Роли леди Рейвен
Шрифт:
— Ненавижу! Но категорически не приемлю, когда меня по определению лишают законного права ее любить.
— Да, я заметил, что леди не стесняется использовать свое право любить что угодно. И кого.
Все веселье с меня тут же слетело, а обмен непринужденными колкостями разом лишился очарования.
— А вот это, лорд Грайнем, уже не ваше дело, — отрезала я ледяным тоном и поднялась. Желания продолжать разговор, чтобы выйти на очередной виток оскорблений, у меня не было ни малейшего. — Всего доброго.
Граф открыл рот, чтобы что-то сказать. Были это извинения или
И только сделав несколько торопливых шагов, я поняла, что иду не в ту сторону и маменька с ее заклятыми подружками осталась за спиной. Разворачиваться и шествовать мимо графа с гордо поднятой головой мне не хотелось, и я вышла из зала в коридор. Как выяснилось, один конец его упирался в балкон, куда я, поразмыслив, и направилась.
Ночной осенний воздух впился в кожу колкими укусами, я обхватила себя за плечи, понимая, что долго на таком холоде не простою и надо будет вернуться в зал. Зато здесь было тише — музыка, смех, голоса проникали сквозь высокие витражные двери как из другого мира. А в этом была только ночь, тишина и бездонное темно-фиолетовое небо, расшитое блестками звезд.
Дверь приоткрылась, на мгновение позволяя тому миру ворваться в этот, и тут же снова опустила завесу. Я оглянулась, чтобы узнать, кто решил составить мне компанию, и ошеломленно замерла еще вполоборота.
— Эри, — улыбнулся высокий привлекательный мужчина с яркими голубыми глазами и непокорной челкой, которую он откидывал небрежным жестом, неизменно привлекающим девушек.
Его звали Арчи Оллин. Он же виконт Арчибальд Оллин, будущий граф Ривер. Он же — мой первый и единственный до встречи с герцогом мужчина.
Мне было семнадцать, и я еще верила в то, что нам с Греем говорили родители. Что все наладится, что опала закончится, богатство вернется. Что дети не отвечают за грехи отцов и что с моей красотой, обаянием, умом и прочим-прочим-прочим я обязательно встречу прекрасного лорда, который полюбит меня всей душой. Любовные романы, которыми я тогда зачитывалась, им вторили — у настоящей любви нет преград в виде сословий и состояния.
Именно этой настоящей любовью мне тогда и показался Арчи Оллин, совершенно внезапно нагрянувший в соседнее поместье, в нашу богом забытую глушь. Уже потом я узнала, что отец сослал его туда за кутежи и чрезмерное увлечение азартными играми. А перед нами он предстал чудесным молодым человеком из прекрасной семьи, приехавшим отдохнуть от суеты столицы и насладиться тишиной, спокойствием и очаровательным обществом провинциальной знати, не испорченной и не развращенной чрезмерным столичным изобилием.
Он очень красиво ухаживал. Дарил цветы, скромные, ни к чему не обязывающие подарки вроде конфет и ленточек, осыпал комплиментами. Говорил, что влюблен до смерти. Что не может без меня жить. Что я свет в окне его мрачных будней. Что ему не нужно больше ничего в этом мире, только быть возле меня и смотреть в мои прекрасные глаза…
Слова лились сладкой патокой, те слова, что мне так хотелось
А на следующий день соседнее поместье стремительно опустело. Прощание было мимолетным и скомканным — весть из столицы, срочный вызов, отец при смерти. Он непременно напишет мне, а чуть позже и приедет, чтобы на этот раз наверняка забрать с собой.
Я даже тогда еще верила. Правда, недолго.
Благо все это необъяснимым чудом осталось между нами. Какие-то крохи благородства у Арчи все же сыскались, потому что даже когда мы вернулись в столицу, несмотря на мои опасения, ни одного намека на то, как глупо я себя скомпрометировала, ни разу ниоткуда не прозвучало. С другой стороны, и верно, смысл хвастаться тем, что от скуки в глуши соблазнил дочку опального виконта? Такие истории уже давно никого не удивляют.
И когда я осознала, что никакого письма не будет, и никакой свадьбы не будет, и никакого другого шанса встретить здесь достойного молодого человека у меня в ближайшее время тоже не будет, что, когда мы вернемся в столицу, мне будет уже двадцать четыре, старая дева, провинциалка без приданого, с запятнанным родовым именем — да что родовым! — кому я теперь вообще буду нужна? Лишенная того, что определяет женскую добродетель до свадьбы… Когда я готова была уже поверить, что жизнь моя на этом кончена, темна и беспросветна во веки веков, тогда я услышала, как отец с матерью обсуждали статью, восхвалявшую его величество Эдгара VII за его неординарный и просвещенный ум в связи с приказом, отныне и впредь позволявшим женщинам получать высшее образование в Ланландском всенаучном университете.
Папенька сочувствовал профессорам. Маменька утверждала, что это баловство и нонсенс и ни одна уважающая себя женщина не будет заниматься такой ерундой…
— Я не поверил своим глазам, когда тебя увидел беседующей с Треем… графом Грайнемом, — с абсолютной непринужденностью продолжил Арчи, не обращая ни малейшего внимания на отсутствие реакции с моей стороны. — Даже подошел к нему уточнить, кто эта прекрасная леди, решил, что не могла же милашка Эри превратиться в такую неземную красавицу.
Арчи улыбался как ни в чем не бывало. Будто мы были старыми друзьями, волей судьбы раскиданными по разным городам и весям и вдруг случайно встретившимися на одной улице.
Я продолжала молчать, внезапно понимая, что вообще ничего сейчас не испытываю, кроме легкого удивления и столь же легкой досады на то, что мое уединение было прервано. Я уже отрыдала свое, и отистерила, и отпроклинала, и отненавидела. Сейчас у меня была совершенно другая жизнь, в которой этот человек занимал не больше места, чем булочник, у которого я по дороге с работы иногда покупала для мамы слойки с яблоками. А может, даже меньше.