Роман лорда Байрона

Краули Джон

Устно же Байрон иронически уверял, что изображен в романе «симпатичным малым».

…«Байрон начал прозаическую повесть — слегка затушеванную аллегорию своих матримониальных дел, но, узнав, что леди Байрон больна, бросил рукопись в огонь». — Об этом известно со слов Мура: Байрон пересказал, применив к своим обстоятельствам, новеллу Макиавелли о браке демона Бельфегора, который вскоре бежал от жены обратно в ад. Узнав о болезни бывшей жены, Байрон в последний раз посвятил ей стихотворение (опубл. 1831):

Скорбела ты — и не был я с тобою, Болела ты — и был я вдалеке; Я мнил, что место боли и тоске — Лишь там, куда заброшен я судьбою. Ужель сбылось пророчество? Того, Кто меч извлек — он ранит самого. Меж тем как сердце стынет — бездыханно, Отчаянье все грабит невозбранно. Мы смерть зовем не в бурю, в грозный час, Но посреди затишья рокового, Когда всего лишились дорогого И теплится остаток жизни в нас. Теперь отомщены мои обиды: В какой ни укорят меня вине — Творцом не ты дана мне в Немезиды: Орудье

кары слишком близко мне. Кто милосерд — тех небо не осудит, Всем воздано по их заслугам будет. Ты изгнана в ночи из царства сна, Пускай тебе все льстило без изъятья — Неисцелимой мукой ты больна, Ты изголовьем избрала проклятья. Ты сеяла — и должен был страдать я, И жатву гнева ты пожать должна. Я не имел врагов, тебе подобных, Я защититься мог от остальных, Им отомстить, друзьями сделать их, Но ты была в своих нападках злобных И слабостью своей ограждена, И нежностью моей, что не должна Была б иных щадить — тебе в угоду; И в правоту твою поверил свет, Что знал грехи моих минувших лет, Когда во зло я обращал свободу. На основанье этом возведен Мне памятник тобой — грехом скреплен. Как Клитемнестра, мужа палачом Духовно ты была [128] , клевет мечом Надежду, честь, покой — ты все убила, Что вновь расцвесть могло б для бытия, Когда б их безвозвратно не сгубила Измена хладнокровная твоя. Ты добродетель сделала пороком: За месть — теперь, за будущий барыш Продав ее, в спокойствии жестоком Ее ценою ты меня казнишь. С тех пор, как ты пошла кривой дорогой, С правдивостью ты разлучилась строгой, Присущею тебе, и глубины Не сознавая собственной вины — С двусмысленностью утверждений диких И дум, достойных Янусов двуликих, С обманами поступков и речей, Со взором знаменательных очей, Что осторожность выставив предлогом, Безмолвно лгут из выгоды во многом — Со всем мирится нравственность твоя. Любым путем ты к цели шла желанной, И вот к концу приводит путь избранный. Как ты со мной — не поступил бы я! (Пер. О. Чюминой)

128

Если Аннабелла была Клитемнестрой Байрона, неудивительно, что Аду он называл «маленькой Электрой» — будущей мстительницей за отца (Меррею, 7 июня 1819 г.).

Джон Хукем Фрир(1769–1846) — британский дипломат и писатель (см. с. 220), работал в Лиссабоне, Мадриде, Берлине и вновь в Мадриде, однако его карьера оборвалась, когда Фрира обвинили в том, что он во время наступления Наполеона своими советами подставил английскую армию под удар (из-за чего в черновиках «Чайльд-Гарольда» Фрир назван «неумехой»). Последнюю четверть века он провел на Мальте, переводя Аристофана и изучая еврейский и мальтийский языки. Временами Фрир наезжал в Лондон и однажды заметил, как меняются времена: прежде великие поэты были слепы (Гомер и Мильтон), теперь — хромы (Скотт и Байрон). В 1817 т. Фрир опубликовал поэму, о которой здесь рассказывает Ли, — пародийный эпос «Проспект и Образец задуманного Национального Опуса, долженствующего заключить в себе наиболее примечательные подробности касательно короля Артура и его Круглого Стола». Пьеса Фрира «Скитальцы» процитирована в предисловии к «Чайльд-Гарольду».

…шуточными рифмами в стиле Огдена Нэша… — Огден Нэш (1902–1971) — американский поэт, автор иронических стихотворений с неожиданными и каламбурными рифмами.

Луиджи Пульчи(1432–1484) — итальянский поэт, автор ирои-комической поэмы «Моргайте Маджоре» (1483), первую песню которой Байрон перевел.

…эпиграф к ДЖ, взятый из Горация… — «Трудно по-своему выразить общее…» («О поэтическом искусстве», 128; пер. А. Фета).

…domestica facta… — «Воспеть домашние наши явленья…» (там же, 287).

Глава двенадцатая

С. 393. Ватерлоо! Я не стану вновь чтить твою память… — Байрон посвятил великой битве «Оду с французского» (1815):

О Ватерлоо! Мы не клянем Тебя, хоть на поле твоем Свобода кровью истекла: Та кровь исчезнуть не могла. Как смерч из океанских вод, Она из жгучих ран встает… . (Пер. В. Луговского)

В апреле 1816 г. Байрон побывал на поле битвы, отгремевшей десять месяцев назад. В новой песни «Чайльд-Гарольда» он привел туда своего героя — как впоследствии Али:

О Ватерлоо, Франции могила! Гарольд стоит над кладбищем твоим. Он бил, твой час, — и где ж Величье, Сила? Все — Власть и Слава — обратилось в дым. В последний раз, еще непобедим, Взлетел орел — и пал с небес, пронзенный, И, пустотой бесплодных дней томим, Влачит он цепь над бездною соленой, — Ту цепь, которой мир душил закабаленный. Урок достойный! Рвется пленный галл, Грызет узду, но где триумф Свободы? Иль кровь лилась, чтоб он один лишь пал, Или, уча монархов чтить народы, Изведал мир трагические годы, Чтоб вновь попрать для рабства все права, Забыть, что все равны мы от природы? Как? Волку льстить, покончив с мощью Льва? Вновь славить троны? Славь — но испытай сперва. (3, XVIII–XIX)

…и того человека (бывшего и чем-то большим, и меньшим, нежели обычный Человек)… — То же мнение о Наполеоне Байрон высказал в «Чайльд-Гарольде»:

Сильнейший там, но нет, не худший пал. В противоречьях весь, как в паутине, Он слишком был велик и слишком мал, А ведь явись он чем-то посредине, Его престол не дрогнул бы доныне Иль не воздвигся б вовсе. Дерзкий пыл Вознес его и приковал к пучине, И вновь ему корону возвратил, Чтоб, театральный Зевс, опять он мир смутил. Державный пленник, бравший в плен державы, Уже ничтожный, потерявший трон, Ты мир пугаешь эхом прежней славы. Ее капризом был ты вознесен, И был ей люб свирепый твой закон. Ты новым богом стал себе казаться, И мир, охвачен страхом, потрясен, Готов был заклеймить как святотатца Любого, кто в тебе дерзнул бы сомневаться. Сверхчеловек, то низок, то велик, Беглец, герой, смиритель усмиренный, Шагавший вверх по головам владык, Шатавший императорские троны, Хоть знал людей ты, знал толпы законы, Не знал себя, не знал ты, где беда, И, раб страстей, кровавый жрец Беллоны, Забыл, что потухает и звезда И что дразнить судьбу не надо никогда. Но, презирая счастья перемены, Врожденным хладнокровием храним, Ты был незыблем в гордости надменной И, мудрость это иль искусный грим, Бесил врагов достоинством своим. Тебя хотела видеть эта свора Просителем, униженным, смешным, Но, не склонив ни головы, ни взора, Ты ждал с улыбкою спокойной приговора. Мудрец в несчастье! В прежние года Ты презирал толпы покорной мненье, Весь род людской ты презирал тогда, Но слишком явно выражал презренье. Ты был в нем прав, но вызвал раздраженье Тех, кто в борьбе возвысил жребий твой: Твой меч нанес тебе же пораженье. А мир — не стоит он игры с судьбой! И это понял ты, как все, кто шел с тобой. Когда б стоял и пал ты одинок, Как башня, с гор грозящая долинам, Щитом презренье ты бы сделать мог, Но средь мильонов стал ты властелином, Ты меч обрел в восторге толп едином, А Диогеном не был ты рожден, Ты мог скорее быть Филиппа сыном. Но, циник, узурпировавший трон, Забыл, что мир велик и что не бочка он [129] . Спокойствие для сильных духом — ад. Ты проклят был: ты жил дерзаньем смелым, Огнем души, чьи крылья ввысь манят, Ее презреньем к нормам закоснелым, К поставленным природою пределам. Раз возгорясь, горит всю жизнь она, Гоня покой, живя великим делом, Неистребимым пламенем полна, Для смертных роковым в любые времена. Им порожден безумцев род жестокий, С ума сводящий тысячи людей, Вожди, сектанты, барды и пророки, — Владыки наших мнений и страстей, Творцы систем, апостолы идей, Счастливцы? Нет! Иль счастье им не лгало? Людей дурача, всех они глупей. И жажды власти Зависть бы не знала, Узнав, как жалит их душевной муки жало. (3, XXXVT-XLIII)

129

Примеч. Байрона:Великая ошибка Наполеона, «коль верно хроники гласят», состояла в том, что он постоянно показывал человечеству, что не разделяет его чувств и мыслей, — да и вообще никаких чувств к нему не испытывает; это, может быть, для человеческого тщеславия было более оскорбительно, чем действительная жестокость подозрительного и трусливого деспотизма…

По рассказу Исаака Натана, в 1815 г. «его светлость с восторгом вспоминал доблести греческих и римских воинов — Ганнибала, Цезаря, Александра Великого — и даже героев Ветхого Завета, но под конец, разумеется, заговорил о Наполеоне Бонапарте. "Если б не его честолюбие, — сказал лорд Байрон, — он без труда сохранил бы за собой трон и стал бы одним из величайших людей нашего века". Я заметил, что мнения относительно его поведения в битве при Ватерлоо расходятся: одни, за то, что он оставил поле боя, клеймят его позором, другие видят в этом хладнокровный расчет и отвагу. Мне казалось, что лорд Байрон… принадлежал к первым. Лорд Байрон ответил, что "смерть Наполеона в бою была бы достойным концом предыдущей его славной судьбы". Я предположил, что он уклонился от гибели потому, что надеялся вновь завоевать французский престол. "Как трогательно вы печетесь о репутации великого человека, Натан, — усмехнулся лорд Байрон, — но я убежден, что его исторический престиж был бы неизмеримо выше, если бы он, подобно Саулу на горе Гелвуе или же Катону, павшим на собственные мечи, кончил жизненный путь при Ватерлоо"».

Но все же в стихотворении «Прощание Наполеона» (1815) Байрон выразил уверенность, что Франция поддержит Императора и если он вернется из новой ссылки. Однако в четвертой песни «Чайльд-Гарольда» (1817) Наполеон назван «поддельным Цезарем»: «Куда он шел? /И в Цезари — с какою целью метил? / Чем, кроме славы, жил? Он сам бы не ответил» (ХС-XCI). Наконец, в последний раз Байрон обратился к образу Наполеона, «царя царей и раба рабов», в поэме «Бронзовый век» (1822–1823) — с тем, чтобы через несколько месяцев расписаться в недоумении:

Будь Бонапарт героем Ватерлоо, Примером стойкости считался б он; Теперь, когда ему не повезло, Он прозвищем упрямца заклеймен. Но кто нам скажет — что добро? что зло? Я, право, озадачен и смущен! («Дон-Жуан», 14, ХС)

В «Дон-Жуане» Байрон не упустил случая вновь поиздеваться над славой Веллингтона, победителя при Ватерлоо (8, XLVIII–XLIX).

Али не «поразил тысячи» и уж тем более не «десятки тысяч»… — «Саул поразил тысячи, а Давид — десятки тысяч» (1 Цар. 21:11; ср. 1 Цар. 18:7).