Роль грешницы на бис
Шрифт:
Алексей, бросив на Ларионова короткий взгляд, окончательно убедился, что тот был совершенно трезв: увлекшись воспоминаниями, он слегка подзабыл, что зачем-то собирался прикинуться запойным пьяницей. Скорее всего, и даже наверняка, он действительно частенько впадал в запои. Но в данный момент он был трезв как стеклышко. Зачем ему понадобился этот цирк, интересно?
Кис спрятал свой наблюдающий взгляд и заверил, что Алла Измайлова выглядит отлично, поспешно расписался в самых лучших впечатлениях
– А тебе никогда не приходило в голову, что Измайлова приблизила тебя к себе ради тех благ, которыми ты мог ее осыпать?
– Я любил ее, – упрямо повторил Олег Ларионов. – И был счастлив, что она допустила меня к себе. И мне до фени, почему.
Он, казалось, вдруг вспомнил о намерении произвести впечатление человека в запое и снова заговорил в тягуче-непослушной манере алкаша, а во взгляд подпустил хмельную дымку.
У Алексея возникло чувство, что ему необходимо что-то уточнить – что-то туманное, но существенное, что было за словами его собеседника… Но он никак не мог понять, что именно.
– Слушай, Олег. – Кис решил подыграть Ларионову и, якобы не сомневаясь в его нетрезвости, попереть напролом: – А тебе чего, все равно было, любила ли тебя женщина? Главное – отдавалась, так, что ли? Я чего-то тут не понимаю. Если ты просто спать с ней хотел – тогда другое дело. А коль скоро любил – то так не пойдет. Не сходится. Когда любят, то взаимность не до фени. Ты тут чего-то не так рассказываешь. Ну-ка колись!
Ларионов некоторое время смотрел на него с искренним удивлением.
– Если баба, о которой ты каждую ночь грезишь, в один прекрасный день тебе сама в руки прыгает, ты чего, разбираться будешь? – выдал он наконец. – Счастлив я был, и все тут. Без всяких «почему»! Да ты не понял, сыщик: каждый мужик в ее орбите хотел ее завоевать. От этой женщины исходил невероятный шарм. Она была блистательна. Все почли бы за честь сблизиться с ней – это льстило, это обвораживало…
– Так ты почел за честь?
– А ты чего на меня взъелся-то? Почел, и что? Мораль мне будешь читать?
– Да ни боже мой, – сказал Кис, вставая, чтобы показать собеседнику, что разговор окончен. – Каждому свое. Я, к примеру, продажных баб не люблю.
– Эй, ты поосторожней, детектив! – Ларионов тоже вскочил со своего стула. – Так и в морду можно схлопотать! Алла никогда не была продажной! Она была королевой. А королевы не продаются. Им поклоняются и потому несут дары!..
– Да разве же я против? Ты мне скажи лучше: она хоть кого-нибудь любила, твоя королева? Тебя – нет, сам сказал. Может, мужа, которому изменяла всю жизнь? Или кого из своих многочисленных любовников?
– Не знаю, – мрачно буркнул Ларионов. – Не интересовался.
– А другие ее поклонники-любовники тоже покровительствовали ей, надо думать? В меценаты все заделались? И она никому из них не отказывала?
– Плевать мне на других. Я любил Аллу! Ты ничего не просек в ней, тупой ты, сыщик… Это человек, ясно? Таких еще поискать… Она была со мной – и это самый лучший кусок моей жизни, понял? – Ларионов шел за детективом в прихожую, так как последний явно намеревался положить конец разговору.
– Слушай, Олег, сюда: мне по барабану подробности, как ты любил и как ты спал, – сказал Кис уже у дверей. – Я просто удивился, что ты в ответ на любовь принял согласие спать с тобой. И этим удовлетворился. Ну и все.
– Да ты вообще – ты что знаешь о любви-то? Ты чего это меня учить взялся?
– Уж куда мне – учить… Больно загадочная вещь любовь. Только я себя уважаю. Мне в обмен на душу душа нужна. А спать – это в обмен на спать. Вот и все.
– Ты ничего не понимаешь, – уязвленно заявил Ларионов, придерживая дверь. – Вот и плетешь. Когда богиня снисходит до тебя, вопросов себе не задаешь!
– Наверное, мне не повезло. Я не влюблялся в богинь. Мне больше по нраву грешницы, – заявил Алексей и отцепил Ларионова от двери. – А вообще – каждому свое. Чего спорить-то?
Кису удалось преодолеть дверь, но, когда он уже оказался на лестничной площадке, его настиг новый вопрос Ларионова:
– Если она согласилась быть со мной, так, наверное, неспроста?
– Это уж точно, – равнодушно пожал он плечами, – неспроста. А ты зачем пьяным-то прикидываешься, Олег? – не меняя тона, задал он вопрос, ради которого и затеял всю эту провакационную беседу.
Ларионов, казалось, оторопел и молча уставился на детектива.
– Ты чего, сыщик? Тебя какая муха укусила? Принял бы с мое, я бы на тебя посмотрел… Ты вообще чего от меня хочешь? Чего ты ко мне привязался? Чего доказывать явился?
– Ничего, Олег, – ответил Алексей, следя за индикатором продвижения лифта по этажам. – Только понять хочу. Так ты, значит, не прикидываешься пьяным? Обычно пьяные заверяют изо всех сил, что совершенно трезвы. А ты, интересное дело, наоборот. Рассказал бы, зачем?
Ларионов молчал.
– А я тебе скажу, зачем, Олежка, – продолжал Кис, не поворачивая головы, по-прежнему глядя на индикатор лифта.
Ларионов стоял в проеме своей двери, выжидающе глядя на профиль Алексея. Но даже не видя лица собеседника, Кис уловил, как напряглись его мышцы.
– Ты боишься, – продолжал он все так же ровно. – Боишься, что тебе тоже игла отравленная достанется… Ты что-то знаешь или о чем-то догадываешься и потому подозреваешь, что ты тоже в списке. Вот и затаился дома под видом запоя…