Роль морских сил в мировой истории
Шрифт:
Сменяющие друг друга английские правительства легко обосновывали непреклонное следование основному курсу политики условиями, в которых находилась страна. Такая целеустремленность была продиктована, в известной степени, внешними обстоятельствами. Ставка на укрепление морской силы, высокомерное стремление заставить других испытать ее на себе, разумный режим поддержания ее боеготовности были обязаны, однако, той особенности английских политических институтов, которая заставила правительство в рассматриваемый период выражать интересы земельной аристократии. Этот класс, какие бы у него ни были недостатки в другом отношении, с готовностью подхватывает и хранит здоровые политические традиции. Он, естественно, гордится триумфом страны и относительно безразличен к тяготам сообщества, благодаря которому этот триумф достигается. Он без колебаний увеличивает денежные налоги ради подготовки и продолжения войны. Будучи в целом богатым, этот класс меньше ощущает налоговое бремя. Источники его обогащения непосредственно не страдают от войны, поскольку не зависят от торговли. Ему не свойственна политическая робость, которая характерна для тех, чье имущество не защищено, а бизнес подвергается опасности, – то есть вошедшая в поговорку робость капитала. Тем не менее в Англии этот класс (к счастью или несчастью) не оставался равнодушным ко всему, что затрагивало торговлю страны. Обе палаты парламента соперничали в неустанной заботе о распространении и защите торговли, и в частоте парламентских запросов историк усматривал причину повышения эффективности руководства британским флотом исполнительной властью. Такой класс, естественно, усваивает и сохраняет также дух почитания военного сословия, который играет первостепенную роль в эпоху, когда военные учреждения
С 1815 года и особенно в наше время английские власти передали народу много других своих прерогатив. Пострадает ли от этого морская мощь Англии, покажет будущее. Эта мощь имеет еще прочную опору в большом объеме торговли, крупной промышленности и обширной колониальной системе. Будет ли демократическое правительство располагать предвидением, остротой восприятия обстановки в стране и условий кредита, готовностью гарантировать процветание страны посредством своевременного соответствующего вложения денег в мирное время на все, что необходимо для военной готовности, – еще вопрос открытый. Народные правительства в целом настроены неблагожелательно к военным расходам, сколь бы они ни были необходимы. Имеются признаки того, что Англия склоняется действовать в противоположном направлении.
Уже отмечалось, что Голландская республика даже в большей степени, чем Англия, обязана своим благосостоянием и самим существованием морю. Особенность ее правительства и политики состояла в гораздо меньшем содействии развитию морской мощи. Республика включала семь провинций под общим названием Соединенные провинции. Фактическое распределение власти между ними можно приблизительно обрисовать американцам как преувеличенную автономию отдельных штатов США. Каждая из прибрежных провинций имела свой собственный флот и адмиралтейство, с проистекающей отсюда завистью. Этому анархическому состоянию дел противостояло отчасти сильное влияние провинции Голландия, которая, со своей стороны, давала пять шестых кораблей флота и 58 процентов налогов, располагая соответствующей долей участия в определении национальной политики. При очевидном патриотизме и готовности к максимальным жертвам ради свободы населения страны коммерческий дух народа проник во власть, которую можно назвать торговой аристократией, и сделал ее не расположенной к войне и расходам, необходимым для подготовки к войне. Как уже отмечалось, до тех пор, пока бургомистры не столкнулись лицом к лицу с войной, они не хотели оплачивать оборону страны. Однако, пока правила республиканская власть, экономика меньше всего работала на флот. До гибели Яна де Витта в 1672 году и заключения мира с Англией в 1674 году голландский флот с точки зрения численности и оснащения представлял собой внушительную силу перед лицом объединенного флота Англии и Франции. Его эффективность в это время, несомненно, спасла страну от разорения, задуманного двумя королями. Со смертью де Витта время существования республики подошло к концу, ей наследовало фактически монархическое правительство Вильгельма Оранского. Пожизненная политика этого герцога, которому тогда было всего восемнадцать лет, заключалась в сопротивлении Людовику XIV и экспансии Франции. Это сопротивление оказывалось скорее на суше, чем на море, – тенденция, вызванная выходом из войны Англии. Уже в 1676 году адмирал де Рёйтер (Рюйтер) нашел, что силы, переданные под его командование, недостаточны даже для противоборства с одной Францией. Поскольку все внимание правительства было обращено на сухопутные границы страны, флот быстро приходил в упадок. В 1688 году, когда Вильгельм Оранский испытывал нужду в кораблях для его сопровождения в Англию, бургомистры Амстердама жаловались на то, что флот сократился до минимума, а также лишился самых способных командиров кораблей. Будучи королем Англии, Вильгельм еще сохранял пост штатгальтера Голландии, а с ним и возможность проводить общеевропейскую политику. Он нашел в Англии морскую мощь, в которой нуждался, и пользовался ресурсами Голландии для ведения войны на суше. Этот голландский герцог согласился с тем, чтобы голландские адмиралы в военных советах объединенного флота сидели ниже младшего английского капитана. Голландские интересы в морях были принесены в жертву требованиям Англии так же легко, как голландская гордость. Когда Вильгельм умер, наследовавшая ему власть продолжала его политику. Она сосредоточилась на решении проблем на суше и мирном договоре в Утрехте, который завершил ряд войн, растянувшихся на период более чем в сорок лет. Голландия, не выдвинувшая никаких требований в сфере морских интересов, не получила ничего в плане колониальных приобретений или торговли.
О последней из вышеупомянутых войн английский историк пишет: «Бережливость голландцев сильно вредила их репутации и торговле. Их военные корабли в Средиземном море всегда страдали от недостатка продовольствия, а их конвои формировались и снабжались настолько плохо, что на один потерянный нами корабль они теряли пять. Отсюда распространилось мнение, что мы являемся более безопасными перевозчиками. Оно создавало выгодное впечатление о нас. Вот почему в ходе этой войны наша торговля скорее выросла, чем сократилась».
С этого времени Голландия перестала быть великой морской державой и стремительно теряла ведущие позиции среди стран, сумевших создать морскую мощь. Если судить по справедливости, то никакая политика не могла бы спасти эту маленькую, но непреклонную страну, столкнувшуюся с непрекращающейся враждебностью Людовика XIV. Дружба с Францией, обеспечив мир на сухопутных границах Голландии, позволила бы ей на долгое время как минимум оспаривать господство Англии в морях. Флоты двух континентальных держав, как союзниц, могли бы помешать становлению колоссальной морской силы, которая только что была упомянута. Мир между Англией и Голландией в морях был возможен только при условии фактического подчинения одной страны другой, поскольку обе страны стремились к одной цели. Отношения между Францией и Голландией сложились иначе. Поражение Голландии объясняется не обязательно ее малыми размерами и численностью населения, но ошибочной политикой правительств обеих стран. Не станем доискиваться, какая из сторон виновата больше.
Правительство Франции, благоприятное географическое положение которой способствовало обладанию морской силой, имело в своем распоряжении для руководства к действию определенный политический курс, выработанный двумя великими правителями – Генрихом IV и Ришелье (фактически правившим Францией в царствование сына Генриха IV Людовика XIII. – Ред.). С тщательно разработанными планами расширения на восток на суше сочеталась решительная борьба с австрийской династией, представители которой правили тогда как в Австрии, так и в Испании, а также борьба с той же целью с Англией на море. Для осуществления последней цели следовало строить союзные отношения с Голландией. Следовало поощрять торговлю и рыболовство, а также строительство военного флота. Ришелье оставил то, что он называл политическим завещанием, в котором указал на благоприятные возможности для Франции достичь морской мощи на основе ее географического положения и ресурсов. Французские историки считают Ришелье фактическим основателем военного флота не только потому, что он оснащал корабли вооружением, но также потому, что обладал широтой взгляда на проблему и принимал меры для создания флотских учреждений и обеспечения устойчивого роста численности кораблей. После смерти кардинала Ришелье кардинал Мазарини (фактический правитель Франции в начале царствования Людовика XIV. – Ред.) унаследовал его взгляды и политический курс, но не его возвышенный воинственный дух. Во время правления преемника Ришелье вновь созданный военный флот пришел в упадок. Когда Людовик XIV взял в 1661 году бразды правления в свои руки, сохранилось лишь 30 военных кораблей, из которых только три были вооружены 60 орудиями. Затем началась поразительная работа, которая могла быть совершена только умелой и последовательной абсолютистской властью. Часть функций управления, относящихся к торговле, промышленности, кораблестроению и колониям, передали деятелю большой
Мы не собираемся вдаваться в детали политики Кольбера. Достаточно отметить главную роль правительства в становлении морской силы государства. Этот великий деятель заботился не об одной из основ, на которых покоится морская сила, пренебрегая другими основами, – его мудрое и предусмотрительное правление держало в поле зрения все основы сразу. Сельское хозяйство, которое преумножает продукцию природы; промышленность, которая преумножает продукцию ремесел; торговые пути и правила, посредством которых облегчается обмен товарами, произведенными внутри страны и за рубежом; торговое судоходство и обложение пошлинами, обеспечивающее государственный контроль фрахтового дела и поощряющее строительство судов, на которых осуществляется перевозка товаров внутреннего производства и колониальных товаров в обоих направлениях; управление и развитие колоний, посредством которых расширяются заморские рынки с тем, чтобы их постепенно подчиняла себе внутренняя торговля; соглашения с иностранными государствами, благоприятствующие французской торговле; обложение налогами иностранных кораблей и товаров, подрывающих позиции данной конкурирующей державы, – все это, с учетом мельчайших деталей, использовалось для роста, во-первых, производства; во– вторых, торгового флота; в-третьих, колоний и рынков Франции – словом, для укрепления ее морской мощи.
Исследование такого рода деятельности дается гораздо проще и легче, когда она выполняется одним лицом, планируется в соответствии с определенной логикой, чем когда эта деятельность медленно пробивается из конфликта интересов в условиях сложного правления. В периоде нескольких лет правления Кольбера отразилась вся доктрина морской мощи, претворявшаяся в жизнь систематическим, централизованным французским путем, между тем в случае с Англией и Голландией осуществление той же доктрины растянулось на несколько поколений. Такое развитие, однако, навязывалось сверху и зависело от продолжительности абсолютистской власти, которая присматривала за ним. Так как Кольбер не был королем, он имел свободу действий только до тех пор, пока не утратит расположения монарха. Любопытнее всего, однако, обратить внимание на результаты его деятельности в сфере, достойной усилий правительства, – в строительстве военного флота. Утверждают, что в 1661 году, когда он принял должность, имелось всего лишь 30 линейных кораблей, три из которых были вооружены 60 орудиями. В 1666 году кораблей стало 70, 50 из которых – линейные корабли и 20 – брандеры. В 1671 году число кораблей выросло с 70 до 196. В 1683 году 107 кораблей имели на вооружении от 24 до 120 пушек, 12 из них были вооружены 76 орудиями каждый, кроме того, имелось много мелких судов. Порядок и системность, внедренные в работу на верфях, сделали ее много более эффективней, чем работа английских верфей.
Пленный английский капитан, находившийся во Франции, когда плоды деятельности Кольбера все еще ощущались в условиях правления сына этого великого французского деятеля, пишет: «Когда меня доставили туда пленником, я пролежал четыре месяца в госпитале в Бресте, где залечивали мои раны. В это время меня поразила быстрота, с которой происходил отбор и укомплектование их кораблей, поскольку до сих пор я полагал, что нигде это не делалось быстрее, чем в Англии, где у нас было в десять раз больше судов и соответственно в десять раз больше матросов, чем во Франции. Но там (в Бресте) я видел, как 20 парусных кораблей, каждый из которых имел на вооружении около 60 пушек, достигали готовности в двадцатидневный срок. Корабли заводили в гавань, экипажи отправлялись на берег. По распоряжениям из Парижа корабли кренговали (кренгование – килевание без выхода киля из воды. – Ред.), килевали, оснащали, загружали продовольствием, производили комплектование экипажа и снова выводили в море в упомянутый срок с невероятной легкостью. Точно так же я видел стопушечный корабль, с которого снимались орудия за 4–5 часов, что в Англии делалось не менее чем за 24 часа, причем французы делали это легче и безопаснее, чем у нас дома. Все это я видел из окна госпиталя».
Французский историк флота приводит некоторые примеры, которые выглядят просто невероятными. Так, киль галеры закладывался на верфях в 5 часов, а в 9 она уже покидала порт с полной оснасткой и вооружением. Подобные примеры, наряду с более реальными свидетельствами английского офицера, указывают на высокий уровень организованности и порядка, а также благоприятные условия для работы на верфях.
Тем не менее все эти поразительные достижения, вызванные поддержкой правительства, без такой поддержки быстро увяли, подобно тыкве пророка Ионы. Не хватило времени, чтобы это предприятие глубоко укоренилось в стране. Деятельность Кольбера явилась прямым продолжением политики Ришелье. Некоторое время казалось, что продолжится политический курс, который сделает Францию великой державой, господствующей на море так же, как и на суше. По причинам, которые пока нет необходимости обсуждать, Людовиком XIV овладела острая неприязнь к Голландии. Поскольку эту неприязнь разделял английский король Карл II, оба монарха решили уничтожить Соединенные провинции. Война, начавшаяся в 1672 году, хотя и была менее популярна в Англии, все же явилась меньшей политической ошибкой со стороны Лондона, чем Парижа, особенно в том, что касается развития морской мощи. Франция способствовала разрушению своего потенциального и, конечно, необходимого союзника. Англия участвовала в устранении своего главнейшего соперника на море (в то время превосходившего ее еще и в объеме торговли). Франция же, обремененная долгами и кризисным состоянием финансов во время вступления Людовика XIV на трон, в 1672 году только что расчистила себе путь в будущее в результате реформ Кольбера и их положительных результатов. Война, длившаяся шесть лет, свела на нет значительную часть этих достижений. Сельскохозяйственное производство, промышленность, торговля, колонии – всему был нанесен ущерб в результате этой войны. Созданные Кольбером учреждения зачахли, упорядоченная им финансовая система вновь была дезорганизована. Так инициатива Людовика XIV – а он единолично руководил политикой правительства – подрубила корни морской силы Франции и вызвала отчуждение ее наилучшего союзника в морских предприятиях. Территория и военная мощь Франции увеличились, но движущие силы торговли и торгового мореплавания в этой войне истощились. Хотя военный флот несколько лет сохранял боеспособность и эффективность, он вскоре начал приходить в упадок и в конце правления Людовика XIV практически прекратил существование. В последние десятилетия правления Людовика XIV (с 1672 года. – Ред.) проводилась такая же ошибочная морская политика. Людовик последовательно игнорировал морские интересы Франции, кроме военного флота. Он либо не мог, либо не хотел обращать внимание на то, что военный флот почти не используется и существует в неопределенном состоянии, пока торговый флот и судостроительные отрасли, составляющие его опору, бездействуют. Его политика, направленная на преобладание в Европе посредством военной силы и территориальных захватов, побудила Англию и Голландию заключить союз, который, как уже отмечалось ранее, прямо способствовал вытеснению Франции с морей, а косвенно – впоследствии и Голландии. Военный флот, созданный Кольбером, погиб. В последние десять лет жизни Людовика XIV в море выходил отнюдь не могучий флот Франции, хотя войны велись постоянно. Простота формы правления абсолютной монархии, таким образом, убедительно показала, как может быть велико влияние государственной власти и на развитие, и на упадок морской силы.