Ромео
Шрифт:
— Детектив Вагнер просил меня зайти и… — Она запнулась, увидев несчастного Перри.
Аллегро подошел к ней.
— Побудьте немного с мистером Перри. Если он захочет говорить, постарайтесь записать его на пленку, — тихо сказал он, протягивая ей портативный магнитофон, который достал из кармана своего пиджака. — И, если вдруг у него появится желание облегчить нам жизнь своим признанием, не препятствуйте этому.
Вашингтон адресовала ему саркастическую белозубую улыбку — мол, нашли кого учить! Спрятав магнитофон в карман своего пиджака, она устроилась в кресле рядом с Перри.
Аллегро направился по коридору. Он подошел к дверям кабинета психиатра
При виде этой зловещей процессии Аллегро вновь захлестнул приступ дурноты. Руки затряслись. Он засунул их поглубже в карманы пиджака, сжав кулаки.
Перед глазами опять возникло лицо Мелани — такое, каким он его увидел в момент осмотра трупа, — остекленевшие, выпученные карие глаза, израненные, невероятно распухшие, слегка приоткрытые губы, щеки в кровоподтеках, лицо белое как мел. И ее обнаженное, изуродованное, связанное тело — хирургический надрез на груди, зияющая рана на том месте, где когда-то билось сердце.
Он вспомнил их первую встречу. Тогда он подумал, что ее пациентам, наверное, приходится нелегко, когда они оказываются один на один с такой красавицей. Она действительно была красива.
Трудно было вспоминать об этом сейчас, когда мед-эксперт и полицейские проносили мимо него ее упакованное в мешок тело. Келли остановился подтвердить то, что Аллегро уже знал: «Похоже, это работа Ромео», заметив, что узлы на шелковом шарфе, которым были связаны запястья и щиколотки жертвы, идентичны тем, что были обнаружены на остальных четырех трупах. И опять найдены следы спермы, которая в очередной раз будет отправлена в лабораторию на ДНК-тест.
— Ты сам зайдешь за протоколом вскрытия, Джон? — Лицо Келли оставалось бесстрастным, но Аллегро уловил нехарактерные нотки грусти в голосе судмедэксперта. Для всех доктор Мелани Розен была не просто очередной жертвой.
— Нет, — резко сказал Аллегро. — Пришли мне его как можно быстрее.
Судмедэксперт кивнул головой, хотя им обоим было ясно, что вскрытие не даст никаких новых результатов. Им в очередной раз предстояло столкнуться с большим жирным нулем.
Аллегро безучастно наблюдал за тем, как траурная процессия, обогнув лестницу, направилась к черному ходу, где уже поджидал катафалк, присланный из морга. Проводив скорбный кортеж, он направился к кабинету доктора и исчез за тяжелыми дверями.
Ступив в отделанный панелями из вишневого дерева кабинет, он окинул взглядом строгую обстановку: обтянутую темно-зеленой кожей кушетку возле стены и черное кожаное кресло, пару легких кресел возле рабочего стола в дальнем углу. В тот день их первой встречи он сидел как раз в одном из этих кресел, по правую сторону стола. Нервничал. Не мог сосредоточиться. Но, кажется, ничем себя не выдал.
Отмахнувшись от воспоминаний, он повернулся, чтобы закрыть за собой тяжелые створчатые двери, и встретился взглядом с Вашингтон, сидевшей в приемной в дальнем конце коридора. Он натянуто улыбнулся и притворил двери.
Его окружила странная тишина, которую он тотчас объяснил превосходной звукоизоляцией. И все равно не мог избавиться от ощущения, будто находится в мавзолее. Все, что он мог расслышать — это собственное дыхание. Назвать его ровным язык не поворачивался.
Он поежился, втайне мечтая взбодриться.
Так получилось, что он прекратил таскать с собой эту фляжку в тот момент, когда Вагнер бросил курить. И дело не только в том, что Вагнер уже надоел ему своими колкостями по поводу неумеренного потребления алкоголя. Аллегро понимал, что шеф терпит до поры до времени, а потом непременно «предложит» ему обратиться к помощи полицейского психолога. Так что он решил бросить пить на работе. Во всяком случае, попытаться.
После дежурства — это дело другое. Пару кружек пива за ужином, потом, ближе к ночи, в ход шли напитки покрепче. Частенько бывало так, что по утрам он даже не мог вспомнить, как накануне добрался до постели. За последние несколько месяцев он не раз зарекался покончить с алкоголем, но теперь, после столь страшного удара, понимал, что не скоро сможет избавиться от пагубной привычки.
Усилием воли он отогнал прочь мысли о выпивке, взял себя в руки и, не теряя больше времени на осмотр кабинета, устремился к открытой двери, ведущей в рабочий офис доктора.
Это была прямоугольная комната в задней части дома; вероятно, первоначальный проект предусматривал здесь кухню, но теперь это был рабочий уголок доктора. С решительным видом Аллегро прошел прямо к дубовому столу в форме буквы «Г», окруженному стеллажами с профессиональной литературой.
В первую очередь он обратил внимание на настольный календарь и распорядок дня на пятницу. Прием пациентов был расписан с восьми утра до полудня. Перри, действительно, имел назначение на восемь. Время от полудня до двух было незанятым, но уже на два часа была назначена встреча в «Институте». Вероятно, речь шла об Институте психоанализа в Бэй-Эриа, где она проводила консультации.
Прихватив с собой листок календаря, чтобы Майкл мог передать его Деннисону, он покосился на компьютер «Макинтош», стоявший на столе.
«Мы не имеем права лезть в ее картотеку, Майк. Врачебная этика. Нас вздернут как следует за самоуправство, если застукают».
Плотно сжав губы, Аллегро сел за стол и включил компьютер. Сейчас его волновало нечто иное. Экран зажегся, затем высветил сложную схему директорий. Поставив курсор на «Быстрый поиск», он, поколебавшись, напечатал большими буквами: ГРЕЙС АЛЛЕГРО.
Через мгновение на экране высветились записи психиатра.
Пациент: Грейс Аллегро
Адрес: 1232 Буш-стрит, Сан-Франциско
Телефон: 555-7336
Семейное положение: Разведена
Дата рождения: 4/25/53
Диагноз: Сильная депрессия. Периодические вспышки.
Первое посещение: 1/15. Пациентка пришла со своим бывшим мужем, Джоном Аллегро, 44-х лет, следователем по уголовным делам полицейского управления Сан-Франциско.
Пациентка чрезмерно возбуждена. Со слов мужа, имела место попытка самоубийства. Муж, проживающий на Вашингтон-стрит, в пяти минутах ходьбы от дома жены, говорит, что прошлой ночью, в одиннадцать сорок, последовал «истеричный» звонок от Грейс, которая кричала, что вот-вот вскроет себе вены. Через пять минут он прибыл к ней домой и застал ее с перочинным ножом в руке, которым она уже сделала несколько надрезов на запястьях. Она тут же согласилась отдать ему нож и обратиться к специалисту, если муж сходит с ней хотя бы на первичный прием. Ее бывший терапевт, доктор Карл Эберхарт, недавно вышедший на пенсию, порекомендовал ей обратиться ко мне, и я согласилась принять ее…