Ромашка и Старичок-Корешок
Шрифт:
Ромашка смутилась:
— Да не зеркальце… А вдруг она мне будет завидовать?
— Ромашка, — строго сказала Гина, — ты просто воображала! Да разве ты красавица? И вообще ты ещё маленькая девочка!
— А ведь правда, Гина! — воскликнула Ромашка, просияв. — Белоснежка-то была уже невеста! А пока она не подросла, мачеха ничего ей не делала. — Но тут вдруг она опять всё вспомнила и тяжело вздохнула: — Мачеха, она и есть мачеха…
Хитроумная Гина опять остановилась и громко сказала:
— Мачехи вовсе не злые. А некоторые даже, наоборот,
Но Ромашка всё ещё сомневалась.
— Волчку повезло, — сказала она. — А может всё выйти и по-другому.
— Конечно, может, — ответила Гина с хитроумной улыбкой, — но ведь и родные матери бывают злые.
Ромашка хоть и не совсем успокоилась, но, придя домой, стала вынимать книжки из портфеля, тихонько напевая. «Поёт! — обрадовалась Прапра. У неё словно гора с плеч свалилась. — Что же это с ней было, с моей Ромашкой?»
Мачеха
И вот наступило воскресенье. После завтрака Прапра с Ромашкой пошли в сад. Прапра срезала большими садовыми ножницами разноцветные яркие хризантемы. А Ромашка их держала. Получился такой огромный букет, что Ромашкину голову было уже не видно.
— У нас ведь и вазы такой большой нет, Прапра! Ой, мне его не удержать!
— Держи, держи крепче! Мы отнесём его отцу — у него есть большая ваза.
И Прапра вздохнула. Ромашка тоже вздохнула. Она думала про мачеху. Так, значит, это для неё?..
Скрипнула калитка, но Ромашка из-за букета не могла сразу поглядеть, кто вошёл. И вдруг услыхала весёлый голос отца:
— Ромашка!
Он уже выходил из-за куста. Только не один. Ромашка быстро закрыла глаза и опять открыла. Нет, это не во сне… Она крепко прижала к груди букет.
Рядом с отцом стояла мачеха, которой она так боялась целых пять дней и целых пять ночей. Это была… Прекрасная Лило! Она засмеялась, наклонилась к Ромашке и поцеловала её, а Ромашка и сказать ничего не могла, только тоже её поцеловала, тогда Лило поцеловала Прапра — так крепко, что даже её чёрный беретик съехал немного на ухо и бабушке пришлось его поправлять. Но и Прапра поцеловала Лило. А отец поднял Ромашку вместе её огромным букетом высоко-высоко. Все смеялись, целовались и веселились. А Фридрих глядел на это веселье из окна чердачной каморки и улыбался.
…Теперь у Ромашки была мачеха, и Ромашка была очень счастлива. С Прекрасной Лило можно было говорить обо всём, о чём хочешь, и задавать ей какие хочешь вопросы. На всё она знала ответ. Она ведь была гораздо моложе Прапра и гораздо больше её училась. Но всё-таки Ромашка по-прежнему любила слушать сказки Прапра.
Прекрасная Лило разъезжала со своим кукольным театром по всей стране. Её всё чаще приглашали в школы, пионерские лагеря и детские сады — театр становился знаменитым. Когда она бывала в отъезде, Ромашка всегда жила у бабушки. Для Прапра это было самое счастливое время. Её старый домишко словно просыпался, разбуженный Ромашкиным голосом. Если только Ромашка не делала в эту минуту уроки, она не закрывая рта рассказывала Прапра всякие новости. А если и замолкала, то тут же начинала тихонько напевать или громко распевать какую-нибудь песню. И Прапра с радостью думала; «Вот так-то оно лучше, чем моя воркотня да бормотание». Потому что ворчать и бормотать вошло теперь у неё в привычку.
Когда Ромашка ночевала в старом домике, больше всего она любила вечер. Тогда Прапра садилась у её постели и начинала рассказывать. С некоторых пор она рассказывала Ромашке не одни только сказки. Порывшись в памяти, она вытаскивала на свет разные старинные истории из жизни семьи Посошков в Тюрингии, на их родине. А когда она описывала старый бревенчатый дом на горе, в котором родилась и выросла, и горный луг перед ним, густо поросший лавандой, Ромашке даже во сне потом снился этот сиренево-голубой луг.
Если бы Ромашку спросили: «Кого ты больше любишь — Прапра или маму Лило?», она бы, наверно, ответила: «Я и сама не знаю». А если бы её спросили: «Где тебе больше нравится — в большом новом доме в квартире родителей, где так светло и отовсюду глядят куклы-актёры, или в домишке Прапра, окружённом садом?», ей пришлось бы отвечать то же самое. У неё было целых два родных дома.
Плохо, когда у человека мало дела, — какая только чушь не лезет ему в голову! Бабушка Посошок в последнее время стала туговата на ухо, да и годы давали себя знать. С работой по дому она ещё кое-как справлялась, а с работой в саду справлялся один Фридрих. Станет Прапра ему помогать — то поясницу ломит, то ноги болят. Хорошо, хоть о Фридрихе могла ещё позаботиться.
Но всё равно она очень скучала по Ромашке.
Ромашка, конечно, к ней заходила, как только выдавалась свободная минутка, и молоко ей каждый день приносила, и хлеб, и в магазин бегала. Но ведь известно, как у школьников мало времени. Задерживаться она не могла: то хор, то пионерский сбор, то кружок «Сделай сам», то кукольный театр… Зато уж было что рассказать Прапра!
Как-то раз бабушка ковыляла по саду, опираясь на палку, и вдруг взгляд её упал на низенький кустик с лилово-синими цветами.
— Живокость! — пробормотала она. — И как это мне раньше не пришло в голову! Целебное средство само выросло у меня в саду, а я и внимания не обращаю! Не зря же его прозвали «живокость». Значит, старые кости лечит, жизнь в них вселяет! Только, конечно, надо брать не одни цветы, а всё растение вместе с корнем. Пусть-ка Фридрих мне их побольше накопает!
Но Фридрих на этот раз заупрямился. Он даже сказал длинную речь:
— Хорошие цветы, красивые. Самосевом у нас в саду выросли, жалко!