Романтик. Все оттенки старости
Шрифт:
– Вы не будете в районе работать и состоять у нас на учете! – заявила она и швырнула мне через стол мою учетную карточку члена партии.
Я положил её вместе с партийным билетом в кулек целлофановый и отнес отцу на Бугор:
– Сохрани, пап, для истории.
Сам жил с молодой женой без всякой надежды на счастье в квартире у тещи.
Так вот… Занимались мы в ТЭЧ регламентами учебных самолетов Ту-134-ш, играли в свободное время в волейбол (летом), в футбол (зимой), в домино и карты (во все времена года). А когда личный состав уходил в клуб на политзанятия или другие массовые мероприятия, я шел за грибами в лес или за ягодами на взлетное поле, зимой писал исторические рассказы о казаках и крестьянах Южного Урала.
Собираясь в курилке, мы живо обсуждали все политические новости происходящего в стране. А творилось тогда вот что…
Ещё в середине 80-х годов Генеральный Секретарь М. С. Горбачев пригласил нашего (таки с Урала!) Ельцина Б. Н. в Москву – заведующим Отделом строительства ЦК КПСС. Чуть позже он стал секретарем Центрального Комитета партии. А потом его назначили первым секретарем Московского горкома. Это очень важный пост – весом члена или, как минимум, кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС. Кто не в курсе, поясню – этот замечательный орган замшелых политиков управлял судьбами страны и народа. Да и всего мира тоже.
Повел себя в Москве Борис Николаевич не совсем адекватно – стал разгуливать по столице, общаться с народом запросто, контролировать ассортимент магазинов – как привык у себя в Свердловске. Поползли о нем разные слухи. Даже расхожей стала фраза – «Ты что, с Урала?» – с намеком на ельцинскую неординарность и простоту.
Мы её тоже подхватили и всегда говорили оппоненту, указывая ему на его безалаберность, граничащую с глупостью:
– Ты что с Урала, мужик?
Потом Ельцин чем-то не угодил Горбачеву и его перевели в министры строительства. А сам Борис Николаевич стал готовиться к выборам в Верховный Совет депутатов СССР с явным прицелом на председателя. Народ его поддержал…
А по ТЭЧи пошел гулять и попал мне в руки самиздательский вариант ельцинской рукописи «Исповедь на заданную тему». Борис Николаевич живописал о своей жизни в Москве на казенных харчах. К примеру, его служебная дача (а комфорт её указывал на ценность партработника) была уставлена цветными телевизорами – в каждой комнате по штуке. А помещений на двух этажах – ой-ой-ой…
Почему заостряю ваше внимание на цветастости телевизоров? Так у нас тогда сплошь и рядом были простые – с черно-белым экраном.
И вот наступил 1991-й год.
В августе бабахнул ГКЧП – государственный переворот в стране!
Как теперь стало известно, в планы заговорщиков входил (о), прежде всего, арест Ельцина (в лучшем случае) или убийство (худший вариант развития событий). А то, как вел себя Борис Николаевич, по сути возглавив сопротивление в столице, понравилось всей стране.
Мы уже не хотели работать, но приехав в ТЭЧ, сбивались в курилку – обсуждали, спорили за политику… А радио из «скворечни» диспетчера звучало на всю округу с утра до вечера. В эти дни на работе и дома мы не выключали телевизоры – ждали конца балета «Лебединое озеро». Счет тогда шел на часы…
Вдруг поступил приказ – прапорам и офицерам разобрать из оружейки личные пистолеты, чтобы быть готовыми к любым непредсказуемым событиям в стране. Но военнослужащие отказались выполнить требование командира полка:
– Да на нас бандиты охоту откроют!
Не судите их строго – часть таки учебная (ЧВВАКУШа), а не боевая.
Я был в восторге от всего творящегося. Это же надо – бросить вызов КПСС! Такую могущественную, всеведущую и всеми руководящую силу – послать к чертям собачьим! От Ельцина был в восторге – не каждый на такое решится! Какой великий человек! Герой нашего времени! Домой приехал (а жил тогда уже на Бугре), увидел на экране кумира своего, встал перед телевизором и захлопал в ладоши.
– Ты что? – удивился отец.
Надо сказать, что у меня особое отношение к государственной символике – будь то Россия или СССР. К примеру, гимн страны я встречаю стоя – хоть на стадионе он звучит, хоть на собрании (до или после), хоть в новогоднюю ночь… Не служба во флоте меня приучила и не работа в аппарате райкома партии, а… вы не поверите – школа.
Был у нас учитель физики Петр Трофимович Пасечник. Он кабинет свой оборудовал под поточную студенческую аудиторию – по принципу амфитеатра. И всегда на переменах в нем звучало радио. Мы ходили туда с удовольствием…
А физику и математику, как самые трудные предметы, в школьном расписании ставили первыми уроками учебного дня. Так вот, мы приходим в кабинет Пасечника, занимаем свои места – языками чешем, плечами толкаемся: соскучились за ночь. А радио все звучит… Потом звонок на урок. И вместе с первыми аккордами государственного гимна по радио (таки 8-00!) появляется в дверях преподаватель… И замирает на месте. И мы стоим по стойке смирно до окончания гимна. Это были самые волнующие минуты наступающего учебного дня – и запомнились на всю жизнь.
Мне кажется все райкомы (КПСС И ВЛКСМ) и паче с ними пионерская с октябрятской организации, вместе взятые, не сделали для воспитания в нас, учащихся средней школы, патриотизма столько, сколько сделал Петр Трофимович Пасечник, заслуженный учитель Российской Федерации.
А в тот момент, пока Ельцин говорил с экрана, я стоял по стойке смирно, отдавая честь своему кумиру. И не было в этом почитании ни грамма фальши. Ведь я не предвидел тогда ни распада СССР, ни добровольного ухода Горбачева с высокого поста Генерального Секретаря Центрального Комитета, ни воцарения на долгих восемь беспросветных лет властолюбивого «мужика с Урала». Каким же наивным был тогда…
Впрочем, не я один. Не берусь говорить за всю страну, наш район или авиационный полк, в котором служил, но весь личный состав ТЭЧ в те дни относились к Борису Николаевичу с любовью и надеждой. Он был символом настоящей «перестройки» общества, а не болтовни, затеянной Горбачевым.
Но странная вещь судьба.
Негласный арест Горбачева гэкачепистами на острове в Черном море не принес ему народной любви. Михаил Сергеевич на трапе самолета после освобождения с Фороса грозил: «Теперь мы посмотрим, кто есть ху». А прапора ТЭЧ в экран говорили ему: «Поздно боржоми пить – просрал ты, меченый, свою власть!»