Ромашковый лес
Шрифт:
Прошло почти две недели, а одуванчик все не переставал думать о маме. Ведь как же так, его голова начала покрываться белыми пушинками, а он так ее и не увидел. А время шло, и с каждым днем одуванчик все больше покрывался сединой. Он бы совсем потерял надежду, если бы не…
Когда его волосы стали настолько слабы, что готовы были сами оторваться от головы, легкий ветерок сдул их своим вздохом, не оставив одуванчику ни одного. Но тут к цветочку прилетела «волосинка», похожая на те, что были у него, и все же не такая. В этот момент какой-то жар пробежал по всему стеблю одуванчика и остался «горячей пулей» пылать около левого листочка.
– Здравствуй, братик, – неожиданно начала разговор пушинка.
– Братик? Я? Ты меня знаешь?»
– Теперь – конечно, мама много о тебе рассказывала. Из миллиона своих детишек, тебя она запомнила лучше всех.
– Меня? Надо же. А какая она, моя мама?
– Она, как вот это солнышко, – не задумываясь, ответила малышка.
– Как солнышко, – повторил одуванчик и взглянул на «золотое колесо», приколотое к небу. В это время он почувствовал, будто бы «горячая пуля» разрастается и уже хочет вырваться из стебля. «И у цветов есть сердце, просто дай ему согреться» – вспомнил цветок слова воробышка.
– Мама, – прошептал одуванчик, подняв голову к небесному фонарику, – так вот ты какая, мама.
С тех пор прошло немало времени, но одуванчик никогда не забывал своей мамы. Он каждый день, просыпаясь, улыбался миру, а после подолгу сидел, всматриваясь в солнце. В эти мгновения нечто похожее на сердце стучало в нем, ведь теперь он знал какая у него мама – самая лучшая!
Та самая
Был жаркий летний день, а может быть и зимний, ведь в Африке сложно, я бы даже сказала, практически невозможно определить время года. Африка – удивительная страна, где каждый день согрет острым жгучим солнцем и туманным, от кипятка земли, воздухом. Один из таких дней принес в мир еще двух новых жителей – зебрят, которые только что попали в это измерение.
Первый зебренок был самым обычным: белый в черную полоску с лошадиной мордой и короткими ослиными ушами. Что касается второго малыша, то никто не помнит, как он оказался в стаде и кто его мама, потому что он был совсем не похож на своего новорожденного друга и всех остальных зебр. Если можно было бы сделать вид, что у него белая шерсть, пусть даже с каким-то желтоватым оттенком, то его кругловатые коричневые «заплатки» на теле никак нельзя было назвать полосками. Нос его был как птичий клюв, и вообще мордой он походил на утку. Его лопоухие ушки висели параллельно земле и лишь слегка приподнимались, когда малыш на что-то отвлекался. Еще от зебр его отличали уже начинающие пробиваться сквозь шкурку на голове рожки, пока походившие на два упавших горба верблюда. Но больше всего всех представителей полосатого семейства удивило то, что у новорожденного была тоненькая и длинная, как канат, шея
Зебры очень долго изучали малютку, а он им мило улыбался своей утиной мордахой и радовался, что взрослые в нем так заинтересованы.
– Давайте назовем его Кружком? – предложила зебра, которая нашла необычного малыша
– Нет, он не должен жить с нами, – сказал главный в стаде, – он не такой как мы. Ты посмотри на него! Только позориться с таким.
Но зебра, которая уже так природнилась к малышу и почувствовала себя его матерью, никак не хотела оставлять улыбчивого малютку. Она посмотрела на вождя такими чистыми и исполненными мольбы глазами, что он, хоть и неохотно, но все же согласился оставить его в стаде.
Прошел год. Теперь это огромное животное никак нельзя было назвать «малышом». Он очень вырос и был раза в три выше всех своих собратьев. А вождь был рад, что оставил этого мальчишку, ведь из-за своих длинных ног и огромной шеи он казался безумно сильным и враги зебр, завидев его издалека, никогда не приближались к стаду.
Когда вождь начал стареть, он подозвал к себе Кружка и начал разговор:
– Кружок, – сказал
Кружок присел и согнул шею, чтобы слышать отца получше, а при последних словах он приподнял голову, посмотрел вожаку прямо в глаза, и огромная хрустальная слезинка выкатилась из добрых глаз и разбилась о горячую землю, впитавшись в ее жар.
– Но, – продолжал отец, – тебе нужно найти ту, с которой ты смог бы почувствовать себя настоящим вожаком, которая всегда бы была с тобой в любую минуту, как бы хорошо или плохо тебе не было. Знай, никто кроме тебя не займет мое место, это я решил точно! Но я старею, поэтому буду рад, если ты найдешь ту самую как можно скорее.
Кружок был озадачен: он не представлял себе, как он поймет, ту самую он нашел или нет. Он знал, что его рост, мужественность и непохожесть на остальных самцов из стада привлекала зеброчек, но он не понимал какая из них та самая. Конечно, все мы догадываемся, что Кружок был обычным жирафом, которых в Африке миллион, но сейчас ему казалось, что он такой один, и нет никого, кто бы хоть чем-то был схож с ним.
Время летело, вожак становился совсем старым, а Кружок все никак не мог найти ее, ту, о которой говорил его отец. Он бегал со многими зебрами, он срывал им листья с самых высоких деревьев, и они были счастливы, а он не знал, кто из них она – та самая. Ему все казалось, что все они какие-то другие, и он окружен теми, с кем никогда не сможет взглянуть за горизонт.
«Как это сложно найти из миллионов чужих ту единственную, – печально размышлял жираф, – я окружен самками и все они прекрасны, но они другие, совсем другие, а я – один»
Однажды, когда Кружок гулял по пустынной местности в одиночку, думая, кто из девочек лучше – Полосочка? А может Молли? Или Кисть? – он подошел к единственному густому дереву, находившемуся рядом с его домом, чтобы пожевать листочки. Он потянулся шеей к ветке, как вдруг ему почудилось, что она пошевелилась. Кружок подумал, что это птичка запуталась в ветвях, и потянулся носом, чтобы помочь, как вдруг из дерева появилась мордашка, показавшаяся удивительно знакомой Кружку. И ясное дело почему: это была жирафиха с вытянутой утиной мордой, лопоухими ушами и двумя, как пеньки, маленькими рожками. Девочка жевала листики и, похлопывая глазками, смущенно и как-то игриво смотрела на Кружка. Я думаю те, кто хоть когда-нибудь чувствовали нечто подобное, что ощущал сейчас Кружок, не нуждаются в описании, ведь слов так мало и они так ничтожны по сравнению с этим невероятным чувством, переполняющим душу и сердце жирафа. А кто никогда в своей жизни по-настоящему не влюблялся, те когда-нибудь все же поймут, почему мурашки понеслись от ушей Кружка по шее, телу и ногам и остановились где-то возле копыт, а потом побежали назад и навсегда поселились в сердце, заставив его стучать громче и чаще. «Та самая» – тихо произнес Кружок и приблизился к жирафихе.
Через несколько дней Кружок со счастливой улыбкой на морде пришел к старому вожаку и сказал:
– Отец, а ведь я такой не один.
Вожак засмеялся, но, увидев, что Кружок немного смутился этим смехом, тут же прекратил и сказал:
– Я знаю, милый!
– Тогда почему же ты мне ничего раньше не сказал и даже хотел меня сделать вожаком? Зачем ты просил меня найти «ту самую»? – удивился жираф
– Я действительно хочу, чтобы ты был вожаком, и пусть у тебя будет две семьи – это не важно! Я знаю, тебе было так сложно искать ее, ведь тебе казалось, что это невозможно, что ты один такой во всей Африке! А ведь ты далеко не один! Я счастлив, что ты нашел ее среди тысяч чужих самок. Скажи, какая она?