Роман с урной. Расстрельные статьи
Шрифт:
Что там у нас с реформой правовой?
(набирает Козака)
Ты, Козак? А ну доложи по нашим
По правовым фронтам. На них-то хоть
Победы есть?
Козак
Могу сказать, что главный
Наш враг разбит. Ну в смысле в основном…
Путин
Да ну? Преступность?
Козак
Нет,
Наш правовой совковый нигилизм!
Суды присяжных — уже сплошь и рядом,
И подсудимым новыми УК
И УПК даны права такие,
О коих не мечтал английский лорд!
Адвокатура на правах законных
Бьет насмерть обвинительный уклон.
Прокуратура в шоке. Справедливый
И состязательный процесс в суде
И оправдание в нем подсудимых
Уж входят в норму, от которой все
Смотрящие с Европы рукоплещут.
Фонд Сороса…
Путин
Постой, постой, а что
С преступностью?
Козак
Я же сказал: задача
И ставилась не вывести ее –
Ввести, напротив, в правовое поле
Законности…
Путин
И что теперь она
Там делает?
Козак
Как что? Находится.
Путин
Ну а бандитов стало меньше?
Козак
Меньше –
Осужденных за бандитизм. Зато
Оправданных гораздо больше стало.
Путин
Ну а самих убийств? Разбоев, краж?
Козак
Наслышан — больше. Но проблема эта
Уже не наша — бывшего Грызлова.
А что по фонду Сороса…
Путин
Ты мне
Лучше скажи по водке сразу: ты-то
Что думаешь о ней?
Козак
Я? О какой?
Путин
О той, что думаешь! Не ври мне только,
Что ты один не в курсе ничего!
Козак
Да если честно, я подумал только –
И позабыл. Сейчас же, говорю,
У нас в том поле этих осуждённых
Все меньше, чем, ну, тех, которых там
Все больше. Потому о ней уж лучше
Совсем забыть. Уж очень, не в пример
Нефтянке даже, не цугундером,
А смертью пахнет. Если сам Грызлов…
Путин (разъединяется
Все, круг замкнулся. Дальше нет и смысла
Звонить по всуе верным номерам.
Один! — как в стылой камере Лубянки
Наедине с безвыходной душой,
Как Шапка Мономаха в Грановитой
Под колпаком Кремлевского Полка…
Не столько жмет сама охрана эта,
Как мысль, что явных тех уж не видать –
А тайных? Вот поговорил с командой:
В речах — все вроде тут же за меня.
А в душах? А позадушам? Тому,
Кто их топтал позорно, беспощадно,
Они — и я! — служили от души,
Готовые на все для самодура.
Я ж из своих не выдал никого –
И что ж? Неверные друзья и тени
Подобного не оказали мне!..
Но я толкал машину безвременья
В стране дремучих прав не для их ласк!
В стране, от лени ставшей на колени,
Я тоже преклонил свои не с тем,
Чтоб после под собой согнуть других –
Я их хотел поднять! И верил свято:
Что только разогнусь — и вся страна,
Которая во все глаза глядела
На тот предвыборный полет меня
В крылатом «МИГе», тоже разогнется!
Лист ожиданий весь остался чист!
Я ради всех стал осеняться в храме,
Чуть не сломав об чуждый крест руки.
А те, которых влек к духовной пище,
Налопавшись ее, еще смелей
Пошли обманывать народ и грабить,
А батюшки — грабеж благословлять!
Согнал, как мух, с реформы паразитов –
А толку? Я их в дверь — они в окно!
Отборных реформаторов поставил:
Ума — палата, взяток — не берут;
За них сейчас же стали брать другие…
Фемиду европейскую привел –
Дала в суде урлу. И две реформы,
Как Молох, жрут в два горла мой народ!
Культурный фронт хотел отдать самим же
Культурным мастерам — они грызню
Промеж себя устроили такую,
Что лишь насилу растащил Швыдкой…
И вот тогда меня взяло сомненье:
Не я ли сам во всем и виноват?
Но в чем вина? Тот отрок убиенный,
Нагадивший известному царю –
Кто для меня? Из жертв Чечни, которой
Не я виновник — или все же я?
Юнец, совсем зеленый, с «Курска» или
С другой подлодки? — я их не топил!
И призывник, замерзший на этапе,
Кровавый гость не мой — иль все же мой?
Кого я точно затопил — Скуратов,
Но тот — не мальчик, вот с такой елдой!
Хотя пути Господни непонятны:
Вдруг этот сукин сын — мой грех и есть?
Тем паче, что через его стыдище
Я и взошел на трон — рукой того,
Кто вынудил меня и всех на мерзость…
А может… страшная догадка… нет,