Роман с Джульеттой

Мельникова Ирина Александровна

– В курсе, – ответила Алина. И чуть не добавила: «Моя тетушка в те времена работала в плановом отделе». Но вовремя вспомнила, что для Луганцева она и есть та самая «тетушка».

Но Луганцев не заметил ее смятения.

– Сейчас оборонный заказ ушел в прошлое, – продолжал он, – поэтому приходится вертеться, как уж на сковородке. Но дальше неинтересно. Есть такая, кажется, восточная пословица: «Сколько ни говори: „Халва“, во рту слаще не станет».

– Вот видите, – мягко сказала Алина, – что бы вы ни говорили, о чем бы ни думали,

все заканчивается заводом. А это неправильно. Человек работает, чтобы жить, а не живет, чтобы работать.

– Что поделаешь, если завод – единственное, что у меня осталось.

– Осталось? – рассердилась Алина. – Вы рассуждаете как дед под сто лет. Вы еще молодой человек… Сколько вам? Сорок три?.. Сорок пять?..

– Сорок три, – усмехнулся Луганцев, – на ваш взгляд, я – молодой, а вот мне частенько кажется, что все уже позади. Впереди лишь новые модели комбайнов, получение кредитов, погашение долгов, выплата зарплат и привлечение инвесторов. Да еще кое-что по мелочи…

– Вам надо влюбиться, Игорь Леонидович, – неожиданно выпалила Алина и, охнув, прикрыла рот ладонью. – Простите, я не то хотела сказать. Человеку нельзя одному, его обязательно должен кто-то любить, заботиться о нем, тревожиться, если он задерживается на работе или вдруг заболеет.

– Я – однолюб, – сухо ответил Луганцев. Взгляд его снова помрачнел. – Никто не заменит мне Любу и сыновей. Вы, наверно, заметили, что я не держу на виду их фотографии. Понимаете, у меня сердце разрывается, когда я вижу, как они мне улыбаются с этого жалкого клочка бумаги. Это несправедливо, что бумага живет дольше человека… Нет, я не могу!

Он опять потянулся к стакану с виски, но Алина перехватила его руку.

– Не смейте пить! – Она повысила голос и даже не заметила этого. – Вы понимаете, что ведете себя как слюнтяй? Вы – красивый, молодой, сильный мужчина. В городе о вас чуть ли не легенды слагают, почти молятся на вас, а вы тут расквасились, расплылись, как блин по сковородке! Маргарита сбежала? Предала? От этого мир взорвется? Земной шар перевернется? Или ваш завод в Америку переместится? Что вы себе отходную поете?

– Я не пою отходную! – буркнул Луганцев, но стакан отодвинул в сторону. – И не кричите на меня, я этого не люблю!

– Простите, я не кричу! – Алина вдруг поняла, что на самом деле Луганцев лишь делает вид, что сердится. Но ему действительно непривычно, что кто-то смеет ему указывать, да еще таким непререкаемым тоном.

– Я на вас не кричу, – сердито повторила она. – Но вас нужно хорошенько встряхнуть, желательно, даже отлупить, чтобы вы наконец-то поняли, что есть и другая сторона жизни. И ваше счастье не в заводе, не в вашей чертовой работе…

– Ого! – Глаза Луганцева весело блеснули. – Матушка тоже частенько грозилась меня отлупить, в детстве я рос сорванцом. Но у нее все не получалось. Может, вы попробуете?

Алина не выдержала и рассмеялась.

– Нет,

я тоже не умею драться. Но посмотрите на себя, даже мысль, что кто-то на вас может накричать, тем более отлупить, изменила ваше настроение.

– Елена Владимировна, прошу вас, снимите очки, – Луганцев протянул руку к ее лицу. – Я не могу разговаривать с человеком, если не вижу его глаза.

Алина испуганно отшатнулась.

– Нет! Я не могу! Тут слишком резкий свет!

– Так мы его выключим, – Луганцев вскочил на ноги. – В доме есть свечи?

– Есть, – почти в изнеможении ответила она. – Вон в том шкафчике…

Луганцев достал две свечи и подсвечник, водрузил его на стол, затем, чиркнув зажигалкой, зажег свечи. И после этого выключил верхний свет. Все это время Алина молча наблюдала за ним.

– Ну вот, полный порядок, – весело сказал он и с укоризной посмотрел на нее. – Что же вы? Снимайте свои окуляры.

Алина покорно сняла очки и положила их рядом с собой.

Приятный полумрак наполнял окружавшее их пространство. Избавившись от очков, она словно избавилась от щита, который защищал ее от посторонних взглядов. Какое-то мгновение она ощущала себя раздетой. Она ждала реакции Луганцева, ведь Ольга ей внушила, что именно глаза выдадут ее в первую очередь. Но он лишь довольно усмехнулся.

– У вас очень живое лицо, Елена Владимировна. Я сказал, что вы чем-то напоминаете мою матушку, но это не так. Скорее, старшую сестру. У меня никогда не было сестры, а вот у Ильи их было три, и он страшно завидовал, что я один. А теперь я завидую ему. Женщины умеют сочувствовать так, что не распускаешь сопли. Конечно, не все, а женщины волевые, с сильным характером. И как мне показалось, у вас сильный характер. Не спорьте, не спорьте! – засмеялся он, заметив ее протестующий жест. – Разве это не вы быстренько со мной управились и направили в нужное русло?

– Жизненный опыт! – развела она руками. – Видимо, возраст дает о себе знать, всех хочется поучать и ставить на место.

– Возраст – не главное. Важно, на сколько лет ты себя ощущаешь. Кто-то и в тридцать лет выглядит стариком, а у кого-то и в семьдесят энергии хватает на четверых, – тихо сказал Луганцев и поднял свой стакан. – Давайте все-таки выпьем за ваше появление в этом доме и за сегодняшний разговор. Поверьте, он кое-что во мне изменил. Вы правы, стоит взглянуть на мир другими глазами.

– Давайте выпьем, – согласилась Алина. – Я рада за вас. Что бы там ни говорили, но я верю, что над каждым из нас господь держит свою ладонь. А испытания посылает тем, кого любит.

Она выпила и принялась вертеть стакан в руках. Луганцев молчал, а она не решалась уйти к себе в комнату.

– Вы устали? – неожиданно спросил Луганцев. – Я вас утомил своими откровениями?

– С чего вы взяли? – удивилась Алина.

– Но у вас такое кислое лицо, как при оскомине… – И он забавно поморщился, явно передразнивая ее.