Роман о любви и терроре, или Двое в «Норд-Осте»
Шрифт:
Анастасия Нахабина:
Периодически они включали нам радио, и мы слышали, что говорят в СМИ по поводу нашей ситуации. Но информация была либо устаревшая, либо крайне негативная в отношении террористов, и для нас это было плохо, накаляло обстановку. Например, говорили, что нас не кормят, не поят, что заложников избивают. Террористов это злило. К тому же все в этом мире относительно, и, скажем, кормление шоколадом и конфетами можно, конечно назвать отсутствием нормального питания. Но с другой стороны, в той ситуации особого чувства голода не было ни у кого. Зато после таких сообщений по радио они эти конфеты стали не раздавать, а швырять. А что касается воды – то воды было
Сергей Лобанков:
На балкон они из операторской комнаты принесли телевизор, подключили его и стали смотреть выступление какого-то высокого чиновника, который сказал, что если чеченцы отпустят заложников, то им даруют свободу и жизнь. А рядом стояли девушки-чеченки, и одна другой говорит: «А тебе нужна такая жизнь, если тебе ее подарят?» А та: «Мне такая жизнь?! Да это будет подарок судьбы, если я умру сейчас за Аллаха!»
Павел Ковалев:
«Мы закидаем вас гранатами, если будет штурм», – внушали они. Что ж, буду следовать обстоятельствам. Я тут не один, внимания к себе привлекать не нужно, и без меня герои найдутся. Они нашлись – мужчина наискосок от меня не захотел поднимать руки за голову. Удар прикладом – и он, окровавленный, падает в кресло, ухо наполовину оторвано.
В разных местах зала эпизодически возникает паника, крики.
Нас рассаживают – мужчин и женщин отдельно. С одной стороны от меня оказывается парень интеллигентного вида, с другой – один из мальчишек-актеров. У мальчишки тихая истерика, он спрашивает срывающимся голосом: «Может, отпустят детей?» Лицо бледное, руки трясутся. Следующий в ряду – плотный мужчина. Судя по импозантному виду, явно из актерской среды. Потом выясняется – это Александр Карпов, бард, автор переводных текстов к мюзиклу «Чикаго». Кроме него, в зале еще несколько «чикагцев».
У меня под ногами обнаруживается большая бутылка воды. Понятно, что сидеть придется как минимум сутки, поэтому каждый глоток ценен, как в пустыне.
Часа через полтора разрешили руки опустить.
Алла Петровна, подруга Зинаиды Окунь:
Радом с нами сидел Васильев. У него в ухе был наушник. Он его рукой прикрывал и тихо, шепотом куда-то передавал, сколько боевиков, сколько среди них женщин, где они находятся. Мы с Зиной все у него спрашивали: если они будут стрелять, обвалится потолок? Он нам: нет, это фальш-потолок. Тут они поставили на сцену стул, к которому привязана бомба. И эта бомба была мне буквально в лицо направлена, я сидела и думала: «Как же хорошо, что я сижу как раз напротив нее. Когда будет взрыв, мне не руку-ногу оторвет, а сразу погибну».
Георгий Васильев:
Я был единственным человеком, у которого была постоянная возможность говорить с захватчиками. По той причине, что они во мне постоянно нуждались. Скажем, начали дымиться и гореть светофильтры, пошел запах горелого, люди перепугались. Террористы сначала храбрились, но я им описал, как это страшно, когда горит театр, и что они даже не успеют выдвинуть свои политические требования и погибнут бессмысленно вмеcте со всеми за несколько минут. Под этим прессингом удалось выбить из них рацию, у меня появилась связь с нашими людьми внутри театра, я даже смог на некоторое время связаться с людьми, находившимися вне здания…
Светлана Губарева:
Когда нас пересадили к иностранцам, мы сидели как раз напротив боковых дверей на 1, 2 и 3-м местах. А рядом с нами сидела женщина и тихо кого-то материла. Конечно, Сэнди русского мата не понимал, но все-таки… Я говорю ей: «Кого вы так?» Она говорит: «Да наших! Я тут сижу с самого начала, чеченцы периодически выглядывают в
В какой-то степени это меня успокоило – теперь можно не искать себе убежища. Но когда появилась возможность слинять оттуда, мы все равно к началу ряда передвинулись.
Тут Бараев прошел мимо нас, сел за нами, и мы имели возможность с ним говорить. Вообще дистанции начальник-подчиненный он не держал. К нему любой человек мог подойти и поговорить, если он был в зале. Естественно, вопрос: почему нас? Он сказал, что война в Чечне длится уже много лет, каждый день там гибнут люди, и что их требования – остановить эту войну. Женщины стали спрашивать: «А почему нас, слабых? Почему бы вам не захватить Думу?» На это Бараев сказал, что Дума себя хорошо охраняет, но мы согласны поменять на каждого депутата десять заложников, если кто-нибудь из них изъявит желание прийти сюда. Конечно, люди по мобильным телефонам тут же сообщили об этом своим родственникам. Но потом я по радио слышала, что какие-то депутаты предлагали себя в обмен на заложников, а их не взяли.
Сэнди с Мовсаром не разговаривал. Точнее, Сэнди сказал ему что-то по-английски, но тот ответил, что английский не понимает, пусть говорит по-русски. Поэтому разговор вела я. Бараев сказал: чтобы не было никаких прецедентов, отпускать будем только с представителями посольств. Я встала, нашла мобильник, и Сэнди стал звонить в свое посольство. Но туда даже в дневное время дозвониться почти невозможно. Не знаю, как он туда пробился, но кому-то он все-таки объяснил, что его паспорт лежит в гостинице «Измайлово», в нашем номере, в сумке. А наши с Сашей документы находятся в консульской службе. Мол, если они все эти документы привезут утром к «Норд-Осту», то нас выпустят. И при этот все время твердил им: «My wife Svetlana, my daughter Sasha». И держал мою Сашу за руку – все время, не отпуская.
Я смотрела на них и думала, когда же он успел стать ей отцом…
…Самолет из Караганды был в семь утра, из дома в аэропорт мы уезжали где-то в три ночи. То есть ночь была совершенно бессонная, я страшно нервничала, поскольку виртуальное знакомство – это одно, а реальное – это совсем другое. И все были мысли: куда тебя несет?
Сумки, чемоданы, посадка в самолет, три часа полета, и мы в Москве. Саша в дороге дремала, а я нет, все терзалась – куда лечу? Зачем?
Правда, Сэнди писал, что если он мне не понравится, то я могу совершенно свободно развернуться и уйти.
Прилетели в Домодедово. Из-за разницы во времени в Москве снова семь утра. Я с этими сумками тащусь, ищу, как доехать до гостиницы «Украина». Оказалось, можно на маршрутке до метро, потом на метро до «Киевской», а от метро, сказали, «Украина» в двух шагах.
Только начало июня, а в Москве уже жарко. Я замотанная, не выспавшись, немытая – ужас! И в таком виде – на первое свидание! С американцем!