовался только одному – тому, что во время пути не приходилось заниматься скучными уроками. Из всех занятий и наук Мурад принимал только владение оружием и историю своих великих предков и то выборочно. Роксолана уже знала, чем подкупит внука, когда придется поворачивать на юг и объявлять, что к Повелителю они не едут. Мураду нужно объяснить, что едут поклониться могилам первых Османов, рассказы о которых он так любил слушать.
В Сакарье она решила отвести внука в мечеть Орхана – сына Османа, но малыш просто скучал там. Мураду пора проводить обряд обрезания, ради этого и вызвала Нурбану в Стамбул, когда Селим вместе с остальными санджакбеями отправился в поход. Надеялась, что Сулейман проведет этот праздник обрезания для внука. Не случилось…
Мальчику скучно в женском обществе, его собственный наставник уже немолод и не слишком подвижен, братьев нет, не возиться же ему с маленькими сестренками.
Ничего, потерпит, зато останется жив, – вздохнула Роксолана.
У нее была другая забота, выбравшись из Стамбула, султанша уверовала в безопасность своей семьи и теперь думала только о том, что Повелитель так и не написал ей письма с сообщением о казни Мустафы. Вообще, за время после его отъезда писем было всего два, оба с дороги, а потому написаны наспех. Это так непохоже на Сулеймана!
Но на дороге из Измита в Сакарью им встретился гонец с долгожданным письмом. Султан сообщал своей Хуррем, что принял тяжелое решение – убедившись в подготовке шехзаде Мустафы к узурпации власти, он долго думал и все же решился казнить старшего шехзаде. Хасеки ничего не писал, желая принять решение без чьего-либо влияния.
Сообщал и об отстранении Рустем-паши, мол, сделал это, чтобы успокоить армию. Все в воле Всевышнего, все будет хорошо. Возвращаться не собирался, это было бы просто нелепо, продолжил поход на шаха Тахмаспа и полон решимости либо подписать с мир договор, либо уничтожить, сколько бы времени для этого ни понадобилось.
Писал, что по старшинству право наследовать трон принадлежит их сыну шехзаде Селиму, нарушать обычай султан не стал, провозгласил Селима наследником. Между строчек явно просматривалась мысль: на всякий случай, сам султан уже немолод, случиться может всякое, чтобы старшему из оставшихся в живых сыновей не пришлось с мечом в руках доказывать свое право на престол.
Все это Роксолана уже знала, но то, то султан все же решил написать сам, обрадовало. Теперь она размышляла о том, как составить ответное письмо. В нем не должна проскользнуть радость (что скрывать, была такая, ведь устранен единственный соперник ее сыновьям), не должно быть заметно беспокойство из-за безопасности дочери и внуков, нужно объяснить решение вдруг съездить в Биледжик и Эскишехир…
Не место злорадству, не место страху, не место тревоге даже за самого султана, он терпеть не мог, когда она выговаривала об опасностях и трудностях похода, сердито отмахивался:
– Я султан, а не старуха! Мое место в седле и с мечом в руках!
Роксолана хитрила, принималась ластиться:
– А кто же тогда будет писать мне стихи?
Но сейчас у них уже внуки, не поластишься, смешно будет выглядеть. Да и не было желания шутить, слишком серьезное положение.
Она присела к столику с писчими принадлежностями, чтобы набросать черновик письма. Роксолана с первых дней старалась писать сама, не пользуясь для переписки с султаном услугами секретарей. Он отвечал тем же, это личное, это только их дело, их секрет. Потому и ложились на бумагу не просто фразы о делах, но и стихи о любви…
Айше Хюмашах так устала который день сидеть в карете или носилках, что радовалась возможности погулять по небольшому саду при доме, в котором они остановились. Сад невелик, но ухожен, некоторые цветы уже отцвели, все же осень, но все равно хорошо.
Девушка подумала о том, что у хозяев хороший садовник, и вдруг поняла, что, нюхая один цветок за другим, где-то потеряла сережку. Сережки были любимыми, их внучке собственноручно сделал султан Сулейман, который славился умением создавать ювелирные украшения.