Роман с урной. Расстрельные статьи
Шрифт:
Но тут на нашем горизонте возникла одна тучка, которая уже не исчезала до конца наших трудов, наоборот, все больше омрачала их. Подходит день условленной расплаты по деньгам — а денег нет. Серега говорит: какая-то техническая сбивка, дело пары дней. Но дни идут — а деньги не приходят. В итоге эта национальная у нас проблема натянулась до того, что мы с Сергеичем на какой-то день обманутых надежд даже объявили забастовку. До голодовки, правда, не дошло — авансы на пропитание и на пропой мы получали. Но в нашем деле, в красном углу которого забита личная корысть, есть правило: деньги — вперед всего.
Серега, для
И вот в пробелах между этими типичными страстями выборной страды, кормящей нас, подобно местным девкам — с чего, может, у меня так с ними и срослось, меня постиг довольно неожиданный роман.
Еще пленившая меня своим мастерством Люда раскрыла мне структуру их секс-бизнеса. Обслуживает он в основном гостиницу, где раньше был содом и девки чуть не жили — но новый директор вывел их, как тараканов, запретив им после 11, когда самая работа, вход на этажи. Поэтому теперь всё только через мамку, не слазящую с телефона, а они ждут по домам ее свистка. И только одна, звать Сашей, работает прямо в гостинице, в баре «Виктория», но с ней лучше не связываться. «Почему?» — «Ну, свяжешься, узнаешь».
И точно — через пару дней мы с Сергеичем сходим в «Викторию» поужинать, занимаем столик подле стойки, за которой на табурете сидит смазливая девчонка с сумочкой через плечо. Она нечаянно роняет эту сумочку, я ее поднимаю — и по ответной благодарности в ее лице опознаю эту уже известную заочно Сашу.
Когда она разделась в моем номере, явив никак не соразмерную с ее ничтожным ценником красу, я на ее запястьях и заметил то, что, видимо, имела в виду Люда. «Ты что, колешься?» — «А что, не видишь сам?» — «Ну ты и дура!» — «А ты не смотри. Лучше смотри, какая попка у меня!» Попка была впрямь хороша — в чем я чистосердечно ей признался.
И когда через пару дней опять зашел в «Викторию» и Сашенька мне радостно заулыбалась, я, перекусив на пару с ней, не удержался снова пригласить ее к себе на кофе. «Ты только у дежурной разрешения спроси». — «Да я и без нее могу обойтись». — «Ты — да, а я — нет. Потом она какую-нибудь гадость мне устроит».
Ну, раз так надо, я пошел за разрешением к администраторше. «Ох, молодой человек! — ответила мне пожилая тетя с воспитательным укором, неискоренимым у наших гостиничных администраторш. — Не надо б вам с ней связываться!» — «А с кем рекомендуете связаться? Вы же, как я понимаю, тоже как-то здесь при деле». — «Не надо так со мной. О вас же беспокоюсь!» — «Ну извините». Такое ее ископаемое в наши дни, как мамонт, беспокойство и впрямь душевно тронуло меня.
И дальше у нас с Сашенькой зашел какой-то полупризрачный роман. Технически она была тоже подкована великолепно — еще и вкладывала в эту технику всю душу, узрев во мне неодноразовый интерес к себе. Кололась же уже не первый год, без дозы не могла жить, и после меня, зажав в ладошке свою мзду, мчалась за дозой к их наркоцыганам.
Когда я понял, чему служит на конце наша любовь, то сказал ей: «Выходит, я через тебя башляю этих палачей. Ну тебя в жопу, погибай с ними сама!» Она мне поклялась, что с этого дня больше не уколется — и впрямь перешла на какие-то таблетки-заменители, отчего ее качало и шатало, но она терпела это стойко. И даже мне сказала: «Можешь записать себе куда-нибудь, что спас одну живую душу. Ради себя я бы уже на это не пошла — только из-за тебя. Потому что меня еще никто на свете так не пожалел, как ты». — «А что ж тогда с меня деньги берешь?» — «Я не могу не брать, тогда совсем в тебя влюблюсь, и когда ты уедешь, не смогу без тебя жить». Когда мы шли ко мне пить кофе и время близилось к ее золушкиному часу, она начинала умолять: «Ну позвони дежурной, пусть разрешит еще хоть полчаса!» — «Звони сама!» — «Нет ты, она тебе не сможет отказать!»
И вот ее печальная судьба, рассказанная мне на съемной хате, куда мы как-то улетели с ней в порыве страсти, дабы не оглядываться поминутно на часы.
«Я родилась в Сухуми, папа был военным, мама работала на приборном заводе. От дома до моря было пять минут ходьбы, во дворе рос виноград, хурма, инжир, до войны с Грузией мы жили как в раю. Но потом эта война, за ней — блокада. Еще абхазы как-то друг другу помогали, а для русских начался кошмар. Мама осталась без работы, папа уехал в Курган. Обещал забрать нас, как найдет квартиру, но бросил нас и женился второй раз. Мы остались без всего, буханка хлеба была праздником.
А в Славгороде жила моя бабушка. И мама решила переехать к ней. Денег за наш дом в Сухуми нам хватило только на проезд. Мы поселились в бабушкиной развалюхе, мама устроилась уборщицей, другой работы не было. Зато первый раз за несколько лет мы наелись белого хлеба.
Но потом здесь перестали платить всем зарплату. Были забастовки, голодовки против Гельмеля — а мы и так сидели без еды. На уроках в школе я не могла ничего слушать, так хотелось есть. Я вспоминала, как когда-то не доела на обед котлету, и этот недоеденный кусок стоял перед глазами.
Один раз, когда мне было 16 лет, мы с подружкой зашли в «Катастрофу». Там танцы, музыка, и так пахло едой, что я чуть не упала в обморок. Сели за столик, к нам подсел человек по имени Олег Сергеевич. Понял, что мы голодные, и заказал нам этой еды, от которой у меня все поплыло перед глазами. Он вел себя очень уверенно, потом позвал к себе, достает золотые сережки — и дарит мне.
Он ни к чему меня не принуждал, я сама захотела с ним остаться, как бездомная собачка, которую погладили и накормили. От него пахло едой, другой жизнью, о которой я могла только мечтать. А там еще вокруг такие люди, заправилы «Траста», небожители, от одной мысли о которых захватывало дух.
Он одел меня, дал денег. Когда я отдала их маме, она заплакала, но ничего мне не сказала. Я ее тоже не могу винить: куда ей было деваться, если на работе не платили и мы жили на одну бабушкину пенсию?
А потом он мне говорит: ты уже взрослая, должна понять, что просто так тебя никто не будет содержать, надо зарабатывать самой. Я спрашиваю: как? Он отвечает: в нашу фирму приезжают люди, ты будешь с ними встречаться, за это я тебе буду платить 300 долларов в месяц. Люди очень приличные, обижать тебя никто не станет, а не хочешь, просто расстанемся и все.