Ромейский Квест
Шрифт:
– Ты влюбился в персиянку только потому, что она у нас единственная женщина в отряде?
– С сомнением глянул на него Окассий.
– А ты уверен, что это настоящая любовь, а не результат долгого воздержания?
– Да нет конечно!
– Что, - нет? Не настоящая?
– Нет! Не, - потому что единственная! То есть она единственная, на всем свете...
– Федор подозрительно покосился на монаха.
– Да ты смеешься надо мной!!!
– Ни в одном глазу. Что-ты. Что-ты.
– Раскинул руки Окассий, с самым невинным выражением лица, хотя в его глазах-щелочках скакали лукавые чертенята.
– Ты не можешь быть влюблен в Дарью, - заявил Федор.
– Чего это?!
–
– Ты же монах!
– Подумаешь, какие мелочи...
– Да ведь у тебя уже есть любовь. Твоя это, как её, Розамунда...
– О, Розамунда, - Закатил глаза монах.
– Так далека, что уже почти нереальна. Существовала ли она? Была ли? Наверняка, она уж и забыла меня. Я благородно прощаю ей все, отпускаю её, желаю счастья... А сам иду по миру, ища тепла и ласки.
– Ты! Блудливый кобелище!
– Возмутился Федор.
– Как и все мужчины, Божьим промыслом, - Елейно сложил руки на груди монах.
– Да у тебя и не любовь никакая вовсе! Срам один!
– Эх, молодость...
– снисходительно усмехнулся монах.
– Да чего ты разоряешься? Ты саму-то Дарью спросил, нужно ей, чтобы ты так за неё кипятился?
Федор смешался.
– Девка конечно добрая, - продолжил Окассий.
– Но может ей не ты совсем нравишься.
– А кто?
– Выдохнул Федор.
– Ну откуда я знаю - кто? Может наш Фабиан.
– Так он это... болен.
– Ну и чего? Любовь слепа к таким вещам. А может вообще, у девицы жених есть. Ты про это узнавал?
– Нет.
– Ну так хоть узнай, а то роет тут землю рогами... И вообще. Не в обиду тебе, куманек... Девица она высокородная, а ты простолюдин. Поэтому, вот тебе мой совет.
– Какой?
– Парень ты ничего так. И стать у тебя есть, и физиономия не совсем страшная. Поэтому, если у девицы на это предрассудков нет, и какой темной ночкой, меж вами искра проскочит, - так ты не теряйся. Но... помни. Всегда наступает утро. И когда наступит утро, ты останешься простолюдином, а она - принцессой. Прими это сразу, и не будешь разочарован. А второй - и главный - мой совет тебе, куманёк, такой: - Монах внезапно посерьезнел - мы здесь на особом поручении, если ты не забыл. О великих делах речь идет, о больших опасностях, поэтому - отложил бы ты свои влюбленности. От любви мужчина глупеет. От страсти становится бесноватым. А ты в этом деле наш глава. Не заведи нас в беду, мечтая к девке под юбку залезть.
– Ну!
– Возмутился Федор.
– Я ж не совсем дурила какой!
– На то и полагаюсь, - похлопал его по плечу монах.
– А на мой счет не беспокойся, я тебе в этом деле не конкурент. Принцессы уж больно хлопотные. А девиц на свете много, и все у них примерно одинаково устроено; чтоб поперек было, я еще не видел... Ну а теперь пошли схарчим чего-нибудь. Любовью-то - особливо чужой - сыт не будешь. Уж живот крутит.
– Токо ты это, - Федор изобразил сложное движение бровями, - Про меня не сказывай никому.
– Я - могила!
– Уверил Окассий.
– Добро.
– Правда и на могилах эпитафии бывают...
– А ну тебя!..
С тем оба компаньона и вошли в харчевню.
***
Харчевня внутри оказалась так же выполнена многочисленными сводами, которые разделяли пространство и образовывали небольшие помещения, этакие альковы, где гости могли сидеть, не видя других. Световые колодцы наверху, и окна, освещали
– Отрок говорит, что сейчас караванов немного, и у них найдутся пустые комнаты, за умеренную плату - объяснил Парфений.
– Прошу, прошу, почтеннейшие, - зачастил и сам трактирный служка, по обращению Парфения признав в Федоре главного. Давайте я покажу комнаты, оставите там вещи и оружие, и прошу к столу.
– Раз караванов мало, - комнаты из-под носа не уведут, - Решил Федор, чей живот бурчал разные рулады.
– Можем сперва перекусить, а потом встать на постой.
– Прошу, почтенные, прошу.
– Сориентировался служка.
– Вот тут, под этим сводом, вам никто не помешает отобедать.
– Присядем, - скомандовал Федор.
Компаньоны, прошли через арку в сводчатую комнату, и расселись вокруг стола, разложив у стен щиты и дорожные сумы. Стол был широкий, но по восточному обычаю, совсем низкий, будто кто-то отпилил ему ножки вполовину, а то и более. Скамьи же вокруг стола были ему вровень, но компенсировали низость шириной и пологими спинками, на которых можно было откинуться и полулежать. Федор помыкался кое как уселся на непривычном сиденье, и передвинул меч на поясе ближе к животу. Сидеть было непривычно, но не так уж неудобно; еще бы подушку под задницу...
– Что уважаемый гости будут есть?
– Осведомился смуглый отрок?
– А что можете предложить?
– Тут же заинтересовался Окассий.
– Довольно Кахтан, - оборвал отрока, раньше, чем он смог ответить, низкий чарующий женский голос.
– У этих благородных гостей я приму заказ сама.
С этими словами из-зала под арку шагнула женщина. Стройная, грациозная, гибкая, длиннополый простой хитон, доходящий до конца ног, скрывал шаги, и казалось, что женщина не шла, а перетекала. И несмотря на длину хитона, - может быть виной была его легкая зауженность, - он не скрывал, а скорее подчеркивал её фигуру. Высокая грудь, крутые бедра. Голова гордой посадки с волосами, убранными в простую черную косу. Кожа её была смугла, черты лица отдавали какой-то цыганщиной. Черные глаза, длинный нос с поднятыми ноздрями, все это складывалось в дикую опасную красоту. Даже Федор, имевший, как и все влюбленные, некоторую защиту от чар прочих красавиц, на какой-то момент потерял мысли и пялился на нежданно явившееся чудо. Мужское естество в душе его заволновалось, и лишь несколько позже ревнивая мысль влюбленного мелькнула, - мол, Дарья-о все равно красивее, а у этой, вона, усы растут над верхней губой. Сейчас едва заметные, но с возрастом, - знаем мы этих восточных... Прочие же мужчины, души которых не были облачены броней любви, отвесили челюсти. Особливо заволновался прижатый к дальней стене Окассий.
– Если благородные господа, и их спутница, не имеют ничего против, чтобы их обслужила женщина, разумеется, - с легким горделивым поклоном испросила красавица.
– Эхм... Что вы, что, мы не против, - горячо заверил Окассий.
– Как тебя зовут, дивный мираж пустыни?
– Меня зовут Шинбана, - сверкнула белыми зубами в неширокой улыбке женщина.
– Я жена хозяина этого постоялого двора. Муж в отлучке по делам. Но я и мои слуги позаботимся о вас наилучшим образом.