Романы. Повести. Рассказы. В 2 томах. Том 2
Шрифт:
— Прекрасный образец англосаксонской готики, — говорит Ивернес, большой любитель архитектуры. — Вы были правы, господин Мэнбар, обе части вашего города так же несхожи между собой, как храм в первой из них отличен от собора во второй.
— И, однако, господин Ивернес, обе эти части — детища одной матери.
— Но… разных отцов?.. — замечает Пэншина.
— Нет… одного отца, любезные мои друзья! Только они получили разное воспитание. Их приспособили к потребностям тех, кто стремился обрести мирное, блаженное существование, избавленное от всяких забот… существование, какого никому не может обеспечить ни один город Старого или Нового Света.
— Клянусь
— И в конце концов это утомляет слух! — добавляет Себастьен Цорн. — Может быть, уже наступил момент сообщить нам название этого необыкновенного города?
— Нет еще, дорогие гости, — отвечает американец, поправляя на носу золотое пенсне. — Дождитесь конца нашей прогулки, а пока пойдемте дальше…
— Прежде чем идти дальше, — говорит Фрасколен, у которого к любопытству начинает примешиваться какая-то неясная тревога, — я хочу сделать одно предложение.
— Какое же?
— Почему бы нам не подняться к самому шпилю церкви святой Марии? Оттуда мы могли бы увидеть…
— Нет, нет! — восклицает Калистус Мэнбар, мотая своей громадной всклокоченной головой… — Не теперь… позже…
— Но когда же?.. — спрашивает виолончелист, которого начинают раздражать все эти таинственные увертки.
— Под конец нашей экскурсии, господин Цорн.
— Так мы вернемся к этой церкви?
— Нет, друзья мои, наша прогулка завершится осмотром обсерватории, башня которой на целую треть выше шпиля церкви святой Марии.
— Но почему же все-таки, — настаивает Фрасколен, — не воспользоваться случаем?..
— Потому что… весь мой эффект пропал бы!
Нет никакой возможности вытянуть другой ответ у этой загадочной личности.
Остается только подчиниться, и обстоятельный осмотр второй части города продолжается. Осматривают торговые кварталы, портновские мастерские, обувные и шляпные магазины, мясные, бакалейные, фруктовые лавки, булочные и т. д. Калистус Мэнбар, которого приветствует большая часть попадающихся навстречу прохожих, отвечает на поклоны с тщеславным удовлетворением. Он неутомимо расхваливает все и вся, словно демонстрирует какие-то чудеса природы, и язык его работает не переставая, как церковный колокол в праздничный день.
Было уже около двух часов, когда квартет добрался до окраины города. По ту сторону великолепной решетки, увитой цветами и вьющимися растениями, простираются поля, сливаясь с линией горизонта.
Здесь Фрасколен делает некое наблюдение, которым не считает нужным поделиться со своими товарищами. Все, наверное, объяснится на башне обсерватории. Наблюдение его состоит в том, что солнце, которому в два часа дня следовало быть на юго-западе, находится на юго-востоке.
Это обстоятельство приводит в изумление пытливый ум Фрасколена, и он начинает «выкомуривать себе над ним мозги», как говорит Рабле, но внезапно течение его мыслей прерывается восклицанием Калистуса Мэнбара:
— Господа, трамвай отходит через несколько минут. Поедем в порт…
— В порт?.. — опрашивает Себастьен Цорн.
— О, придется проехать не больше мили, а это позволит вам полюбоваться нашим парком!
Раз имеется порт, он должен быть расположен по ту или другую сторону города на калифорнийском берегу. И правда, где же ему быть, как не на берегу?..
Артисты, несколько сбитые с толку, рассаживаются на скамьях комфортабельного вагона, где уже сидят несколько пассажиров, которые здороваются с Калистусом Мэнбаром — черт возьми, да он со всеми знаком! — и электрический двигатель начинает работать.
Калистус Мэнбар прав, называя парком местность, простирающуюся вокруг города. Всюду аллеи, уходящие вдаль, зеленеющие лужайки, крашеные ограды, прямые или зигзагообразные заросли деревьев — здесь растут дубы, клены, буки, каштаны, железное дерево, вязы и кедры, и все эти молодые рощи населены множеством птиц самых различных пород. Это настоящий английский сад с бьющими родниками, пышными клумбами во всем блеске весеннего цветения, зарослями кустарников, где смешаны самые разнообразные сорта растений — гигантские герани, как в Монте-Карло, апельсины, лимоны, оливы, лавры, мастиковые деревья, алоэ, камелии, далии, александрийские белые розы, гортензии, белые и розовые лотосы, южноамериканские страстоцветы, пышные сочетания фуксий, сальвий, бегоний, гиацинтов, тюльпанов, крокусов, нарциссов, анемонов, персидских ранункул, ирисов, цикламен, орхидей, кальцеолярий, древовидных папоротников, а также растений тропической зоны: индийского тростника, кокосовых и финиковых пальм, смоковниц, эвкалиптов, мимоз, бананов, гуайяв, бутылочных тыкв, — одним словом, здесь имеется все, чего любители могут требовать от самого богатого ботанического сада.
Ивернес со своим уменьем всегда припомнить что-нибудь из старинной поэзии, наверно, считает, что его перенесли в один из буколических пейзажей «Астреи». [32] В самом деле, по свежим лугам здесь бродят овцы, позади изгородей прыгают лани, косули и другие изящные представители лесной фауны, и можно лишь пожалеть об отсутствии очаровательных пастухов и пастушек из романов Оноре д'Юрфе. Вместо реки Линьон здесь извивается речка Серпентайн, чьи-животворные струи протекают среди невысоких холмов этой сельской местности.
32
«Астрея» — пасторальный роман французского писателя XVII в. Оноре д'Юрфе, где несчастный влюбленный бросается в реку Линьон.
Только все здесь кажется искусственным.
Иронически настроенный Пэншина восклицает по этому поводу:
— И у вас нет других рек?
На что следует ответ Калистуса Мэнбара:
— Реки? А для чего нам они?
— Но нужна вода, черт побери!
— Вода… то есть вещество, обычно зараженное, полное микробов — тифозных и всяких других?..
— Ну, ее можно очищать…
— А зачем это делать, когда так легко вырабатывать вполне гигиеническую воду, совершенно обезвреженную и даже, по желанию, газированную или железистую…
— Вы сами вырабатываете воду?.. — спрашивает Фрасколен.
— Разумеется, и обеспечиваем водой, горячей и холодной, жилые помещения, так же как мы обеспечиваем их светом, звуками, возможностью узнавать точное время, теплом, прохладой, двигательной силой, антисептическими средствами и электрической энергией.
— В таком случае, можно подумать, — говорит Ивернес, — что у вас вырабатывается также и дождь для поливки газонов и клумб?
— Вот именно… господин первый скрипач, — отвечает американец, и кольца на его пальцах, поглаживающих бороду, сверкают в пышных прядях.