Ромашковый лес
Шрифт:
– Что «но»? – поспешно перебил его Дельфин
– Но чудес не бывает! – резко оборвал свой монолог скат
– Почему не бывает? – не понимал его Дельфин
– Когда-нибудь и ты сможешь с этим согласиться, – сказал старичок и глубоко зарылся в сером песке.
– А солнце? – еле слышно произнес Дельфин.
Скат высунул свою мордочку из песка и резко ответил:
– Солнце? Это не чудо, это совпадение! – и снова спрятался в туманной туче земли.
– Совпадение… – повторил Дельфин и как прежде поплыл гулять по морю.
Он смотрел на скалы, но почему-то не видел профиля морского ежа, он подплывал к рыбе и понимал, что это самая обычная, неприметная рыбешка, он смотрел
Дельфин приплыл домой очень рано, потому что было невыносимо.
–Неужели скат прав? – подумал он. – Неужели ничего чудесного и правда не существует? – он не мог поверить тому, в чем только что сам убедился. – Так не бывает! – пытаясь сдержать слезы, крикнул он и ринулся вон из своей пещеры.
Была ночь. Дельфин осмотрелся: морем завладела тьма, как вдруг он заметил свет, идущий откуда-то прямо на него. Он поднял голову и увидел над собой много-много маленьких солнышек, которые осыпали дно и его спину золотыми бликами.
– Как это нет? – прошептал Дельфин, – Вот оно! Вот оно чудо! Они есть, чудеса есть, просто надо их замечать, чувствовать и верить. Да! Главное верить! И я буду верить! Буду верить до конца, даже если это будут всего лишь совпадения.
И он еще долго лежал, облокотившись на морское течение, и вглядывался в каждое загорающееся где-то там, куда нежная вода дотянуться никогда не сможет, солнышко, и знал, что завтра водоросли снова оживут, на скале вновь прорежется профиль морского ежа, а рыбы опять станут удивлять его своим существованием. Скат, наверное, прищурившись, посмеется над ним и скажет: «Дурачок, это же совпадение!», а Дельфин только улыбнется в ответ и, всколыхнув море своим хвостом, поплывет дальше, ведь он точно будет знать, что это – чудо!
Не лети
Он никогда не задумывался с какой скоростью он бегает. Кто-то говорил, не меньше 60ти километров в час, кто-то вообще убеждал его, что живи он в Мегаполисе, мог бы не уступать машинам на кольцевой автодороге. Сам он не знал ни что такое мегаполис, ни кто такие «машины», ни почему все удивляются тому, что он – бегает. Он родился с желанием мчаться вперёд. Именно мчаться.
Жаркое африканское солнце пробиралось сквозь пушистое покрывало и жарило нежную кожицу. Как только лучики добирались до самых костей, страус встряхивался, распушал перья и не давал проказникам продержаться на нём дольше милисекунды. С утра он пробежал километров пятьдесят, поэтому решил слегка передохнуть. Он уселся неподалёку от какого-то водоёмчика. Рядом с ним были деревья, да и воздух был гораздо свежее, чем на открытой местности. Приятно пахло сыростью. Животным, которые живут в тропических лесах, этого блаженства, конечно, не понять. Они ненавидят запах сырости, потому что он преследует их с самого рождения и не покидает никогда. А страус так редко чувствовал себя свежо, что хотя бы намёк на прохладу неимоверно радовал его, заставлял остановиться и насладиться. Он прилёг под веточки деревца с достаточно крупными для Африки листьями, и готов был задремать.
– Хорошо! – в блаженстве прикрыв глаза и слегка припадая головой на длинной шее к земле, произнёс он.
Тут он почувствовал какое-то шевеление над собой, и резко вскинул головой вверх, задев нависающий сверху листик. Раздался тоненький писк. Страус тут же повернулся вбок, От резкого движения его крыло слегка ушло в сторону и он случайно поймал какой-то комок перьев. Это была маленькая птичка. Настолько крохотная, что с лёгкостью могла бы поместиться в его клюве. Она была такая невзрачная, серенькая, с тоненьким жёлтым клювом, а в её глазах было
– Удивительные у тебя крылья! – сказала она. – Спасибо, что поймал!
Страуса еще никогда в жизни не благодарили, поэтому он слегка засмущался, от чего его пёрышки начали подрагиваться.
– Ты, наверное, очень красиво летаешь, – продолжала говорить Камышовка.
– Да нет, – ответил страус, – я совсем не летаю.
Маленькая птичка посмотрела на него с невероятным недоумением.
Страус поймал этот взгляд. Он не понимал, почему птица так смотрит на него, и решил её об этом спросить.
– Почему я так смотрю? Потому что впервые вижу птицу, которая не летает!
– Но мне нравится бегать. Я не хочу летать. – Попытался переубедить её страус. Но Камышовка была непреклонна.
– Да ты что! Ты же – птица! Птиц придумали для того, чтобы они летали! Ты – должен летать. Нет, ты просто обязан!
– Но я не люблю летать.
– А на что тебе тогда крылья? – не могла угомониться пичужка.
– Я не думал об этом… – замешкался страус, – может, чтобы в повороты входить было удобнее? Чтобы с помощью ветра рулить?
Камышовка захохотала.
– Ой, умора! Ой, не могу! Чтобы рулить! Да чтобы летать они тебе! Чтобы ле-тать!
– Но они не смогут поднять меня. Я тяжелый…
– Да ты посмотри на них: они же огромные! Крылья твои – огромные! Ты должен летать! Иначе тебя засмеют. Над тобой вся Африка ржать будет! Мол, крылья отрастил, а не летает, бегун проклятый. Родился птицей – должен летать. Это не обсуждается. Это – твоя судьба. Послушай меня. Я плохого не посоветую.
Сказала птичка, и улетела. Остался страус один под широколиственным деревом. Он думал.
Ну почему же я должен летать, если мне нравится бегать? Ну и что, что птица. Что с того? Я же могу быть не летающей птицей. Я могу быть птицей-бегуном. Я не люблю летать, я люблю мчаться.
Но в голове крутилось «тебя засмеют», «вся Африка ржать будет», «родился птицей – должен летать».
А что если Камышовка права? Может, я действительно не правильно смотрю на свою жизнь и раз надо – значит надо?
Ещё немного поразмыслив, любитель мчаться решил взлететь.
На старт, внимание, марш! Он быстро-быстро передвигал ногами и ощущал, как ветер проскальзывает сквозь его душу и вырывается частым биением сердца. Крылья помогали ему резче входить в повороты и ловить порывы ветра – в такие моменты он был безгранично счастлив. И даже забыл, что разогнался он сейчас ради того, чтобы взлететь. Вспомнив, он пробежал еще километров пятнадцать и только потом решился оторваться ногами от земли. Он махал крыльями то быстрее, то медленнее, но полёт не длился дольше секунды. Вконец обессилев, он свалился заполумертво и очень тяжело дышал.
Я не хочу летать…я не хочу летать…я не хочу летать… – твердил он. Но образ маленькой птички не выходил из головы, её насмешки не прекращали звучать в ушах.
– Я птица! Я должен! – крикнул страус, поднялся и решил попробовать еще раз.
Гора была высотой в три километра. Он предположил, что за это время он сумеет научиться летать. Когда нет выбора – полетишь. Он встал на самый край, глубоко вздохнул и полетел вниз. Камнем. Крылья не слушались и не хотели поднимать его наверх. Он был слишком тяжёлым для них. Они должны ловить потоки воздуха на бегу, а не в полёте. То, о чем мечтали крылья всех остальных птиц, для этих – было проклятьем. Он понял это только тогда, когда до земли осталось не больше 50ти метров. Он жалел, что не послушал себя. У каждого – своя судьба и своё предназначение. И если для Камышовки жизнь – в полёте, то для него – в беге. Он падал.