Романовы. Ошибки великой династии

Шумейко Игорь Николаевич

Вот картина, несколько утрирующая эту логику: выдавили европейские либералы нужное им решение на первой инстанции, вынесли под истеричные вопли на руках из здания суда адвоката и подсудимую, вывезли их подальше, и… – атомную бомбу на весь этот Петербург, чтоб там прокуратура не опротестовала и чтоб «Торжество Закона» вышло уж точно окончательным. Смысл карикатуры: и бомба на Петербург, и выкрадывание, укрывательство обвиняемой – факторы, одинаково нарушающие законное течение судебного дела. И поразительно (я проверял): все 130 лет (!) история засуличского дела именно с этой стороны никем до сих пор не рассматривалась. Что затемняет суть и начальные условия спора с либералами.

Это смелое

сочетание любых мер напомнило мне историю борьбы Ленина с ликвидаторами и отзовистами в РСДРП. Первые говорили: «Мы прошли в Государственную Думу. У нас теперь какая-никакая фракция: пять человек! (Считая, как потом оказалось, агента полиции.) Значит, надо ликвидировать подпольную лавочку». Вторые: «Нет, надо отозвать товарищей из Думы и продолжать заниматься честным террором». Ликвидаторы с отзовистами , споря о дальнейшей судьбе партии, тянули Ленина в свою сторону. Решение вождя было очень симптоматичным, по-настоящему революционным, неожиданным. По-моему, именно оно проложило дорогу, если вспомнить зазубренную формулировку, к «партии нового типа».

Он решил оставить и то и то. Новый уровень морали, всемогущество «Сочетания»: днём, допустим, спорить в Думе, цитируя Платона, Монтескье, а ночью заложить бомбу под оппонентскую кровать…

Засулич была в партии Ленина, в редакции газеты «Искра» (правда, потом перешла к меньшевикам). Может, задумчиво оглядывая потёртую личность старой террористки, вспоминая «казус Засулич», овации мира Торжеству Закона с одновременным выкрадыванием, укрывательством террористки, вождь как раз и продумал то решение, столь удивившее и ликвидаторов и отзовистов . Как знать!

А в 1878 году на домашнем балу у графа Палена громадный успех имели «принесённые с работы», т. е. вытащенные им из папки «Дела № …», фотокарточки «романтической преступницы, из-за любовника чуть не застрелившей градоначальника». Вот и министр Пален словил «свои 5 минут славы».

Она стала кумиром молодёжи. Курсистки, гувернантки, наверное, и модистки мечтали повторить «подвиг Засулич». Теперь русских градоначальников можно было стрелять безнаказанно. Французских, немецких, английских, разумеется, нет. Их Закон «горячим сочувствием толкнувшим на теракт…» не обойти, гильотины и виселицы в Европе как работали, так и работали. А вот дикари получили в руки сразу две игрушки: многозарядный револьвер и Суд присяжных, теперь они точно разнесут своё государство.

Князь Мещерский, издатель журнала «Гражданин», писал: «Оправдание Засулич проходило будто в каком-то кошмарном сне, никто не мог понять, как могло состояться в зале суда самодержавной империи такое страшное глумление над государственными высшими слугами, столь наглое торжество крамолы».

Перед своим увольнением министр юстиции Пален долго убеждал Кони уйти в отставку: уволить не мог! «Независимость суда» – ещё одна игрушка. Но Кони не ушёл, ещё 20 лет собирая лавры либерала, борца с самодержавием. Засулич умерла в 1919 году, похоронена на Волковском кладбище, участок «Литераторские мостки», рядом с Плехановым. Позже на «Литераторских мостках», недалеко от могилы Засулич, перезахоронили прах Кони, перенесённый с Тихвинского кладбища Александро-Невской лавры.

Что ж, очищение территории Лавры можно, конечно, приветствовать, но… грустно всё это, господа.

Философическая истерия

Прошло три года, террор стал светской модой, и в 1881 году убили царя Александра II. Идёт суд над террористами, и накануне вынесения приговора в Петербурге в зале Кредитного товарищества во время своей публичной лекции модный философ Владимир Соловьёв вдруг сказал о цареубийцах: «Царь должен простить. Если он христианин, он должен простить. Если он действительный вождь народа, он должен простить. Если государственная власть вступит на кровавый путь, мы отречёмся от неё» . Свидетели: «Невозможно передать, что творилось в зале. Какой-то массовый экстаз. Восторженная молодёжь вынесла оратора на руках…»

Не думайте, что тот спич был единичным всплеском: ну, захотелось философу проехать на «руках восторженной молодёжи» метров тридцать от кафедры до гардероба, или чуть далее, по маршруту Засулич и её адвоката… Нет, вся многолетняя, даже удивительно, насколько ещё неоценённая работа Соловьёва – это разрушение смысла русской государственности. Именно он протянул бикфордов шнур от эпохи терроризма, Нечаева, Засулич, их истеричных подражателей к двум последним царствования императорской России.

Признание громадного значения философа Соловьёва можно найти в работах его последователей: Бердяева, Булгакова, Франка, Андрея Белого, Блока… в общем, тех, кто этому значению придавал другой, противоположный знак. Соловьёв «стоял у истоков русского «духовного возрождения» начала ХХ века, «русского духовного ренессанса» (Н. Бердяев). В другом месте Бердяев этот «ренессанс» назвал Серебряным веком. Хотя точное авторство термина «Серебряный век» ещё обсуждается (называют и Маковского, и Оцупа), более-менее доказано, и «Сменовеховцами» особенно убедительно, что этот «ренессанс» духовно подготовил катастрофу 1917 года. Выяснение роли влияния Соловьёва – это как раз зачёркивание одного «вдруг» в истории России, а именно: «Почему-то во время Русско-японской войны 1904–1905 годов… вдруг оказалось, что значительная часть российской публики яростно болеет за японцев, аплодируя, передают каждое известие об их победах, постоянно преувеличивают потери русских войск, создавая определённое давление на правительство».

Как-то эксперты Ширяев и Смирнов в одной передаче «Исторического канала» убедительно раскрывали лже-арифметику, механику искажения цифр наших и японских потерь в 1905 году… Но откуда вдруг взялась сама прослойка российского общества, энергично распространявшая эти ложные цифры? Это же и вправду странно, особенно если сравнить с общественным мнением в России 1812 или 1878 годов (Русско-турецкая война). Всего за 25 лет такие вдруг радикальные изменения! Или почему в 1915–1917 годах многие россияне стали вдруг желать поражения своей армии и действовать по принципу «чем хуже – тем лучше»? Это всё вопросы к властителям дум Серебряного века, «соловьёвцам».

Историческая важность, действенность соловьёвского ультиматума: Царь должен простить террористов , если он христианин и действительный вождь народа, иначе мы отречёмся от него,  – сконденсировалась, как в химической реакции, по формуле:

Желябов + Соловьёв = общественное мнение.

Сергей Кравчинский об образе революционера-террориста писал: «Он прекрасен, грозен, неотразимо обаятелен, так как соединяет в себе оба высочайших типа человеческого величия: мученика и героя» .