Роман без героя
Шрифт:
– Так, подруга, так… – неожиданно для себя нагрубил я ни в чем не повинной женщине. – Самоуправление – это ведь старая завиральная идея. У нас в Слободе самоуправление всегда будут путать с самоуправством.
Дама из районо приложила кружевной платочек к глазам, всхлипнула и, не глядя на нас, бочком, выскользнула из класса.
– Отца ко мне завтра! – заорал мне в ухо директор. – Без отца не приходи! А пока, Степан, ставь на голосование исключение Захарова из рядов ВЛКСМ…
– Кто – за? – спросил Карагодин.
– Подождите, –
– Когда?
– Ну, не тогда, когда стихи писал, а когда защищал грубияна и этого, как его… диссидента. Ты и сам стал грубияном, обидчиком женщин и детей…
Я скривился в скептической улыбке:
– Ну-ну, подбрось дровец в мой костер, святая простота…
– И подброшу! – сказала Моргоша. – Я предлагаю этим друзьям, обоим, объявить по выговору… Без занесения.
– Правильно! – закричали ребята с мест.
– Голосуем? – взяла инициативу в свои руки Водянкина. – Кто – за?
«За» наш дружный класс проголосовал единогласно.
…Степка поджидал нас в раздевалке.
– Ну, поздравляю, – сказал он. – Опять тройственный союз победил?
– Да ладно тебе, суседушка, пыхтеть, – миролюбиво ответил я Карагодину. – Чудила ты с улицы Петра Карагодина…Мне вот Анка-пулеметчица, оказывается, пару за «Горе от ума» влепила в журнал… В воспитательных, так сказать, целях. А мне весело. Правда, Паш?
Пашка подал Марусе пальто, снял с крючка ее шапочку и стал подбрасывать ее под потолок, приговаривая:
– Кричали женщины ура и в воздух чепчики бросали!..
– Мы с Марусей ходим парой… – прищурился Степка. – Наша простая слободская шведская семья…
Я тогда не понял Степкиного намека. А всезнающий Пашка не подсказал. Однако, судя по интонации, Карагодин сморозил очередную свою пошлость. Был он на пошлости горазд. Талантлив, можно сказать, человек был на это дело с самого детства.
Глава 12
ЕСТЬ ЗЛО, ТВОРЯЩЕЕ ДОБРО?
Иосиф о диалектике жизни
Нелепые слухи ходили за Пашкой по пятам. Слободские кумушки судачили у колонок, что Пашка заразился от отца страшной болезнью, от которой человек, будь он мал или стар, в конце концов, сходит с ума. Немало было и грязных намеков и на некий «тройственный союз» Альтшуллера, Захарова и Водянкиной. Но, на удивление всем, наша дружба не ржавела и не давала даже трещин, выдерживая тотальную словесную бомбардировку.
Трудно выразить одним словом, что нас связывало в прошлом и связывает сейчас, когда все уже потеряно, кроме чести. Может быть, само детство, отрочество, безоглядная влюбленность в самую красивую девушку Красной Слободы? А может быть, эта самая честь, которую мы, к счастью, не потеряли, и помогла нам
У нас бывали крупные ссоры и долгие расставания. Всю жизнь я безумно ревновал мою Марусю к Пашке Альтшуллеру, человеку умному, рассудительному, порой немного циничному, как все люди иронического склада ума. И всю жизнь я тянусь к такой не похожей на мою, но всё-таки родственной Пашкиной душе.
Кого из нас Моргуша любила в девичестве больше, для меня до сих пор загадка. Были времена, когда уже умиротворенный любовью пёс вдруг вновь оживал, разрывая в клочья между нами отношения своей разрушительной энергией.
Когда-то очень давно, когда только-только заполучил от Павла первые странички из «Записок мёртвого пса», я спросил у Немца:
– Неужели у этого пса, о котором пишет твой отец, такая энергия? Взглядом – и насквозь!
– Страшная, Захар, энергия, – ответил он. – Энштнейн, например, как ты, надеюсь, знаешь, утверждал, что масса – это энергия в квадрате. И если высвободить энергию, заключенную в массе одного только человека, то ею можно взорвать весь континент.
Я недоверчиво хмыкнул.
– Но ведь гамбургский епископ в своей «инструкции по безопасности» утверждал, что чёрный пёс, Анибус, несмотря на свой суровый вид, всегда ищет в человеке светлое начало. И утаскивает в Нижний Мир только нераскаявшихся грешников… Так «добро» он или «зло»? Как понимать?
– Есть зло, творящее добро, – просто ответил Павел. – А есть добро, творящее зло. Диалектика, брат.
– И есть исторические примеры? – спросил я.
– Есть, – кивнул он. – Ленин, например…
– Оставь Ильича в покое… – ответил я. – Гитлер – вот исчадье ада.
– Тебе знать лучше, – пожал плечами Павел. – Ты же родился 21 апреля, как раз между Лениным и Гитлером.
– Это совершенно разные фигуры. Один гений – злой. Другой – добрый.
– А корни?
– Что корни?
– Ильич многому научился в Германии. Как там в «Онегине»? «Он из Германии туманной привез учености плоды».
– Плоды могут быть совершенно разными. Запретными, например…
– Почему же, – перебил меня Вечный Ученик. – Ленин основал РСДРП, и Гитлер до конца своих гнусных дней считал себя социалистом. Знаешь, как его партия называлась? Национальная социалистическая рабочая партия. Так что у этих двух типов с немецкими корнями много общего.
– Чушь собачья! – в свою очередь перебил я Пашку. – Не в названии дело. Под словами «социалистическая» и «рабочая» может скрываться и сам черт или дьявол.
– Я как раз об этом. Если не убеждает, то поищи примерчик поярче.
Я еще покопался в памяти и почему-то шепотом спросил:
– А – Сталин?
Пашка тоже не сразу ответил. Но выдал та-а-кое, что у меня нервно зачесался левый глаз – верная моя примета плакать.
– Сталин, товарищ Иосиф – сказал Альтшуллер, – самый верный ученик Ленина.