Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки
Шрифт:
Начало выступления затягивалось уже просто неприлично долго. Рядом, чуть выше располагались весьма именитые артисты и маститый музыкальный критик с очень симпатичной спутницей. И вот я вновь компетентно узнаю это непреодолимое желание дать «влиятельную фигуру» перед молоденькой барышней, ибо «сам этим грешен зело».
Вальяжным критиком небрежно достается мобильник, и он томно произносит: «Саш, ну что такое-то? Почему не начинаете? Давно пора уже!». По всей видимости, это была сугубо доверительная беседа с организатором выступления – тем же маэстро Чепарухиным. Далее после такого запанибратского спича уж вообще должно
Глаза приятной спутницы наполняются трепещущим уважением и безмерным восхищением! Работает, братцы! Ещё как работает! Сам тысячу раз проверял…
Далее был концерт. Он был не то что великолепен, он был божественен! На сцене только звёзды «даунтауна», назову только, на минуточку, великого Марка Рибо! Гениальные музыканты на наших глазах творили запредельное! Был даже бис, которого быть не могло по определению, ибо экстравагантный Зорн не признает «бисирование» артиста, как класс.
Но! Дождавшись стихания шквала громогласных аплодисментов, мэтр музыкальной журналистики очень отчетливо, чтобы слышали все, капризно подытожил: «Лично я разочарован…». А? Каково?! Я был просто сражён и восхищён одновременно! Это, думаю, была одна из недосягаемых вершин «пускания пыли», я лично так бы не смог!
Однако, имеется ещё один конкурирующий эпизод в смысле «во все стороны понтов»… Ко мне в музыкальную лавку категорически заявился некий тип в вызывающе дорогом костюме, с фианитовыми запонками, сияющими, словно твои бриллианты. Он страшно долго и жутко нудно отбирал в высокую, самодовольную стопку самые дорогущие и раритетные релизы, и в конце буржуйского процесса элегантно отодвинул её чуть в сторонку.
А я ведь почти купился на его дутое фуфло! Но этот его подозрительный жест сразу разрушил все мои плотоядные надежды – я был уже слишком опытен в психологии псевдопокупателей. Я просто ждал яркого аргумента для отсрочки этой небывалой покупки.
И она, разумеется, не заставила себя долго ожидать: «Знаете, я зайду попозже, молодой человек! Меня лично всё устраивает! Просто я ведь не один. Я должен провести совещание с моими швейцарскими друзьями!».
По-моему, я просто громко рассмеялся ему в лицо. Тут уж не до политкорректности и «корпоративного этикета»! Это – круто! Сие заслуживает самого искреннего уважения! Когда «понты» убоги настолько, это уже становиться искусством! Салют вам, гениальные понтярщики! Виват вам и неугасаемая Слава!
Две истории о нищенстве, благородстве души и миллионерстве
Как же я мог забыть эти две прелестные истории из «сердитого» детства?! Когда я сейчас забегаю в самый обыкновенный угловой магаз, чтобы купить там дешёвого порошкового «пиваса» в исполинских пластмассовых флягах или соевых пельмешек категории «по тридцать семь рублей», я всё же не могу мимоходом не отметить неприличного изобилия жратвы и бухла на буржуйских прилавках. И невозможно уже теперь поверить, как это могло быть, когда на тех же, но тогдашних социалистических лотках зияла жуткая фантасмагорическая пустота.
Я помню белое лицо пианиста Лёхи Богданова, который не мог найти пачки папирос в пустом голодном городе. Всё не по-осеннему морозное утро он, бедняга, рыскал по ларькам в поисках хотя бы одной сигаретки поштучно. Да-да, была такая дикая практика в годы пугающего отсутствия ВСЕГО! И для нёго, отчаянного курильщика с двадцатилетним стажем это было пыткой почище какой-то там жалкой средневековой инквизиции. Он жаловался, что задыхается, что голову его, словно металлическим обручем, сдавливает что-то жуткое со всех сторон. Я просто не мог выдержать вида его адских мучений и малодушно сбежал, так как помочь тогда не мог совершенно ничем…
На нашем же родном Авиационном заводе счастливчику-папульке и другим пообносившимся работникам подкидывали иногда кой-какое нелепое шмотьё, и ещё почему-то милосердно практиковались ежемесячные «вливания» в виде пузыря сомнительной водки.
Ну а барахло это было такого пролетарского пошиба и в количествах таких уж неимоверных, что было крайне неловко встречать зачумленных граждан на улицах в таких же, как на тебе, убогих плащах и ботах ещё позорней, чем легендарные «прощай молодость». Поговаривали даже, что в этих прочных и тёплых уродцах на босу ногу хоронили бездомных жмуриков в далекой Америке.
А уж эти знаменитые плотные рубахи лесорубов в чёрно-белую клетку с какими-то неожиданными безвкусными красными вкраплениями, их помнит, думаю, каждый «пацан на районе» того времени. Вот так неспешно и хаживали мы в этих самых одинаковых стрёмных рубашках – и гопники, и отличники, и «металлисты» и «депешисты», словно навеки безработные чёрные гарлемские ребята.
И вот в эту-то вечноголодную, беспорточную и унизительную эпоху мы с тогдашним моим приятелем Колей Херувимовым решались на самые отчаянные поступки, лишь бы чуток срубить «бабулек» на сносные башмаки и наивную кафешку с мороженым для первых наших девчонок.
Вопрос покорного «влачения» подобного нищенского существования для активного Коли не стоял никогда. Он был предприимчив, как генуэзский купец, и плутоватые глаза его всегда горели безумным огнём лёгкой, но не совсем легальной наживы.
Отчётливо помню, как очень серьёзно и вдумчиво обсуждался вопрос попытки умыкнуть медный (предположительно) кабель с высоченного крана в нашем дворе. Коварно задумывалось забраться ночью на неприступный объект и огромными кусачками «обхряпать» этот вот самый вожделенный «драгметалл», а затем, скорёхонько свернув награбленное, спасительно удрать. И вот тут-то и начнётся безбедная, роскошная житуха с ликёрами «Амаретто», майками «Лакоста» и кроссовками «Пума»! Самым долгим и напряжённым был спор о том, под напряжением будет ночной кран или нет. Эти два дня сомнений и решили вопрос ограбления века. Кран перебросили на другой объект. А мы остались живы, и суровый опыт пребывания в тюряге тоже счастливо миновал нас, наивных дурачков.
Николай же не знал покоя ни ночью, ни днем. Он впрягался во все мыслимые и не очень аферы и авантюры – какие-то водочные пробки в промышленных масштабах, стыренное масло в громадных бутылях с похожего на легендарные Кресты мрачного «масло-жир комбината» и прочая чепуха, которая, впрочем, приносила гарантированный доход.
Как раз эти пухлые чемоданы, полные водочных пробок и толкнули неутомимого Колю на реализацию дефицитного тогда товара по различного рода подозрительным ларькам. А остро требовались эти маленькие круглые объекты для завершения формирования важнейшего товара той поры – палёной водки.