Роман на Рождество
Шрифт:
– Ты говоришь, как простолюдинка! – возмутилась леди Селби, не обращая внимания на вопрос. – И так же выглядишь! Отличные французские горничные, которые умеют делать прически, на дороге не валяются. Ты должна срочно найти такую, замену Люси. А я еще собиралась тебя похвалить за то, что ты не афишируешь свое пребывание у герцогини Бомон! Кстати, я тоже сохранила его в тайне от большинства своих знакомых.
«Хорошо, что мама не знается с людьми, посещающими лекции Королевского общества», – подумала Поппи и напомнила:
– Ты хотела со мной поговорить, мама?
– Тебе
У Поппи болезненно сжалось сердце, но только на мгновение. Нет, Флетч не мог солгать!
– У Флетча нет любовницы, мама.
– Ради Бога, не оскорбляй собственного и моего слуха словечками, куцыми, как твои волосы! Только и слышно: Флетч, Флетч! Словно речь идет о каком-то несмышленом дитяти. Впрочем, твой муж действительно сущий ребенок. Я обращалась к нему «ваша светлость», и ему это льстило. Поверь, мужчины падки на такие вещи. Я хочу сказать тебе, Пердита: хватит делать глупости, пора возвращаться на законное место герцогини Флетчер.
– Но мне казалось, тебе здесь нравится, мама, – сказала Поппи.
В гостиной, повисла тишина.
Леди Флора прищурилась и в первый раз посмотрела дочери прямо в глаза.
– Теперь я понимаю, в чем дело, – мягко и негромко проговорила она. – Ты ревнуешь меня к своему титулу?
– Вовсе нет, – поспешила разуверить ее Поппи.
О, как она не любила этот тон! Слишком уж хорошо она знала, что он означал: леди Флора в любой момент могла начать кричать, разум подсказывал Поппи, что надо попытаться исправить ошибку, уговаривать мать, просить прощения, ползать в ногах…
Леди Флора встала с дивана, перья в ее прическе качнулись, как головы светских сплетниц.
– Что именно означает твоя реплика? – спросила она.
Поппи тоже встала. Собираясь с духом, несколько секунд расправляла юбку, потом выпрямилась и встретилась глазами с матерью.
– Я думала, что тебе нравится жить в этом доме, мама. Ты определенно сделала его более герцогским.
– Я всего лишь внесла необходимые коррективы в его убранство.
Поппи молчала.
– А тебе, Пердита, похоже, не нравится? Я потратила несколько месяцев своей жизни, украшая дом, который ты по глупости и трусости не сумела превратить в достойное герцогини жилище, а ты еще воротишь нос? – горячилась леди Флора.
Поппи хотела сделать шаг назад, потому что брызги слюны попали ей на щеку, но не решилась, только вытерла лицо рукой. Голос леди Флоры становился все громче и визгливее:
– Ты завидуешь моей красоте и утонченности! Ты пошла в своего отца, и не моя вина в том, что ты превратилась в жалкую пародию на герцогиню! Я сделала для тебя все, что могла. Это благодаря моим усилиям ты достигла своего положения в обществе!
И тут рука леди Флоры взлетела вверх и влепила Поппи пощечину.
Удар был очень сильный, но, как ни странно, Поппи было не очень больно, может быть, потому, что она ожидала удара.
Леди Флора упала на диван и начала театрально рыдать. Каждый, кто ее достаточно хорошо знал, к примеру, как прислуга Флетча, которая, надо думать, за несколько месяцев узнала тещу хозяина преотлично, сказал бы, что на подходе полномасштабный истерический припадок.
Наклонившись, Поппи подняла свою парчовую сумочку и позвала:
– Мама!
Леди Флора подняла голову и бросила на дочь полный горечи взгляд:
– Ты так много для меня значишь! Ах, за что Господь послал мне такой печальный удел?
– Я ухожу, мама, – сказала Поппи. – Я тебя люблю. Но больше не хочу тебя видеть. Ты можешь еще какое-то время пожить у Флетча, если хочешь, и, конечно, устраивай завтра свой суаре. Но потом я прошу тебя переехать к себе.
– Я запрещаю тебе возвращаться в дом Бомонов, эту обитель греха! – завизжала леди Флора, мгновенно осушив слезы. – Герцогиня Бомон позорит свое звание, как и ты! Она шлюха и должна бродить по улицам под покровом темноты, ища клиентов, вместо того чтобы разрушать уважение к своему титулу. Я слышала из самых надежных источников, что она в это Рождество собирается посетить Фонтхилл, имение лорда Стрейнджа! Неслыханно! Никто из порядочных людей его не посещает, только прелюбодеи!
– Всего хорошего, мама, – сказала Поппи. От нервного напряжения у нее задрожали руки, но она пошла к дверям, не останавливаясь, даже когда мать стала ее звать. Не оборачиваясь, Поппи толкнула дверь и вышла в коридор. У нее было странное двойственное ощущение – отрешенности и тихого ликования.
Она сделала все, что было в ее силах.
От одного взгляда на юную хозяйку дворецкий Куинс начал заикаться. Поппи осторожно потрогала щеку – она саднила и горела.
Из гостиной послышались громоподобные рыдания.
– Вы не могли бы оказать леди Флоре помощь… – начала было Поппи.
В этот момент входная дверь распахнулась, и в холл в сопровождении лакея вошли Флетч и его друг Гилл.
Рука Поппи метнулась вверх, чтобы закрыть покрасневшую щеку, но, встретившись глазами с мужем, герцогиня поняла, что это бесполезно – он уже обо всем догадался. Флетч в один прыжок подскочил к ней и заставил опустить поднятую руку.
Лакеи и дворецкий, казалось, мгновенно куда-то исчезли, и в холле остались только Поппи и Флетч. Герцог обнял жену и, не говоря ни слова, с нежностью поцеловал в пострадавшую щеку.
– Не беспокойся, все в порядке, – прошептала Поппи, уткнувшись в его грудь.
Флетч немного отстранился, заглянул ей в лицо и с тревогой указал:
– Нет, не все в порядке, дорогая.
– Я знала, что мама ударит меня, – призналась Поппи.
– Ты знала?
– Мама – человек крутого нрава, и я, конечно, не могла не понимать, что она меня ударит, если начать на нее давить. Мама не умеет сдерживаться, впадая в ярость. А мои слова ее вывели из себя.
– Я ее убью! – взорвался Флетч. Его лицо исказилось от гнева – от «очаровательного мальчика», как говаривала леди Флора, не осталось и следа. Он превратился в воплощение ярости и неистовства, как человек, готовый идти с голыми руками против целой толпы.