Роман с Джульеттой
Шрифт:
– Наверно, Маргарита это тоже понимает?
Луганцев поднял на Алину тяжелый взгляд.
– Женщины в своих поступках зачастую не так осмотрительны, как мужчины. У них эмоции порой подавляют разум. В ярости они непредсказуемы и могут натворить черт знает что. Потом, конечно, раскаиваются, но исправить уже ничего нельзя!
– Это так же банально, как и насчет выпивки, – тихо сказала Алина, – и точно так же неоспоримо. Но из-за чего она впала в ярость? Ведь на это, скорее всего, были причины?
– В том-то и дело, что она не впадала в ярость. А если и впадала, то только не при мне. Три дня назад она позвонила утром из дома и сказала, что простудилась, но на больничный не пойдет, просто отлежится дома. За те годы, что мы работаем вместе, такое случилось
– Вы давно знаете Маргариту?
– Как сказать, – Луганцев сделал быстрый глоток из стакана и посмотрел на Алину исподлобья. – Это Илья поручил вам узнать, откуда я знаю Маргариту? Видите ли, я не посвящал его в эти детали.
Алина смутилась.
– Простите, я не имею права задавать вам такие вопросы. Но Илья Сергеевич здесь ни при чем.
– Теперь это не имеет значения, – Луганцев сделал новый глоток виски и требовательно произнес: – Ну, выпейте же! Вам это не повредит, да и разговор наш пойдет чуть живее.
Алина торопливо отхлебнула отдававшую самогоном жидкость, потянулась за ломтиком лимона. Луганцев накрыл ее ладонь своею рукой.
– Елена Владимировна, – легкая хрипотца проступила в его голосе, – вы напоминаете мне мою маму. Вы говорите с теми же интонациями, даже голос у вас немного похож. Мама всю жизнь учила детей бальным танцам, и даже в старости у нее была легкая, какая-то летящая походка. И спину она всегда держала прямо… – Глаза его заблестели, и он быстро отвернулся.
Впервые Алина видела его растерянным. Казалось, он говорил для себя, и ему было не важно, слышит Алина его или нет. Но таким он ей был ближе и понятнее, и, глядя на Луганцева, Алина вдруг ощутила приступ самой настоящей нежности. Ей захотелось прижать его голову к груди, провести рукой по волосам. Чисто по-матерински, ведь ничего другого она не могла себе позволить.
– Нет, я не то говорю… – Луганцев беспомощно посмотрел на нее, а у Алины в горле вдруг появился комок, который она с трудом сглотнула.
– В этом доме перебывало много домработниц, молодых и в возрасте. Все они крайне меня раздражали. Вечно что-то роняли, разбивали, целыми днями пялились в телевизор, а одна, – он усмехнулся, – выпила мой коньяк и чуть не захлебнулась в ванне. Вас же не видно, не слышно, словно все в доме пришло в порядок по мановению волшебной палочки. Но, главное, что меня поразило, – продолжал он глухо, – ваше первое появление в моем кабинете… Вы вошли, и я почувствовал… Вы очень строго со мной разговаривали. В последнее время никто себе этого не позволял…
– Простите, – Алина быстро отняла свою руку, – я не хотела вас оскорбить!
– Нет, я совсем другое имел в виду, – Луганцев виновато, совсем по-мальчишески улыбнулся. – Я вдруг почувствовал себя подростком. И это чувство, которое я никак не могу определить, возможно, ностальгия по тем счастливым временам, когда мама была жива и все проблемы решались как бы сами собой.
– Ваша мама давно умерла?
– Двенадцать
Он низко склонился над столом.
– Простите, Елена Владимировна, я никому это не рассказывал. Но нахлынуло вдруг, не смог удержаться.
У Алины сжалось сердце. Этот холодный, надменный человек, оказывается, многие годы скрывал в своем сердце огромную боль, и что же такое должно было случиться, что он выплеснул свое горе наружу? Неужели его так сильно потрясло предательство Маргариты?
Но спросить его второй раз о Маргарите Алина не решилась бы даже под страхом смерти. Это выглядело бы и неприлично, и подозрительно. Домработница не должна быть навязчивой и любопытной. Правда, она догадывалась, что череда откровений еще не закончилась, иначе Луганцев давно бы поднялся и ушел в свой кабинет. А он снова подлил себе виски. Сжав стакан ладонями, Игорь Леонидович уставился в одну точку, словно хотел просверлить дырку в скатерти, затем поднял глаза на Алину.
– Вы не любите виски? Тогда, может, вина? А то как-то не по-людски получается. Я надираюсь, а вы трезвы, как праведник.
Алина не выдержала и рассмеялась.
– Вы хотите, чтобы я тоже надралась? А кто вас с Ильей Сергеевичем накормит ужином?
– Илья сегодня не скоро вернется. Он землю будет рыть, пока не найдет Маргариту или не разузнает, куда она скрылась.
– Вы давно знакомы с Ильей Сергеевичем? – тихо спросила Алина.
– С детства. Мы росли в одном дворе, затем учились в Ленинграде в суворовском училище. Он на два года старше. Его сестра была моей женой.
– Была? Вы разошлись?
– Нет, не разошлись. – Луганцев залпом выпил виски и посмотрел на Алину. Глаза его покраснели, то ли от выпитого спиртного, то ли от усталости.
– Она погибла вместе с двумя нашими сыновьями. Семь лет назад в авиакатастрофе. С ними летел единственный сын Ильи. Он тоже погиб. А жена вскоре от Ильи ушла, не могла простить, что Илья против ее воли отправил сына отдыхать на Кипр вместе с моими. Софья недолюбливала мою жену. У Любы был слишком прямой и независимый характер. Но она всегда была очень веселым и отзывчивым человеком. Работала в школе учительницей, преподавала географию. И очень любила путешествовать. А Софья – из породы домоседок и постоянно тряслась за своего единственного сына. Никуда не отпускала от своей юбки. В конце концов, терпение у Ильи лопнуло, он купил путевку, билет на самолет… На этом наше счастье и кончилось. Самолет на большой высоте взорвал какой-то сумасшедший араб. Погибли все… В землю опустили практически пустые гробы. На днях моей жене исполнилось бы сорок лет, а старшему сыну – восемнадцать. Я заказал молебен в храме… – Луганцев судорожно перевел дыхание. – У нас с Ильей – общее горе. Но об этом знаем только я и Илья. Я имею в виду – здесь, в городе… Даже Маргарита не в курсе всех подробностей. А теперь вы тоже знаете…
– Я понимаю, – Алина с такой силой сжала кулаки, что ногти впились в ладонь. Она вспомнила и тот день, и храм, и людей в черном на его ступенях. И ей стало стыдно за свои мысли, ведь она почти поверила той старушенции… «Бандюки… Грехи замаливают…» Но тогда весь мир представлялся ей грязным, а свет – тусклым, а люди – непременно негодяями и мерзавцами. А ведь Луганцев и Илья заново переживали в тот момент самые страшные мгновения своей жизни.
– С тех пор мы остались вдвоем, – продолжал Луганцев, не замечая ее смятения. – Так и пошло: куда он, туда и я, куда я, туда и он… Уволились из армии, занимались сначала нефтью, затем лесом, потом судьба занесла на Украину, в Николаев, на завод по ремонту бронетехники. А три года назад мне предложили возглавить комбайновый завод. Вы в курсе, что в советские времена он больше работал на оборону, чем на сельское хозяйство?