Роман с автоматом
Шрифт:
Я сидел опять на диване, кто-то опять налил мне вина, я слышал издали ее разговор, кажется, про какую-то выставку. Еще одна девушка подсела ко мне и тоже спросила, как я тут оказался и чем занимаюсь. У меня не было на этот раз желания врать – и она, услышав, что я официант, ничего кроме этого не делаю и делать не хочу, быстро потеряла ко мне интерес и пошла болтать с кем-то другим.
– Не люблю Шагала, – слышался мужской фальцет, – хотя все его любят.
– Не любить Шагала – все равно что не любить «Маленького принца».
Здесь все те же, думал я, вставая с дивана, те же, что в моем ресторане. Она
– Подожди! – крикнула она. – Ты что, уже уходишь?
– Да, ухожу, – ответил я, берясь за ручку.
Она отошла от своего собеседника и подошла ко мне вплотную.
– Тебе не понравилось? – спросила она.
– Понравилось. Просто надо домой.
– Тебе неудобно тут?
– Нет, все нормально.
Она молчала, но не отходила от меня. Потом вдруг протянула руку к висящим, наброшенным горой друг на друга тряпкам, вешалке, и сдернула оттуда что-то мягкое, негромко и плотно шуршащее.
– Я знаю, – сказала она. – Игра. Есть такая школьная игра. Ты останешься еще минут на десять?
– Да, – ответил я.
– Сними очки!
– Зачем?
– Сними, сними! Никто не увидит, сейчас все узнаешь.
Я снял очки. Она быстро скользнула пальцами вокруг моей головы, и я почувствовал что-то, очень отдаленно знакомое и все же непонятное. Мне показалось, что в коридоре воздух на секунду стал прозрачнее, а стены раздвинулись. Только на секунду, потом я понял: мне показалось, привиделось нечто, что когда-то уже было. На моих глазах теперь была повязка – кажется, шарф, мягкая, плотная ткань, смутно пахнущая парфюмом. Она затягивала узел на затылке.
– Вот так. Теперь ты точно ничего не видишь. И другие не видят. Теперь игра.
Она встала спиной к стенке.
– Игра. Пока я стою у стенки, ты меня не трогаешь. Мне надо перебежать к другой стенке, а тебе – меня поймать, не дать это сделать.
– Но я ведь тебя сразу поймаю! – сказал я, удивляясь ее наивности.
– Ну давай попробуем!
Она ходила вдоль стены, и у нее действительно не получалось перебежать – как только она делала шаг вперед, воздух обтекал ее, хлестал в зазор между ее спиной и стенкой – я чувствовал эту волну и дотрагивался до ее плеча, давая понять, что она поймана. Но она не унывала.
– Нам просто нужен кто-то еще! Лаура!!! – позвала она в другой конец коридора. – Лаура, у нас ностальгия по детству! Иди к нам играть!
– Сумасшедшие! – отозвалась Лаура и исчезла в комнате.
– Мартин! Мартин, иди к нам! – звала она.
Мартин, фальцетный отрицатель Шагала, смеялся и не шел.
– Подожди здесь! – крикнула она в запале. – Я сейчас приду!
Я остался у стенки, а она через минуту пришла с маленькой, вечно смеющейся девушкой, той самой, что говорила с акцентом и звала всех танцевать.
– Kindergarten! – повторяла она, захлебываясь от смеха. – Was flier ein Kindergarten! [18]
– Kristen, in der schoenen neudeutschen Sprache heisst es jetzt «Kita»! [19] – наставительно говорила Она, и игра началась снова.
Кристен была быстрой, а коридор, хоть и широким, все же недостаточно – она перепрыгивала от
18
Детский сад.
19
Кристен, на прекрасном новонемецком языке это называется «Кита» (сокращенное от Kindertagestatte, официально принятое в Берлине обозначение для детского сада).
У нас появились зрители. Они сначала только смеялись, но потом к нам присоединилась пахнущая погребом девушка и ее собеседник, служивший в армии, и даже Мартин. В коридоре стало тесно – мы перешли в комнату, убрали там стол, и игра началась с новой силой. В какой-то момент я отдал свою повязку кому-то другому и тоже начал бегать от стенки к стенке.
Бегавшие с нами смеялись тихо и смущенно, будто стесняясь участия в детской игре. И только она и еще маленькая Кристен хохотали громко и искренне. Меня не поймали ни разу. Игра заглохла так же внезапно, как началась, – стенки опустели, стол снова был поставлен в середину, появился торт, который съели практически сразу.
Мартин заговорил со мной, я подробно рассказал ему про «Невидимку» и ее посетителей. Оказалось, что он слышал о нашем заведении, но думал, что это какое-то мифическое место.
– Значит, такие игры вслепую тебе не новость! – смеялся он. – Видимо, скучаешь по своей работе… Даже темные очки не снимаешь…
– У меня аллергия на сигаретный дым, – сказал я заготовленную фразу.
– А-а-а, понимаю, извини! – сказал Мартин и отвел руку с сигаретой куда-то за мою спину.
Вдруг появилась именинница и озабоченным и извиняющимся тоном сказала, что уже очень поздно, и соседи, наверное, будут не в восторге от шума.
– Пойдемте куда-нибудь! – крикнула Кристен. – Я слышала, на «корабле» сегодня вечеринка!
После короткого обсуждения решили идти, и все двинулись в коридор. Я был готов идти куда угодно. У выхода в коридор я остановился, пропуская всех вперед. Кристен покатилась, что-то тараторя со своим смешным акцентом, вперед, затем вышел Мартин, какой-то высокий парень в рубашке с коротким рукавом, пахнувший смесью дезодоранта и пота. Прошел парень, служивший в армии, девушка из погреба – Ее не было. Я замер. Мне вспомнилась та дверь, кровать, ритмичные движения… Все ли здесь? Но я не помнил всех на этой вечеринке, не мог каждого различить. Что-то взвилось внутри меня, зашуршало мягкой спиралью. Я быстро выбежал в коридор и толкнулся в правую дверь. Она была там. Одна.
– Хорошо, что ты тогда не ушел! – сказала она весело, хотя в ее голосе слышалась усталость. Она шуршала одеялами, видимо, укладывая их на диване. – Это, собственно, моя комната. Кто-то сбил все одеяла. Ты как, идешь на «корабль»?
– Да! – ответил я. – Иду. А ты?
– А я не иду. Не люблю громкую музыку.
В коридоре толкались люди. Мне хотелось сказать, что я тоже не люблю громкую музыку, что я лучше останусь.
– Тогда пока! – сказал я вместо этого. – Позвони мне!
– Хорошо, позвоню! – ответила она, и я закрыл дверь.