Рольф в лесах
Шрифт:
Рольф очень доверял докторским познаниям Куонеба, но ещё больше верил познаниям своей матери. Он решил дать Аннете хинину, но ему не хотелось вмешиваться в лечение Куонеба. Наконец, он сказал:
— Теперь прохладно; я повешу эти тонкие занавеси вокруг её постели.
— Уг, хорошо, — но краснокожий сидел всё время у постели, пока Рольф вешал.
— Ты больше не сиди здесь, Куонеб; я за ней посмотрю.
— Скоро я дам ей лекарства, — возразил Куонеб.
Но Рольф придумал другую хитрость.
— Я бы хотел, чтобы ты очистил куропатку и сварил из неё суп. У меня руки запачкались о ядовитый плющ, мне нельзя дотрагиваться до пищи.
— Я сама вычищу птицу, — и толстая мамаша, положив младенца, занялась приготовлением куропатки.
«Опять неудача», — подумал Рольф, но изобретательность ему не изменила. Он коснулся рукой отвара из змеиного корня. Питьё было слегка тепловатое.
— Ты его горячим даёшь, Куонеб, или холодным?
— Горячим.
— Я его подогрею.
И Рольф унёс питьё, думая: «Куонеб мешает мне дать девочке хинный экстракт. Отлично, он сам его даст». В тёмной кухне ему нетрудно было подлить в отвар немного экстракта; когда питьё согрелось, он принёс его индейцу, и тот сам дал лекарство.
Когда настало время ложиться спать, и девочка услыхала, что с ней останется краснокожий, она еле слышно прошептала:
— Мама, мама, — и сказала ей на ухо, — я хочу, чтобы остался Рольф.
Рольф улёгся на одеяле у постели больной и спал очень чутко. Раза два он вставал и подходил к Аннете.
Она ворочалась во сне, но не просыпалась. Он поправил занавески и проспал до утра.
Девочке стало лучше, в этом не было никакого сомнения. Она с аппетитом съела куропатку. Змеиный корень и хинин быстро делали своё благотворное дело, выздоровление с этого дня пошло успешно. Мать всё время хотела взять девочку в дом.
Родители считали её возвращение необходимым, а рыжие насекомые были, по их мнению, неизбежным злом.
Но Рольф держался другого мнения. Он знал, что подумала бы в таком случае и что сделала бы его мать. Он ещё раз навестил Уоррена; сильно пахучее средство, которое он купил у торговца, в те дни называлось «горным маслом» — это была нефть. Когда ею смазали все щели в кроватях и стенах, насекомые исчезли.
Куонеб, в благодарность за сердечный приём, работал на ферме. Но через неделю он начал беспокоиться.
— У нас довольно денег, Нибовака. Зачем нам здесь оставаться?
Рольф как раз вытаскивал из колодца бадью.
Он поставил её на край сруба, посмотрел в колодец и тихо сказал:
— Не знаю.
Если бы он высказал всю правду, ему пришлось бы добавить, что его здесь прельщает семейная обстановка, единственная близкая ему семья. В нём была сильна любовь к семейному очагу, а как раз от этого и бежал Куонеб.
— Я слыхал, что моё племя ещё живёт в Канаде, за мысом Раус. Я хочу повидать их. Я вернусь в «Красном месяце» (август).
Они наняли небольшой челнок, и в одно прекрасное утро Куонеб, посадив Скукума на корму, взялся за вёсла и отправился в далёкое стодвадцатимильное путешествие по спокойным водам озера Джорджа и Шамплейна.
Вскоре челнок превратился в небольшое чёрное пятнышко, а затем и оно исчезло, ещё виднелись мелькающие вёсла, но и они скрылись за косой.
Рольф решил взять Аннету с собой в лавку, чтобы она выбрала платье. Она теперь совсем выздоровела. Они вдвоём сели, в челнок. Ни мать, ни отец не могли оставить её дома. Они не очень охотно отпускали их вдвоём, но что же делать? Девочка была так весела и так довольна.
На её лице отражалась не только чисто детская радость; опытный человек сразу заметил бы то, чего не уловил Рольф: она краснела, когда смеялась, всё время старалась подразнить своего «старшего брата» и тиранически командовала им.
— Теперь расскажи мне побольше о «Робинзоне Крузо», — начала она, как только они уселись в челнок.
Рольф повторил старую увлекательную повесть; она жадно слушала; но по временам спрашивала: — «Где была его жена? Как у него могла быть ферма без куриц? Сушёный виноград, должно быть, вкусен, но мне больше нравится свинина, чем козлятина».
Рольф, конечно, держал сторону Робинзона, и ему было неприятно, когда Куонеба назвали его слугой, Пятницей.
На западном берегу озера они должны были пригласить с собою для покупок миссис Каллан и взять у неё лошадь и тележку. Ни миссис Каллан, ни тележки дома не оказалось, но им любезно предложили лошадь. Аннета уселась верхом на одеялах и всю дорогу без умолку болтала, в то время как Рольф шёл рядом, серьёзный и внимательный, как и подобает старшему брату. Пройдя пять миль, они добрались до лавки Уоррена. Взволнованная, с разгоревшимися глазами Аннета выложила свою куницу, получила пять долларов и приступила к страшному делу выбора первого платья из самого настоящего печатного ситца; и Рольф нашёл, что радость приобретения нового ружья очень незначительна по сравнению с неизъяснимым радостным блаженством, которое способна испытать маленькая девочка, если дать ей полную свободу выбора цветного ситца себе на платье. «Красиво?» Как можно словами изобразить прелесть жёлтых колосьев, рассыпанных вместе с зелёными и красными маками по яркому голубому фону! Нет, если вы не видели платья Аннеты, вы не знаете, что такое красота.
Когда обнаружилось, что на остаток денег к чудесному приобретению можно присоединить ещё красный бумажный зонтик, все кругом просияли от радости, а торговец, увлечённый счастьем девочки, прибавил от себя ещё несколько блестящих, медных пуговиц.
Уоррен завёл харчевню — это с его стороны было хитростью, чтобы избежать тягостных обязанностей гостеприимства.
Желая выполнить всё по этикету, Рольф повёл Аннету обедать. Её совершенно ошеломило великолепие скатерти и белых тарелок на столе. Но все были так приветливы, что она сейчас же пришла в себя.
Аннета шептала весело и возбуждённо:
— Можно мне этого? А этого? — указывая пальцем на разные необычайные блюда, и получила позволение отведать от всего, что стояло на столе.
После полудня они выступили в обратный путь; Аннета крепко держала в объятиях свои сокровища и болтала без умолку.
Около двух часов они явились к Каллану, ещё через час переехали озеро, и Аннета вне себя от радости развернула свои сокровища, к зависти и удивлению родственников.
Шитьё платья в те дни было делом несложным, и Марта обещала: