Ромейская история
Шрифт:
На форуме Стратигия торгуют баранами, на форуме Тавра от Пасхи и до Троицы продают молодых ягнят, на крытом навозом Амастрианском форуме – лошадей самых разнообразных пород и мастей. Но не случайно называют Амастрианский форум Долиной Слёз – наряду с конским торжищем размещается здесь самый большой в мире невольничий рынок. На Амастриде всегда можно купить молодого мускулистого раба или красавицу-рабыню.
Правила «Книги эпарха» хорошо знает любой купец, свой или приезжий. За несоблюдение их недолго и лишиться товара, и ещё, чего доброго, оказаться в тюрьме.
– Что, не шибко развернёшься в Царьграде? – вопрошал воевода Иванко собирающихся на торжище
– На хлеб хватит, – сухо отвечали купцы, недоверчиво рассматривая голубую шёлковую рубаху и узкие, заправленные в высокие сапоги тувии [36] воеводы.
Им неизвестно, что Иванко за человек. Может, он подосланный коварными ромеями соглядатай. Вот так влезет в душу, вызнает, выспросит обо всём, а потом донесёт эпарху-градоначальнику – такой-де Братило или Ждан поносит ромейские порядки, говорит: мал прибыток у него, ругает законы империи, о самом базилевсе отзывается недостаточно почтительно – тогда успевай только уносить ноги из города.
36
Тувии – узкие штаны.
В предместье многие сторонились Иванки и его людей, непонятно было, откуда вдруг взялись эти бронзоволицые воины в покорёженных кольчугах и шеломах, измотанные долгими путями и походами. Зато затаив дыхание слушали в портовой таверне питухи рассказы улыбчивого Любара о Хвалисском море, о долинах Аракса, об осаде Байлакана и предательстве сына правителя Аррана коварного Фадлы Мусы.
Иванко строго предупредил Любара – слишком уж он болтлив, не Русь тут, надо б попридержать язык за зубами.
При мысли о Любаре воевода улыбнулся. Словно сын ему этот отчаянно храбрый юноша. Когда-то, по молодости, и сам Иванко был таким же: не ведая страха, врывался он во вражий стан, взбирался на заборолы крепостных стен, насмерть рубился на саблях с косматыми печенегами и кровожадными хазарами.
Одно огорчало воеводу – холоден был Любар к женской красе, даже податливыми красавицами-полонянками пренебрегал. Но, даст Бог, сыщет ещё себе ладу – дело молодое!
Иванке и его воинам отвели в предместье двухъярусный каменный дом, украшенный меандром [37] , с высоким мраморным портиком в виде открытой галереи с колоннами. Что ни день, являлся к нему Кевкамен Катаклон. Ласковая добрая улыбка неизменно играла на устах сладкоречивого молодого чиновника, подобно мёду лились его слова в уши русов, но не очень-то доверял Иванко этому хитрецу. Чувствовал он: не зря отирается в предместье Святого Маммы пронырливый спафарокандидат, всё обо всём и обо всех знающий.
37
Меандр – сложный узор в виде ломаной линии, применялся для украшения зданий.
Вот и сегодня: едва воротился хмурый воевода с пристани, как Катаклон заглянул к нему в покои. Широкие рукава его хламиды перехватывали поручи, на поясе сияла золотистая бляшка, ногти на руках были со тщанием накрашены. От ромея исходил терпкий аромат аравитских благовоний.
«Стойно баба!» – со скрытым отвращением подумал воевода.
А Кевкамен говорил, как обычно, вкрадчиво, елейным голосом:
– Спешу сообщить тебе радостное известие, доблестный друнгарий. Ровно через неделю, в восьмой день септемврия, сам базилевс во дворце Магнавры удостоит тебя беседой. Это великая честь, дарованная немногим избранным.
Иванко грустно усмехнулся.
– Да уж, воистину, честь великая, – с издёвкой в голосе пробормотал он.
– Не кощунствуй, друнгарий. Многие люди целую жизнь ждут и молят о такой милости.
– Как у вас, ромеев, всё сложно! Церемонии, строгие законы, порядки. Вы не верите клятвам, измышляете лукавства, опасаетесь, тайком ненавидите друг дружку! Вы не верите в дружбу, вы завистливы, вам не хватает света, теплоты! Ваши души темны. Кевкамен, разумеешь, о чём толкую?
Лицо молодого чиновника внезапно посуровело, слащавая улыбка покинула его уста, он задумчиво нахмурил высокий лоб. Глубокая печаль скользила в чёрных, подёрнувшихся туманом глазах.
– Да, ты во многом прав, друнгарий Иван, – тихо ответил Кевкамен, чуть заметно кивнув. – Но не будем о несовершенствах нашей жизни. Имею новости из Русской земли. Пока ты воевал в Арране, в Чернигове умер архонт Мстислав.
Потрясённый воевода вскочил с обитого синим бархатом широкого конника [38] .
– Что молвишь?! Как?! Князь Мстислав?! – У него перехватило дыхание.
Катаклон с удивлением заметил на глазах воеводы слёзы.
– О Господи! – Иванко с горестным стоном тяжело рухнул обратно на скамью и в отчаянии закрыл ладонью лицо. – Эх, княже, княже! Экие замыслы у тя были! Что ж ты, княже! Не сдюжил, не возмог!
38
Конник – здесь: лавка.
– Судьба, воевода. А может, Господь покарал архонта Мстислава за его гордыню. Сидел в Таматархе, захотел большего, силой отобрал у брата половину его земель.
– Замолчи, Катаклон! – вскричал воевода. – Не до твово высокоумья! Князь Мстислав мне яко отец, яко брат старшой был! Кабы не он, сгинул бы я у печенегов в полоне, невольником жалким! Христом Богом молю: уйди покуда. После свидимся.
Катаклон с беспокойством взглянул на полное скорби суровое лицо Иванки и, вздохнув, неслышно выскользнул из покоя. А воевода, оставшись один, бессильно уронил голову на руки и расплакался, как ребёнок.
Вспомнились ему юные годы, проведённые в солнечной Тмутаракани. Отец Иванки, Творимир, был знатным купцом, имел лавки в Киеве и в Переяславле. Путь отца оборвала на Дону, возле Саркела, печенежья калёная стрела. Тогда и его, Иванку, уклюнула в грудь лихая пришелица, угодил он, тяжко израненный, в полон и там бы, наверное, и закончил свои дни. Спасли Иванку ворвавшиеся во вражий стан молодые воины в сияющих остроконечных шеломах. Степные разбойники были иссечены мечами, их кибитки и обозы захвачены, а юного паробка взял к себе в дружину князь Мстислав – удалой лихой рубака.
Сколько лет прошли они, князь и будущий воевода, плечом к плечу?! И на хазар ходили, и на касогов, и на тех же печенегов. Не раз Иванко прикрывал раненого князя от вражьих копий, порой в свою очередь и Мстислав спасал своего верного дружинника от кривых сабель, с хищным проблеском готовых опуститься на его голову.
И вот теперь князя Мстислава – друга и ратного товарища – нет в живых! Это казалось Иванке немыслимым, непостижимым, он тряс седеющей головой и не мог поверить!
В дверь покоя протиснулся Любар. При виде опечаленного воеводы мгновенно исчезла с его лица весёлая добродушная улыбка.