Роман с урной. Расстрельные статьи
Шрифт:
Причем из всех красавиц очень скоро все мое внимание замкнула на себе одна, плясавшая с большой ловкостью и выразительностью ее легкой на изгиб фигуры. В отличие от прочих, танцевавших абы как, от нечего сказать друг другу — да и невозможности того под такой гром, ее танец сам был родом речи, столь же понятной, как по губам бузливого бычка. Сидела она за столом с еще тремя девицами; похоже было, они отмечали что-то; ей подтанцовывать пытались многие, но быстро отступали из-за невозможности войти в ее запальный ритм.
Из меня танцор был еще хуже, чем баскетболист, поэтому и после второй рюмки я даже не мечтал напасть на привлекавшую меня все больше танцовщицу. Но тяга хоть поближе подобраться к ней толкнула меня пригласить на
Не зная, что можно сказать за полминуты между танцами, я ей сказал всю правду: что восхищен ее танц-классом и проклинаю себя за полную негодность в этом деле. Понял, что истребил жизнь не на то: умею только вешать лапшу на уши — и то в медленном танце. Тут как раз грянул первый аккорд новой музыки, сквозь который она мне прокричала: «Вот медленный танец!» Я ее обнял — и мы этих объятий уже не разнимали с ней весь следующий месяц.
Я все же нашел заход к ее ушку и в подкрепление своей саморекламы стал что-то безостановочно ей говорить. И говорил до самого закрытия ресторана, еще успев под его адский грохот записать на свой мобильник ее телефон. Рука спешила и не попадала в буквы, и этот телефон остался в мобильной памяти под непроизносимым именем «Йн». Но я потом и переписывать его не стал — в память о нашей первой встрече на волне стихийно слившей нас судьбы.
Когда рев музыки здесь стих, друзья меня поздравили с успехом — и предложили перебраться в круглосуточную «Катастрофу», куда за этот день я угодил уже во второй раз. Там, прямо при входе, случилась еще показательная сценка. Когда мы — я, Наташка, Серега и еще кто-то из команды во главе со Славиком — вошли во вражескую крепость, там у раздевалки шла большая групповая драка. Славик тут же подошел к явно гашеным пацанам, остервеневшим от уже успевшей брызнуть крови: «А ну драться на улицу, тут люди отдохнуть пришли!» И мордобойцы, а их было около шести, сейчас же высыпали за дверь всем скопом — видно, имея за душой какой-то веский повод не перечить нашему проводнику.
В этом лихом притоне мы еще натанцевались, наигрались на бильярде; я все что-то плел все больше нравившейся мне Наташке, и посреди какой-то особо вдохновенной моей фразы она мне говорит: «Можешь на минуту закрыть рот?» — «Что, так наскучил?» — «Нет. Так хочется поцеловать».
13. Аты-баты — шли дебаты
Ушли оттуда мы уже к семи утра, я проводил Наташку до ее дома на той же главной улице Ленина, где была и гостиница, и «Катастрофа», и наш новый штаб. Ей надо было купить, как она называла, корм для ребенка и слегка выспаться; мне тоже; после чего мы сговорились сходить вместе пообедать.
Поспав, я набрал этот «Йн», мы встретились уже при свете дня, нисколько не разбившем чары ночи, пообедали в ресторане и пошли — а верней чуть не вприпрыжку побежали ко мне пить кофе. И после этого фирменного славгородского напитка проговорили, сидя друг против дружки в самых откровенных видах, до глубокой ночи.
Наташка мне рассказывала о себе, я о себе наоборот молчал — в силу своего конспиративного обета, чем страшно разжигал и даже ранил ее женское любопытство. Вплоть до того, что на второй или третий день нашей любви, когда мы ужинали снова в ресторане и вышли в холл покурить, она велела мне забыть о всяком кофе, покуда не откроюсь, кто я есть. И я тогда сказал, что просто собираю здесь фольклор, а скрытничал лишь для придачи себе соблазнительной для женщин тайны. Как раз в эту минуту возник Леша, я встал с ним поздороваться,
Ее же биография была сродни подвигу разведчицы в тылу врага — но нашим героиням за подобное сейчас звезд не дают. В 17 лет, в ту страшную годину, когда наши реформаторы насытили прилавки вырванным из уст народа кормом, она родила сына. Первый муж, ее ровесник, впав в ужас от открывшейся перспективы — а верней закрывшейся с закрытием местных заводов и полей, тут же дал деру. Так у нас в трудную годину принято среди мужчин.
Красивой Наташке повезло скоро выйти замуж второй раз — но хлебнув смолоду всех ужасов родной бескормицы и материнской безысходности, она на этом не остановилась. Каким-то даже непонятным мне волевым усилием поступила, чуть ли не отрываючи мальца от сиськи, в институт, окончила его со специальностью психолога. Путем таких же сверхусилий в пору Гельмеля, лишившую работ и тех, у кого были, нашла себе одну, потом другую, третью службу. И к нашему знакомству была директором местного Кризисного центра для мужчин — по оказанию психпомощи этим беспомощным самцам, а по второй ставке — консультантом-психологом. Работали в этом бюджетном филиале краевого Центра одни бабы с оплатой в тысячу рублей — и я сперва даже не въехал, что на за сеанс, а в месяц.
Но Наташка так смогла поставить дело, что к ней пошли и местные предприниматели, впрямь находя какую-то психпомощь от геройских баб — и этим принося еще дополнительную сверхкопейку. Этот трудовой героизм, которому я после был свидетелем, так как ее центр оказался в одном доме с нашим новым штабом, и спас ее от страшной доли Сашеньки — когда ее второй муж сел в тюрьму.
Он жил от маменьки, торговки, процветавшей по сей день — но все свои хорошие задатки и щедрость до Наташки за счет той же маменьки пустил коту под хвост в силу того же общего распада. А поскольку в малом городке, как я уже сказал, никому ни с кем не разминуться, я и с ним имел легкую стычку — сильно покачнувшую меня в Наташкиных глазах.
Однажды мы с ней сидели в том же ресторане, засасывавшем тоже, как наркотик, мизерностью цен — как вдруг над нашим столиком зависла мрачная тень пристально глядевшего на Наташку пацана. Он нагляделся — и ушел. «Второй муж, — сказала мне Наташка. — Рано или поздно это было неизбежно. Сейчас он еще выпьет рюмку и вернется — но уже к тебе». — «Но ты же с ним в разводе». — «А он со мной нет. Понимаешь, мой сын считает именно его отцом, он в самом деле очень нам помог когда-то. Но когда вышел на свободу, я уже в душе с ним порвала. А он все эти годы хочет вернуть старое, то ползает в ногах, то ходит на меня с ножом».
И точно: скоро экс-муж вернулся к нам и поманил к себе меня. Я встал, чуть отошел с ним — и услышал уже ранее звучавшую здесь речь: «Какого хрена ты — а ну выйдем в сортир поговорить». Но все такие разговоры мне категорически заказала, по уже названным причинам, принимающая сторона. И не успел я даже ничего ответить, как с той стороны из-за стола поднялся вездесущий Славик — и сам увел прочь моего соперника.
Отчего я ощутил себя прескверно: не дай Бог еще несчастному влюбленному, которого Наташкин сын зовет отцом, из-за меня достанется в его бараний рог. Но Славик, бывший уже в курсе нашего романа, повел себя дипломатично — и бывший муж в итоге просто, взявши ноги в руки, был таков. Но на другой день Наташка мне сказала: «Не думала, что ты так обдристаешься. Таким казался Дон Жуанищем, а чуть что, сразу спрятался за Славика». — «А что он твоему сказал?» — «Сказал то, что он мне передал потом, когда пришел ко мне и просидел полночи с ножом в руке против меня. Сказал: «К этому не подходи, это наш человек, а со своей крысой разбирайся дома»».