Романтическая океанология
Шрифт:
Во время пребывания в Ванкувере я регулярно (раз в 1–2 месяца) летал в Оттаву и каждый раз встречался либо с А.Н. Яковлевым, бывшим тогда послом в Канаде, либо с его помощниками. Учитывая опыт 1971–1972 гг., на этот раз ситуация с поставкой «Пайсисов» была под контролем государства. Однажды в Ванкувер прилетел Г.А. Арбатов (директор Института США и Канады), позвонил и заехал ко мне в гости. Обсудили ситуацию. Он спросил, нет ли проблем, которые нужно решать на высоком уровне или с американцами. Сказал, что отсюда летит в США, где встретится с Г. Киссинджером, с которым уже обсуждал вопрос о «Пайсисах», что Киссинджер обещал, что американцы вмешиваться на сей раз не будут. Надо сказать, что знакомство с Г.А. Арбатовым было очень полезным. Оно пригодилось позже, когда решался вопрос о создании аппаратов «Мир-1» и «Мир-2» (6000 м).
Создание «Пайсиса XI» шло своим чередом. Прочные сферы были изготовлены и испытаны на испытательном комплексе в Сан-Антонио (США). Аппарат «Пайсис XI» был практически готов в марте 1976 г. В апреле были произведены первые испытания аппарата около острова Ванкувер, в бухте Джервис (Jervis Inlet). Я впервые погрузился на глубину 700 метров. Такая глубина испытаний была оговорена в контракте. Для испытаний был выбран очень живописный подводный пейзаж. Аппарат погружался на глубину 700 м и потом поднимался по практически вертикальному уступу, густо населенному различными животными: обилие губок, кораллов, морских перьев, звезд, офиур и, конечно, рыб. По-настоящему сказочное морское царство! Приемочная комиссия собиралась постепенно. Сначала прилетел А.М. Подражанский, который провел со мной пару недель на барже во время первых испытаний аппарата в апреле 1976 г. В конце апреля прилетели И.Е. Михальцев, В.С. Ястребов, В.П. Бровко и зам. председателя в/о «Судоимпорт» П.Н. Ганин. Все, кроме Ганина, погрузились на глубину 700 м. Ждали Монина. Я предложил, чтобы по его приезде на баржу сразу его и погрузить. Были возражения: мол, он устанет
А пока приехал усталый Монин, которому я сказал: «Андрей Сергеевич! А прекрасно, сразу с самолета и на 700 м в подводный рай!» Все внимательно на него смотрят, а он сразу поднимает большой палец на правой руке и улыбается. Надо знать Монина! Через полчаса Андрей Сергеевич был уже под водой с канадским пилотом Стивом Джонсоном. Через три часа, выйдя из аппарата, Монин не скрывал восторга, улыбаясь и извергая массу эмоций о том, какое удовольствие он получил и что он видел. Потом, посмотрев на меня, сказал: «Ну что? Не зря я вас заставил все это делать!» «Не зря! Прекрасные аппараты мы теперь имеем. Спасибо Андрею Сергеевичу и Игорю Евгеньевичу», – говорю я. «И Анатолию Михайловичу!» – добавляет Монин. – «Ну, что, друзья, пора, пожалуй, отметить это дело!» Андрей Сергеевич любил праздновать, когда что-то сделано. В одном из трейлеров располагалась столовая, в которой был быстро накрыт стол. Произносились тосты, появилась гитара. Андрей Сергеевич любил слушать мои песни и песни других авторов, которые я пел, особенно Высоцкого. Позже, уже в экспедиции, которую возглавлял Андрей Сергеевич, таких посиделок было много – практически после каждого погружения.
Аппарат «Пайсис XI» был испытан и принят. Руководством HYCO был устроен прощальный банкет, говорились хорошие слова. Когда все закончилось, Михальцев спросил меня «Ну, что дальше?» Я ответил: «Работа и 6000 метров». Я имел в виду работу с «Пайсисами» и создание аппарата на 6000 м. «А почему не 11 000?» – спросил Игорь Евгеньевич. «6000 м – это возможность проводить исследования на 98 % площади океана от поверхности до дна. Кроме того, аппарат на 6000 м будет иметь такие габариты и вес, которые позволят работать с борта наших научно-исследовательских судов», – ответил я. Михальцев согласился, тем более что нами уже были проведены переговоры с Маком Томсоном о создании шеститысячника небольших габаритов и веса с новым источником энергии, базирующимся на гидразине. Эта идея понравилась Монину и была им одобрена.
А пока после приемки аппарата надо было еще немного подождать и задержаться в Ванкувере, так как не все еще было готово для отправки аппарата «Пайсис XI» в СССР. Самое главное – не все научное и навигационное оборудование было поставлено на фирму, а без этого нельзя было грузить аппарат на наше судно, которое ждало и должно было доставить груз во Владивосток. Поэтому приемочная комиссия еще две недели пребывала в Ванкувере – этом городе невероятной красоты. Конечно, побывали в Стэнли-парке, сходили в аквариум с великолепным шоу с дельфинами и касатками. Были в гостях у некоторых сотрудников HYCO, в частности, у менеджера контракта Дага Тэйлора. В 2016 году я был приглашен в Ванкувер на специальный сбор HYCO, который проходит время от времени. Я там увидел некоторых сотрудников еще 1971–1972 и 1974–1976 гг. – тех, с которыми я работал на фирме. Даг Тэйлор провез меня по памятным местам Ванкувера, включая тот блок квартир, где я жил с семьей. Потом мы заехали к нему домой. И здесь на стене я увидел фотографии 1976 года во время прекрасного приема, который для нас тогда устроил Даг Тэйлор, на которых были и Монин, и Михальцев, и многие другие. И Даг сказал: «Анатолий! Это были самые прекрасные моменты в моей жизни» Да и многие сотрудники с HYCO вспоминали работы с русскими как самые интересные и самые важные в их жизни…
Мое возвращение в Институт. Первые погружения
Но вернемся снова в 1976 год. Приемочная комиссия уехала в конце мая. Со мной остался А.М. Подражанский, который должен был плыть на судне вместе с аппаратом «Пайсис XI» во Владивосток. Вскоре после погрузки аппарата и большого количества ящиков с оборудованием на судно оно вышло во Владивосток. Моя семья возвращалась домой на пассажирском судне «Михаил Лермонтов», совершавшем круиз из Нью-Йорка в Ленинград. По пути были заходы в Гавр и в Гамбург. В конце июня мы приехали поездом из Ленинграда в Москву. Мне нужно было возвращаться в Институт, ждала большая работа по оснащению аппаратов научной и навигационной аппаратурой. В Ванкувере мы договорились с Мониным, что я буду принят в Отдел техники подводных исследований, возглавляемый В.С. Ястребовым, на должность старшего научного сотрудника. Я пришел к Ястребову, но он сказал, что он меня может взять только на должность младшего научного сотрудника, хотя присутствовал при нашем разговоре с Мониным в Ванкувере и утвердительно кивал в знак согласия. Я поехал в Люблино и пошел к Андрею Сергеевичу. Монин улыбнулся и сказал: «Как договорились». Он позвал ученого секретаря и сказал: «Напиши письмо в Президиум АН о выделении ставки старшего научного сотрудника для Сагалевича, надо приложить список научных трудов». В то время у меня их было около 20. «А ты пиши заявление, я подпишу». Так я стал старшим научным сотрудником Отдела техники подводных исследований. Я сказал Монину: «От Ястребова – зуб!» Монин улыбнулся и махнул рукой. Практически сразу я улетел в Голубую бухту – Южное отделение Института вблизи Геленджика. Весь состав Отдела был уже там. Одна группа занималась телеуправляемыми аппаратами (Манта», «Скат» и др.), вторая, которой руководил Подражанский, – «Пайсисами». Ждали меня, поскольку в моих руках были и схемы, и чертежи на установку оборудования на «Пайсисы». Для установки оборудования была сформирована команда из сотрудников ОКБ ОТ и группы подводных обитаемых аппаратов (ПОА). Электрический монтаж на аппаратах делал высококвалифицированный монтажник из ОКБ Юрий Осипов. Он когда-то работал на монтаже космических аппаратов. Работу по проверке и монтажу электронных блоков осуществляли Юрий Карпович и Евгений Черняев. Механические работы по установке датчиков и приборов выполняли Олег Андросов и Николай Нужный из ОКБ ОТ. Я осуществлял общую координацию работ и настройку аппаратуры после ее установки и практически в течение месяца не вылезал из обитаемых сфер «Пайсиса VII» и «Пайсиса XI». В середине августа оба аппарата были оснащены научной аппаратурой, включавшей набор датчиков фирмы Guidline (Канада) – датчики CTD, два 3-координатных электромагнитных датчика скорости течений, мутности воды. Запись измеренных данных осуществлялась на катушечный видеомагнитофон вместе с записью видеоизображения с видеокамеры (черно-белой, т. к. цветной в то время еще не было). Фотои видеокамеры были поставлены фирмой Hydro Products (США) – это, пожалуй, лучшее, что существовало в то время. Гидроакустическая система навигации с длинной базой (с донными маяками) была разработана канадской фирмой Mezotech, которая поставила и подводную связь. После установки оборудования было совершено два погружения обоих аппаратов на небольшую глубину (100–150 м) вблизи берега. Погружения обеспечивались береговым лебедочным комплексом, который заводил аппарат на колесной тележке из ангара в воду, где водолазы-аквалангисты отцепляли аппарат, и он буксировался в точку погружения небольшим судном. Такая система, конечно, ограничивала возможности и не позволяла осуществлять погружения на большие глубины вдали от берега. Но для экспериментальных работ такая схема была вполне приемлема, тем более для проверки работы оборудования после его установки. Что было отрадно – что все оборудование на небольших глубинах работало нормально. Было совершено и одно научное погружение с Н.А. Айбулатовым. На базе этого погружения была сделана первая публикация статьи в журнале «Океанология» о характере микрорельефа в шельфовой зоне Геленджика. Уже в сентябре, выбрав хорошую погоду, решили сделать погружение на глубину 700 м. Отбуксировали аппарат «Пайсис XI» на расстояние около 5 миль от берега и утром начали погружение. В экипаже Подражанский, Кузин и я. В обитаемой сфере спокойно, как всегда, вся аппаратура функционирует нормально, ведется запись параметров на видеомагнитофон, на мониторе мелькают частички планктона, медузы. Подошли к глубине 180 м – границе сероводородной зоны в Черном море. И здесь я увидел скопление дохлой рыбы, она как будто плавала на этой границе, одновременно на кривой плотности появился резкий скачок в сторону увеличения. А далее изменился цвет воды: из зеленого он стал темным, а глубже – черным. На глубине 340 м в кабине запахло сероводородом. Осмотрели стенки сферы, справа-спереди выше иллюминатора из одного из вводов струилась вода тонкой струйкой. И сделать ничего было нельзя, ибо этот тонкий кабельный ввод затягивался снаружи. Выход один: всплывать. Включаю насос высокого давления, откачивающий водяной балласт из балластных сфер, сообщаю на поверхность о возникновении течи. Идем наверх, на глубине 150 м течь прекращается, поступают внутрь лишь отдельные капли. Мы благополучно всплыли. На следующий день вывернули кабель из ввода, оказалось срезанным уплотнительное кольцо при затяжке. Конструкция этого ввода оказалась не совсем верной, ибо годом позже ситуация повторилась при погружении на гораздо большую глубину. После того случая конструкция этого ввода была изменена. А пока аппарат «Пайсис XI» со всем оборудованием был испытан на глубине 340 м. Необходимы были более глубоководные погружения. Но для выхода в океан необходимо было дооборудование наших океанских судов «Академик Курчатов» и «Дмитрий Менделеев» спуско-подъемными устройствами, над чем работал И.Е. Михальцев. А еще в Ванкувере А.С. Монин высказал идею о проведении первых работ с «Пайсисами» на озере Байкал. И в начале 1977 г. мы начали прорабатывать вопросы организации Байкальской экспедиции: переброски аппаратов самолетом с Кавказа в Иркутск, подбора подходящей баржи на Байкале, разработки методики проведения погружений и т. д. Экспедиция на озеро Байкал началась с перевозки «Пайсисов» в Иркутск. Ближайший аэропорт, с которого мог взлететь «Антей», на котором планировался перелет с «Пайсисами», находился в Моздоке. Поэтому оба аппарата и масса оборудования были перевезены из Геленджика в Моздок. Мы сопровождали автопоезд из трех трейлеров, а потом часть подводной команды полетела на «Антее» в Иркутск, а я вернулся в Москву. В Иркутск я полетел в начале июля. Оттуда на «Комете» добрался до Листвянки. На Байкале я был впервые, и «прогулка» по Ангаре на «Комете», и сам Байкал потрясли меня своими красотами. В Листвянке кипела работа: наши ребята во главе с Подражанским балластировали речную баржу, которая должна была служить платформой обеспечения при погружениях; на берегу стоял 16-тонный автокран, который заехал на баржу после того, как она была готова. Начальником экспедиции А.С. Монин назначил молодого геолога Е.Г. Мирлина, погружениями аппаратов «Пайсис» руководил А.М. Подражанский. Экспедиция на озеро Байкал явилась хорошей школой для пилотов, которые впервые пилотировали аппараты в условиях сложного рельефа, характерного для океанических рифтовых зон. Здесь были и крутые склоны, и вертикальные уступы, и нависающие карнизы, и трещины различной ширины, называемые гьярами. Такой рельеф обусловливал очень внимательное отношение к пилотированию. Ведь в этих условиях необходимо было производить отбор геологических и биологических образцов, измерения с помощью датчиков, видео- и фотосъемку наиболее интересных участков донного рельефа, животных и т. д. Я не буду описывать весь ход экспедиции, а расскажу лишь об одном самом глубоководном погружении, которое имело большое значение для преодоления психологического барьера глубины. Погружение состоялось 12 августа 1977 г. в аппарате «Пайсис XI» на глубину 1410 метров. В экипаже А.М. Сагалевич, А.М. Подражанский и Н.С. Резников (руководитель водолазной группы в Лимнологическом Институте в Листвянке). Закрыли люк, аппарат спустили на воду, отбуксировали в точку погружения. Открываем клапана вентиляции, вода заполняет цистерны главного балласта пластиковые емкости в верхней части аппарата. Затем принимаем воду в прочные балластные сферы и уходим с поверхности. Идем вниз, наблюдая через иллюминаторы за разнообразием планктона в толще воды. Подходим к глубине 1000 м. Сообщаю на поверхность: «Глубина тысяча!» В ответ звучит: «Ура!» И сразу, как по мановению волшебной палочки, из того же самого ввода, что и на Черном море, брызнула струйка воды. Конечно, сразу сообщили на поверхность, затем включили насос высокого давления, откачивающий водяной балласт из балластных сфер. Решили измерить, как быстро поступает вода внутрь. Николай Резников быстро выпил бутылку «Пепси-Колы» и подставил ее под струю. Скорость поступления воды оказалась небольшой. По мере откачки воды аппарат ускорялся. Подражанский с грустью спрашивает меня: «Что будем делать?» Отвечаю: «Устраним неисправность, и завтра пойдем снова в том же составе». Это погружение было очень важным, т. к. через два дня на Байкал прилетал А.С. Монин. Разумеется, первое глубоководное погружение было бы хорошим подарком директору. После погружения вывернули ввод, сменили уплотнительное кольцо, причем механик Толя Сидоров сделал это на сей раз сверх аккуратно, сказав: «Фирма гарантирует». На следующий день операцию повторили, но на сей раз нас ждал успех: дошли до дна без проблем. «Глубина 1410 метров», – сообщаю на поверхность. Присутствовало состояние эйфории: в первый раз на такой глубине! Дно покрыто осадком. Немного походили вокруг, увидели выход коренной породы: из осадка как будто бы торчал ящик, слегка обломанный сверху. Конечно, тогда у нас не было ответа, но, оглядываясь назад, я думаю, что это был выход газогидрата. Позже, уже с «Мирами» в 2009 году мы нашли целое поле подобных выходов, присыпанных осадком, в центре Байкала. И это были газогидраты. Но пока мы учились. Через день после глубоководного погружения в Листвянку прибыли Монин и Ястребов. Я рассказал Андрею Сергеевичу о ходе погружений и, конечно, о глубоководном погружении. Его заключение было следующим: «Хорошо, что, когда потекло, в штаны не наложили!» – и захохотал. Он любил шутки, но у каждой шутки был подтекст. Подтекст этой шутки выплыл после экспедиции в Красное море, которой руководил Монин. Но об этом позже. Настал сентябрь, экспедиция закончилась. Мы совершили 43 погружения, в которых участвовали ученые Сибирского отделения АН СССР: Лимнологического института, Института земной коры и Института геохимии им. А.П. Виноградова. Был получен большой объем научных данных, позже опубликовали сборник статей. Я написал песню об экспедиции, которую мы распевали всей командой. В этой песне, наверное, единственной, фигурирует фамилия Монина как организатора экспедиции.
Однажды утром нас Андрей Сергееич МонинНа совещание в кабинет к себе позвал.И сообщил, что «экспедис» он делать склонен,И на Байкал маршрут прокладывать приказал.Сборы медленно идут,Спать спокойно не дают.Говорят нас на Байкале ждут.Припев:
На Байкале мы «Пайсис» опускалиНа самую большую глубину.Камни доставали, трещины искали,Чтобы рифтом удивить страну.И вот в «Антей» мы аппараты загрузили.В Сибирь с Кавказа он их быстро перевез.На дно Байкала мы в Листвянке погрузилисьИ оказались в настоящем мире грез.Здесь большая глубина,И из мрамора стена,В губках и планариях она.Припев:
С утра пораньше покидаем мы Листвянку,Садимся в «Пайсис», открываем клапана.В иллюминаторе мы видим голомянку,Открывши рот, сопровождает нас она.Внутрь вдруг вода пошла,Тонкой струйкой потекла.Но здесь «Пепси-Кола» нас спасла.Припев:
Настала осень, «экспедис» мы завершили.И погружений совершили сорок три.Письмо от Брежнева с помпоном получили.И хором грохнули романс «Звезда, гори».Получили ордена.За кормой бежит волна.В Тихий океан зовет она.Припев.
Дорога в океан
Я вернулся в Москву в конце сентября. К этому времени И.Е. Михальцев договорился с «Судоимпортом» о ремонте НИС «Академик Курчатов» и «Дмитрий Менделеев» в Югославии. Целью этого ремонта была установка на оба эти судна спуско-подъемных устройств для работы с «Пайсисами» в океане. Идем с Михальцевым к директору. Игорь Евгеньевич рассказывает о дооборудовании судов, обсуждаем план действий. На меня ложится осуществление плана по переброске аппаратов с Байкала в Югославию, а затем поездка в Югославию с целью согласования вопросов по дооборудованию судов и наблюдения за ними. Для доставки «Пайсисов» в порт Риека, где планировался ремонт, нужен был промежуточный пункт, где, во-первых, мог приземлиться «Антей» с аппаратами, а во-вторых, куда могли бы зайти суда для приема «Пайсисов» на борт, чтобы вместе с ними идти в Риеку. С помощью Главного Штаба ВМФ был выбран г. Николаев на Черном море, где дислоцировалась воинская часть морской авиации с большим аэродромом. В этой части можно было оставить «Пайсисы» под охраной до прихода наших судов. Я прилетел в Николаев; с руководством в/ч выбрали место, где можно было оставить «Пайсисы». Командир части сказал, что организует постоянный пост по охране аппаратов. Здесь выполнялось любое наше требование, т. к. было личное указание командиру части со стороны Главкома ВМФ С.Г. Горшкова. Вскоре прилетел «Антей» с двумя «Пайсисами» и частью подводной команды. Разместили аппараты на огороженной площадке, и я улетел в Москву для подготовки выезда в Югославию.
Когда я приехал в Риеку, НИС «Академик Курчатов» уже стоял на верфи, через несколько дней пришло НИС «Дмитрий Менделеев». Работы по установке тяжелых кран-балок для выполнения спуска и подъема «Пайсисов», а также по переоборудованию лабораторий для проведения работ с аппаратами заняли полтора месяца. Еще неделю заняли испытания кран-балок на выходе из бухты, в которой располагается порт Риека. Практически все было готово для проведения работ с «Пайсисами» в океане. Из Риеки «Академик Курчатов» ушел в г. Калининград, а «Дмитрий Менделеев» – во Владивосток. Планировалось «Пайсис XI» использовать в Атлантике и, возможно, в Индийском океане, а «Пайсис VII» – в Тихом океане и также в Индийском. К тому времени наша группа, работавшая с ПОА, насчитывала десять человек – явно недостаточно, чтобы работать с двумя аппаратами одновременно. Но в 1978 г. был введен в строй аппарат «Аргус» (600 м) в Южном отделении Института, и мы могли приглашать в экспедицию сотрудников оттуда. Однако в первое время работы велись довольно робко и только одним аппаратом: либо с НИС «Академик Курчатов» с «Пайсисом XI», либо с НИС «Дмитрий Менделеев» с «Пайсис VII». Первая экспедиция двумя аппаратами с двух судов состоялась в 1981 г., но об этом позже.