Ромейская история

Одиннадцатый век. Долгие войны и хрупкие миры, дворцовые перевороты и народные восстания, ратное удальство и жаркий шепоток заговорщиков, пламенные слова любви и чёрный туман злобы – всё это вобрало в себя столетие, когда, как колоссы на глиняных ногах, рушились эфемерные державы раннего Средневековья.

Сотрясали усобицы Германскую империю; полыхали бунты в лесах Мазовии; в Испании шла жестокая многолетняя война христиан с маврами; в степях Причерноморья отчаянно рубились на саблях печенеги и торки. А в это время на Руси князь Ярослав возводил храмы, строил города, приглашал из Византии зодчих, иконописцев, богословов.

Русь и Византия, Ромея, Восточно-Римская империя. Уйма книг написана о взаимоотношениях этих двух держав, десятки разных истолкований тех или иных событий можно встретить в литературе.

Были

миры, были кровопролитные рати, были долгие переговоры; торговые суда обеих стран неустанно бороздили просторы Чёрного моря, пробирались через ревущие стремнины Днепра, бросали якоря в бухте Константинополя и на киевских вымолах [1] у Почайны.

Князю Ярославу, несмотря на свой миролюбивый нрав, время от времени приходилось-таки браться за оружие. Несколько лет кряду воевал он со своим братом Мстиславом, князем тмутараканским, а позднее – черниговским. Наконец, в 1026 году братья заключили между собой союз и с той поры жили друг с другом в добром согласии, поделив Русскую землю по Днепру на две части.

Князь Мстислав не был, вероятно, так прозорлив и дипломатичен, как Ярослав. Удачливый воин, герой песен и сказаний, богатырь, осиливший в поединке касожского силача Редедю, – таким предстаёт перед нами Мстислав на страницах русских летописей. И в то время как брат его устремлял взор на Запад, выдавая дочерей замуж за европейских монархов, владетель Чернигова больше смотрел на юго-восток, туда, где за океаном полынных степей синеют отроги Кавказских гор.

В 30-е годы XI века русские отряды воевали в Ширване [2] и Арране [3] на стороне правителей Дербента и горцев-аланов [4] . Сначала русам сопутствовала удача, но позже из-за предательства сына правителя Аррана Фадлы Мусы они потерпели ряд поражений и ушли в ромейские пределы.

С этого и начнём мы свой рассказ.

Круты и изрезаны скалистые берега омытой жарким солнцем Пропонтиды [5] . Ласково блестит внизу, под каменной грядой, зеленовато-прозрачная водная гладь; солнце разбрызгивает, расплёскивает золотистые копья-лучи; скользят по воде, подёрнутой лёгкой рябью, отражения скал, размываются, теряют свои очертания, исчезают, появляются вновь.

Окоём пестрит крохотными тёмными точками – это разбросаны по морю мелкие островки. Уже и не помнит никто, почему назвали эти острова Принцевыми. Может, потому, что порой томились здесь, на безлюдных скалах, знатные пленники.

Иногда пробежит по морю под косым ромейским парусом торговая кумвария [6] , огласят берег крики капитана и свистки надсмотрщиков, вспенят изумрудную воду вёсла бронзоволицых невольников-гребцов, чайки закружат над водой, взовьются ввысь с криками, а затем снова всё стихнет, погрузится в тишину, лишь с тихим журчанием будут биться волны о прибрежный камень.

На высокой скале малоазийского берега видны опоясанные каменными стенами строения монастыря. В серый гранит одеты круглые башни с зубчатыми коронами, из-за стен выглядывают облитые свинцом купола церквей с золочёными, сверкающими на солнце православными крестами. Самое место здесь для молитв, уединения, размышлений. И не верится, что совсем невдалеке отсюда, всего на расстоянии каких-нибудь 600–700 стадий [7] , – бухта Золотой Рог и кишащий людьми, наполненный суетой и гамом Константинополь – Новый Рим, переменчивый и великий, ужасный и исполненный невиданных чудес и красоты,

огромный, подобный гигантскому муравейнику город.

…Дробный стук копыт нарушил незыблемую, казавшуюся вечной тишину берега. По узкой тропе, торопя резвого гнедого скакуна, проскакал всадник в белом льняном скранике [8] , отделанном по вороту, подолу и рукавам шёлковыми алыми полосами. Под скраником поблескивала чешуйчатая бронь, голову всадника покрывала войлочная, отороченная мехом круглая шапка, на зелёных сафьяновых сапогах сверкали железные бодни [9] .

Конь взмыл на крутую вершину, стрелой пролетел мимо башни монастыря и по извилистой тропе начал спускаться в глубокую лощину, на дне которой струилась серебристая змейка реки.

Резко удержав коня за поводья, верховой беспокойно прислушался, осмотрелся и удовлетворённо усмехнулся.

Острый глаз его заприметил у подножия горы, на речном берегу несколько воинских палаток-вежей. Спешившись, он повёл коня в поводу и стал неторопливо пробираться вниз по каменистому склону.

…Возле вежи пылал разожжённый костёр. В чёрном от копоти котле булькало ароматно пахнущее варево. Рослый светловолосый молодой воин в посконной долгой рубахе деревянной ложкой пробовал его на вкус.

– Вборзе [10] ль готова ушица будет? – нетерпеливо спросил вышедший из вежи кряжистый широкоплечий средних лет человек с тёмной окладистой бородой.

– Вборзе, воевода Иванко, – воин у костра улыбнулся. Из-под короткой верхней губы блеснули крупные белые зубы.

Воевода Иванко молча кивнул, подставив бронзовое от загара, перерезанное несколькими глубокими шрамами лицо с орлиным носом и тонкими губами под широкой щёткой густых усов закатным солнечным лучам.

Запыхавшись от быстрого бега, к нему подлетел высокий тонкостанный юноша в кольчуге, с копьём в деснице.

– Воевода, тамо… Посланник ромейский. Баит, с Царьграда. По-нашему лопочет!

– Наконец-то. Кличь его сюда, Любар, – воевода заметно оживился.

Хмуря чело, он круто повернулся и, тяжело ступая, пошёл обратно в вежу.

…В веже было темно, сыро, неуютно. Иванко присел на кошмы, но тотчас же передумал и, махнув рукой, с усталым раздражением откинул войлочную занавесь.

На пороге остановился уже знакомый нам путник в дорогом скранике. На смуглом лице его играла ласковая улыбка. Приложив руку к сердцу, он сладким, елейным голосом заговорил:

– Светлый друнгарий [11] Иван! Великий город святого Константина, Новый Рим, средоточие мира, готов распахнуть тебе объятия. Будь нашим гостем. Базилевс Михаил наслышан о твоих воинских подвигах, о том, как ты громил нечестивых агарян [12] на полях Аррана и Ширвана, на Гирканском море [13] и в долинах Аракса. Скажу сразу: тебя ждёт приём во дворце. Автократор [14] пожалует тебя беседой. Давно такого славного воина не видела столица империи.